Туман практически не касается моей кожи, он, скорее, проходит сквозь кожу. На какое-то мгновение я сам становлюсь туманом, наши молекулы смешиваются. Я слышу у себя в голове странные звуки, напоминающие радиопомехи. Температура падает градусов на десять. Я ожидал приступа дурноты, такого как после перехода границы с Миром Духов, но ничего подобного не происходит. Вместо этого я чувствую острое, всеобъемлющее одиночество. Глубокое понимание, что, сколькими бы людьми я ни окружил себя, я одинок во Вселенной.
И вот я прошел, за мной последовал Рауль.
Кажется, мы очень долго стоим на другой стороне, не разнимая рук, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь мглу. Мне кажется, что надо заново учиться дышать, но, по крайней мере, это ужасное чувство одиночества отступило. Воздух какой-то затхлый, как в подвале. Ощущение сырости.
— Да, как-то не хочется проделывать такое часто, — говорит Боджо.
Его голос словно отменяет какое-то заклинание, сцепившее наши руки. Мы отпускаем друг друга и осматриваемся.
Освещение слабое, но, когда глаза приспосабливаются, оказывается, что вокруг вовсе не так темно, как показалось вначале.
— Вы знаете, где мы находимся? — спрашивает Рауль у Боджо.
— Где-то под землей, — качает головой жестянщик.
Как только он говорит это, я начинаю внимательно рассматривать то, что нас окружает. Оказывается, мы в широком коридоре или туннеле. Стены из кирпича, надежно склеенного цементом. Под ногами — мусор: камни, осколки битого кирпича, обрывки газет — в общем, всякий сор. Я поднимаю ближайшую ко мне газету и пробегаю глазами строчки. Либо освещение хуже, чем я предполагал, либо это написано на неизвестном мне языке.
Я поднимаю голову, пытаясь сообразить, откуда идет свет. Высоко на стенах я замечаю фосфорное свечение. Потолка не вижу. Если бы не застоявшийся, неподвижный воздух, я бы решил, что его и нет.
— Посмотрите, — говорит Сюзи.
Она прошла немного вперед и указывает на грубую постройку на опорах из необтесанных бревен, крытую толем.
За ней — целая деревня таких же строений, тянущихся вдоль стены, насколько мы можем видеть.
— Здесь люди живут? — спрашивает Рауль.
— Скорее, жили, — отвечает Боджо. — Похоже, что здесь давно никто не был.
— Напоминает канализацию.
— Скорее, заброшенную линию метро, — говорю я, ковыряя носком ботинка в мусоре под ногами. — Мне кажется, если бы мы разгребли этот мусор, то докопались бы до рельсов. А может, это что-то вроде Старого города в Ньюфорде.
— Только в Старом городе никто не живет, — уточняет Аарон, — с тех пор как землетрясение загнало все постройки под землю.
— Ты в этом уверен? — спрашиваю я.
Аарон устало и раздраженно смотрит на меня:
— Да ладно! Ты, конечно, будешь рассказывать про всяких там гоблинов — как бишь ты их окрестил?
— Скукинсы.
— Точно. Ты и правда считаешь, что они живут в Старом городе?
— Так мне говорили.
— А ты их видел?
— Нет, — отвечаю я, — но я видел бездомных людей. Там безопаснее, чем в Катакомбах, потому что меньше преступных элементов — всяких сумасшедших и байкеров.
— А ты-то что там делал?
Я улыбаюсь ему в ответ:
— Искал гоблинов.
Аарон качает головой.
— Итак, что дальше? — спрашивает Рауль. — Идти по туннелю?
Боджо кивает:
— Тропа все еще продолжается. Ее не видно, но я чувствую, что она есть под всем этим мусором.
Я знаю, что у всех нас есть вопросы, начиная с того, как этот туннель вообще мог оказаться здесь, если все, что мы видели сквозь туман, было старым дремучим лесом, но Боджо отправляется, мы следуем за ним, как тогда, когда в первый раз перешли границу Другого Мира. На этот раз Сюзи и Аарон идут за жестянщиком, а мы с Раулем замыкаем шествие.
— Думаете, мы и правда найдем их, — спрашивает Рауль через некоторое время, — всех этих людей, которые пропали?
Разумеется, он хочет спросить, найдем ли мы его Бенни.
Я бросаю на него быстрый взгляд.
— Мы должны их найти, — отвечаю я. — Иначе я сойду с ума.
— Мне кажется, я уже сошел, — говорит он, обведя рукой все, что вокруг. — Все это… все эти миры…
— Да, это выглядит несколько иначе, чем я ожидал.
— Вам страшно?
Я киваю:
— Но не столько за себя, сколько за Саскию. Что мы ее не найдем. Или найдем, но…
Я не в силах закончить фразу.
— Я всю жизнь боялся, — говорит Рауль. — Боялся почти всего. Мира вообще, мальчишек, которые стали бить меня, когда я подрос. Я был тощим заморышем, меня всегда больше интересовало рисование, чем спорт, девочки и тусовки. — Он невесело улыбается. — Меня называли слабаком и пидором задолго до того, как я осознал свою сексуальную ориентацию.
Я вспоминаю Джимми Брауна, мальчика в начальной школе, про которого пели дразнилку «Голубой, голубой, не хотим играть с тобой», и она преследовала его все школьные годы. Я его не дразнил, но и не сделал ничего, чтобы это прекратить. И никто не сделал. Разумеется, у меня в те годы своих проблем хватало, взять хотя бы отношения с родителями. Они обращались со мной и Джорди немногим лучше, чем дети в школе.
— Я понимаю, о чем вы, — отвечаю я. — Я и сам вовсе не считаю детство золотым временем, кроме разве что тех моментов, когда был предоставлен сам себе.
— Да, так спокойнее — быть самому по себе, — соглашается Рауль. — Но ты так одинок, когда растешь без друзей, когда ты выброшен из мира. Я тогда, кажется, все отдал бы за то, чтобы испытать эрекцию, глядя на девушку.
Я не могу удержаться от улыбки:
— У меня с этим проблем не было. А вот насчет заговорить с ней…
— Ах вот что вам нужно было? — улыбнулся Рауль в ответ. — А как насчет необходимости бредить футболом?
Рассуждать о любви? Одно неверное слово или взгляд — и они думают, что ты за ними ухаживаешь.
— Однажды меня побил футболист-полузащитник, — сказал я, — но только за то, что я пытался подцепить его девушку, которая пользовалась успехом.
— Это нормально. То есть вы, конечно, нарушили правила, но вы молодец — и почему бы вам было не отомстить ему, отбив его девушку?
— Эти ребята влюблялись только в тех девушек, которых хотели все.
Рауль кивнул:
— А теперь представьте себе, что сделал бы с вами полузащитник, если бы вы попытались поухаживать за ним, а не за его девушкой.
— То, что вы этого не пытались делать, не было страхом. Это просто здравый смысл. В те времена…
— Не думаю, что сейчас что-то сильно изменилось.
— Может, и нет, к большому сожалению.
Рауль пожимает плечами:
— Но самое странное — сейчас-то я не боюсь. Наверное, это потому, что впервые я чувствую, что нужен. Нужен Бенни. Впервые мы поменялись ролями, и теперь он рассчитывает и надеется на меня. Надеюсь не подвести его.
