Эта небольшая сценка очень явно показала, насколько по-разному французы и американцы относятся к воспитанию детей. Я много раз спрашивала, но так и не нашла французского аналога английскому слову «воспитание». Во французском языке просто нет слова такой же силы и напряженности.
Заходя в магазины Fnac (сетевые магазины электроники и развлечений, где всегда есть большой книжный отдел), я твердо уверена, что раздел с философскими книжками для детей будет гораздо больше, чем раздел с книгами по воспитанию. Чаще всего книгам по воспитанию отводится даже не полка, а небольшой столик. Французы предпочитают говорить не о воспитании, а об образовании и обучении. Французы обучают своих детей жизни во взрослом мире, а американские родители всегда ищут способы выжить в мире детей.
Лично мне жизнь во «взрослом мире» после рождения детей стала казаться чем-то сказочным и недостижимым. Как только я стала матерью, эта жизнь превратилась в волшебный Элизиум: я его видела, но попасть туда не могла. (И не попала бы, если бы не французские методы воспитания!)
Я постоянно испытывала некое чувство, которое впервые посетило меня в ту пятницу, когда я вышла на работу после рождения Уны. Я неслась домой к моей крошке. В руках у меня был большой кейс с молокоотсосом. На оживленном перекрестке я остановилась на светофоре. Я ждала, когда загорится зеленый свет, и вдруг меня поразила мысль: никогда больше я не буду встречаться с друзьями по пятницам, чтобы немного выпить и расслабиться после работы.
Французы обучают своих детей жизни во взрослом мире, а американские родители всегда ищут способы выжить в мире детей.
Мысль была настолько мрачной и пугающей, что я замерла на месте, как столб, а меня обтекала толпа спешащих по своим делам ньюйоркцев. Я печально прощалась с самой собой, какой была совсем недавно. И образ бокала с «Маргаритой» медленно мерк в моем воображении.
Впрочем, моя тоска очень быстро сменилась чувством вины (регулярное состояние!), стоило лишь мне подумать о том, что дома меня ожидает беспомощная малышка. Как я могу думать о чем-то другом! Я стою и трачу драгоценное время на мысли о себе, хотя могла бы уже бежать домой к дочери! Чувство вины оказалось таким сильным, что оставшиеся два квартала до станции метро я пробежала почти бегом (насколько это было в моих силах).
Это воспоминание знаменует собой начало некоего химического сдвига в моем мозгу. В тот момент я осознала, что обязана проводить с собственными детьми как можно больше времени. Я так и поступила. И никому этого не советую!
Во Франции я ходила на танцы с моей подругой Сильви. Тот факт, что Сильви, мать десятимесячного ребенка, может по выходным ходить на дискотеку, произвел на меня глубочайшее впечатление. Еще больше поразило меня то, что ее муж, Карим, забрал ребенка с собой на родину, в Марокко, на целых две недели. Две недели! Я спрашивала Сильви, боится ли она, переживает ли за ребенка. «Да нет, не очень, – ответила она. – А ты думаешь, я должна?»
Наверное, нет. Но моя американская душа по-другому просто не умеет.
Я провела слишком много времени рядом с дочерями и потратила на них слишком много душевных сил. Уверена, что я – не единственная американская мать, постоянно терзающаяся чувством вины. Журналистка Джудит Уорнер написала превосходную книгу «Идеальное безумие», в которой проанализировала корни этой проблемы. Она назвала ее «материнской мистикой». В сравнении со своими американскими сверстниками мои дочери – еще не худший вариант. Но в сравнении с детьми французскими они напоминают Гленн Клоуз в фильме «Роковое влечение» – разве что без мясницкого ножа.
Хотя мне часто приходилось проводить время вдали от Уны и Дафны, я каждый раз терзалась чувством вины. И это чувство влияло не только на мою психику, но еще и на карьеру, социальную жизнь и даже на мой брак. Впервые мы с мужем решились оставить детей больше чем на пару часов в десятую годовщину нашей свадьбы. Довольно печально, если учесть, что дети у нас появились через пять лет после знакомства.
Мы всегда мечтали провести неделю в Париже (моя «франкофилия» дала плоды), но, когда приближалась очередная годовщина, все заканчивалось поездкой разве что в Новый Орлеан – около тридцати восьми часов, включая перелет. И все же я терзалась колоссальным чувством вины, перечитывая электронное письмо, написанное брату Бену и его жене Пенни, с просьбой побыть с девочками, пока мы будем в отъезде. Я хотела привести здесь это письмо, но поняла, что оно увеличит объем книги примерно вдвое. Ну хорошо, не вдвое, но оно было очень, очень длинным.
Моим девочкам было четыре года и шесть лет. Они умели говорить и всегда могли сказать тем, кто за ними присматривал, где лежат запасные трусики. Полагаю, Бену и Пенни не нужно было знать, что воспитательница из детского сада отбирает у детей наклейки. Я составила для них целый роман, посвященный уходу за детьми, стараясь предусмотреть абсолютно все. Может быть, это мне и удалось, но собственные туалетные принадлежности и косметику взять с собой я забыла. А самое ужасное заключалось в том, что Бен и Пенни частенько жили у нас и все прекрасно знали и без моих напоминаний.
Причиной моего маниакального поведение было ужасное чувство вины за то, что я оставляю моих милых крошек (которые, кстати, к тому времени были уже совсем не крошками).
Все-таки приведу небольшой фрагмент того письма, чтобы показать, как тяжело было уложить Дафну спать:
2) Сон. Поскольку Дафна не спит днем в школе, она должна ложиться в 7.30 (или раньше). Обычно она спит до 7.15. Если все так и получается, с ней все в порядке. Если она ложится слишком поздно или встает слишком рано, то, боюсь, у вас будут проблемы. На следующий день она превратится в настоящего маньяка-убийцу. Мы начинаем укладываться с семи вечера, чтобы к половине восьмого она угомонилась. Уна захочет, чтобы вы почитали ей «Рамону», а Дафна наверняка выберет что-нибудь другое. Ну да, я уже говорила, что Даф – это нечто невыносимое! Сон – это главная проблема. Я пытаюсь приучить их к тому, что ухожу, когда они еще не спят. Обычно мы читаем, ложимся в постель и включаем свет (и включаем ночник в форме цветка, который стоит на книжной полке). Я ложусь на пол (у меня есть большая подушка и еще одна, розовенькая), пою им песенку или две и остаюсь с ними еще три минуты (которые всегда выливаются в десять и больше, потому что мне удобно и подниматься совсем не хочется). Потом я поднимаюсь, целую и обнимаю каждую по три раза. Уходя, я оставляю дверь открытой. Дафна часто выходит. Если днем она не спала, то может заснуть немедленно. В любом случае, с ней вам придется нелегко. Если она выйдет из комнаты, делайте все, что захотите. Я обычно строго говорю, что она должна вернуться в постель. Но если вы прикрикнете на нее, она может испугаться, поэтому я просто полагаюсь на ваш здравый смысл.
И еще одно – КАЖДУЮ НОЧЬ (обычно между часом и тремя) Дафна перебирается в нашу постель. Мне приходится уходить на ее постель, и Дафна спит остаток ночи в нашей с Маком комнате. Не осуждайте нас – мы так устаем, а Дафна так НЕВЫНОСИМА (см. выше). Так что учитывайте это. Хочу утешить – кровать Дафны очень удобная.
Ох уж это чувство вины! Это настоящее проклятие родителей (особенно матерей!) моего поколения. Как многие мои подруги, я бросила работу, когда моей первой дочери было полгода. Четыре месяца я пыталась работать, но меня терзало невыносимое чувство вины за то, что я оставляю ребенка с няней – в моем случае «няней» были Бен и Пенни. В моих ушах постоянно звучали слова: «Зачем заводить ребенка, если собираешься платить чужим людям за его воспитание?»
Отправляясь на работу, я чувствовала себя ужасной матерью. Поскольку в то время я зарабатывала намного меньше мужа, то в финансовом отношении мое решение остаться дома, а не платить няне было более чем разумным. Но у многих американских женщин ситуация иная – и они все равно терзаются ужасным чувством вины. Вместе с работой я бросила занятия в спортивном зале и походы в химчистку. На мысли о книгах и искусстве в моем мозгу просто не осталось места. Да там вообще ни на что не было места, кроме паники по поводу того, все ли я сделала вовремя и правильно ли обработала кожу Уны перед пеленанием.
Сама не понимаю, почему я стремилась проводить с детьми абсолютно все свое время. Не думаю, что это было очень полезно, и я не хочу, чтобы мои девочки, став матерями, вели себя подобным образом. Но куда бы я ни заглянула – от женских журналов до мамочкиных блогов, – все нагружало меня невыносимым чувством вины, от которого невозможно было избавиться. Какой радостью для меня стало освобождение от этого давления! Теперь у меня появился новый лозунг, который я несла миру: «Почему родители должны полностью отказываться от собственных интересов только потому, что решили иметь детей?»
