П. А. Румянцев, дезориентируя неприятеля, предписывал ордером О. А. Вейсману совершить новый боевой рейд на турецкий берег, имитируя наступление в низовьях Дуная и тем самым отвлекая турок от правого фланга корпуса Эссена, который в это время заменил Н. В. Репнина.
Выполняя предписание, Вейсман в ночь с 19 на 20 октября с отрядом, состоящим из «…семи батальонов мушкетёр и одного батальона егерей, пяти эскадронов гусар и трёх сот казаков»,[257] переправился на турецкий берег, «…рассыпал неприятельский корпус при Тульче, овладел сим городом и замком, так же как и турецким лагерем со всею артиллерию».[258] Преследуя бежавшие в сторону Бабадага турецкие войска, корпус Вейсмана неожиданно по пути, в четырёх верстах от города, обнаружил «…обширный лагерь самого великого визиря».[259] С помощью удачных действий артиллерии он привёл в панику 25-тысячное турецкое войско. На другой день «…21-го сего месяца дошедши со своим корпусом к городу Бабадам, — писал в донесении Румянцев, — …и одолевая по дороге сопротивление визирских войск, огнём брани разбил в тот же день и самого визиря в его величайшем лагере, который со всею артиллерию взят, так как и город Бабады со своим замком. Визирь Селиктар Магмет паша, по рассыпании разбитых его войск, побежал оттуда дорогою к городу Базарчик, а Вейсман, пользуясь ужасом, нанесённым неприятелю и по отправлению пленной артиллерии, коей больше 50 орудиев, на свой берег, 23 числа пошёл ещё атаковать неприятеля, держащегося при Исакче…»[260] и «поразил там 24-го октября хотевшего упорно защищаться неприятеля и овладел сим городом и весьма укреплённым замком со множеством артиллерии и разных воинских запасов».[261]
Разрушив крепость и уничтожив всё возможное, Вейсман возвратился на свой берег, захватив за пятидневную экспедицию у турок 179 орудий.[262]
Параллельно с действиями Веисмана были взяты крепости Мачин (Милорадовичем) и Гирсово (Якубовичем).
Таким образом, успешные операции Вейсмана на левом фланге армии (в низовьях Дуная) дали возможность развернуть успешные наступательные действия на правом фланге. Корпус Эссена разгромил на своём участке крупную группировку противника под Бухарестом и 4 ноября штурмом вернул крепость Журжу.
Армия Румянцева выполнила свою задачу «…разумия тем одержанною Вейсманом при Тульче, а Эссеном при Букарештах (Бухаресте), — писал в донесении Румянцев, — …и окончить так же единовременно оные в 24-й день того же месяца завладением крепостьми в одной стороне Исакченскою, в другой Журжевскою; и в сии дни творимой брани при разделении одной части от другой великою рекою, побивая неприятеля, взят в добыч его все лагери со всем найденным в них богатством, всю артиллерию, в которой кроме истреблённой и в Дунае затопленной, с поля и с крепостей на наш берег получили орудиев 263… Словом (сумели) очистить… берег дунайский, что на оном нигде уже не может неприятель поставить твёрдой своей ноги».[263]
Позже, склоняя императрицу к достойному награждению участников рейда, Румянцев просил её: «…Не имею я и смелости приложить тут своей хвалы виновникам толиких знаменитых побед. Семи… возря вместе с сим на повергаемые к освященным стопам вашим и дела и приобретения, определите высочайшею и толь свойственною Вам к воинству своему милостию оным цену, за долг только почитаю не умолчать той справедливости, что генерал-майор фон Вейсман в сем случае распространил полезные службе… действия предприимчивостью собственного своего мужественного духа далее, нежели я и мог предполагать…»[264]
Отличившиеся в рейдовых операциях офицеры были награждены орденами. Сам Вейсман получил орден св. Георгия 2-й степени и право на командование дивизией.[265] Но для рядовых участников рейда наград, как таковых, не последовало, лишь «…на всякого унтер-офицера и рядового в корпус генерал-майора фон Вейсмана, — писал Екатерине Румянцев, — …дал я по рублю из экстраординарной суммы…»[266] Вейсман обращался с просьбой о награждении нижних чинов, но безрезультатно. И только после гибели его в сражении при Кючук-Кайнарджи 22 июня 1773 года от турецкой пули, «…когда в кармане мундира нашли список отличившихся в прежних сражениях»,[267] при содействии самого генерал-фельдмаршала была учреждена медаль. В письме Екатерине II 8 августа 1773 года, оправдывая отступление с турецкого берега, он напомнил ей о великом значении победы Вейсмана в октябрьском рейде 1771 года, превознося её выше своей Кагульской 1770 года: «…Кагульская победа одержана подлинно с малым числом людей над превосходным противником; но не сей один пример, всемилостливейшая государыня… в 1771 году в октябре месяце, разбит он был весьма знаменитее. Сияние и действия сего всячески затемнено, последствием оного вдруг увидели предположения мирные в прекращении дальнейших действий».[268]
Видимо, после представления списка, найденного в кармане у Вейсмана, и последнего письма Румянцева последовало распоряжение Екатерины II об учреждении специальной медали для награждения нижних чинов, участвовавших в рейде с 20 по 24 октября 1771 года. Для её изготовления была взята лицевая сторона штемпеля Кагульской медали — с необычным портретом Екатерины II, а оборотную сторону с четырёхстрочной надписью: «ЗА ОКАЗАН — НЫЕ ВЪ ВОЙСКЕ — ЗАСЛУГИ — 1771 ГОДА» заново выполнил Самойла Юдин.
За истекшие до награждения два года часть солдат действовавшего отряда погибла, другие по различным причинам выбыли из корпуса, и вполне естественно, что эта медаль является крайне редкой исторической реликвией. Она предназначалась для ношения на груди на Андреевской ленте.
В связи с этими событиями на временном монетном дворе барона Гиттенберга в Яссах была отчеканена памятная мемориальная медаль с латинской надписью, текст которой в переводе звучит так: «Позднейшие века известят о победах русских на берегах Дуная 20–24 октября 1771 г.».[269]
Казачьи медали. 1768–1775 гг.
В период турецких войн при Екатерине II существовала особая группа медалей, не входящих в списки государственных наград. Они предназначались для поощрения высоких, особо отличившихся чинов казачества, командовавших во время сражений подразделениями, причисленными к армии П. А. Румянцева. Эти медали с надписями «За службу и храбрость» и «За усердие к службе» заметно отличаются от тех, которыми награждались рядовые казаки наравне с солдатами регулярной армии. Чеканились они преимущественно из золота, больших диаметров — 55–65 мм и предназначались для ношения на шее на орденской ленте.[270] Поскольку к этому периоду существовало лишь два вида лент — Андреевская (голубая) и Георгиевская (оранжевая с тремя чёрными полосами), то в зависимости от заслуг медали выдавались с той или иной лентой.
Выполнялись эти награды в отличие от обычных медалей гораздо изящнее, роскошнее, надпись на их реверсе окружал богатый орнамент из различных вензелей, знамён, копий; а в самом верху, над лавровым растянутым венком, изображена голова Марса — бога войны.
Награждение такими медалями велось до 1788 года, о чём свидетельствует письмо Г. А. Потёмкина к А. В. Суворову, где говорилось, что за Кинбурнскую победу «…полковникам двум Донским пришлются золотые медали».[271] Эти медали могли быть и персональными. Установить это теперь невозможно. Штемпели их не сохранились.[272]
Много золотых персональных медалей было выдано запорожскому казачеству во время первой турецкой войны в 1768–1774 годы,[273] но из них в известной нам литературе упоминается только две — это «Войска Запорожскаго полковнику Мандру»[274] и «Войска Запорожскаго кошевому Кальнишевскому за отлично храбрыя противу неприятеля поступки и особливое къ службе усердие». Последняя была не только золотой, но и «осыпанной бриллиантами».[275]
По старой казачьей традиции награждённые чины завещали свои медали церкви.
С изменением границ России после первой турецкой войны Запорожская Сечь потеряла своё значение южного форпоста и была 4 июня 1775 года ликвидирована. Сам Пётр Кальнишевский, последний кошевой атаман, за намерение перейти к туркам был схвачен и сослан на Соловки, где и умер в возрасте 112 лет.[276] Всё имущество церкви Запорожской Сечи было передано в Никопольскую Петровскую церковь, которая в 1789 году была разграблена. «Среди похищенного было большое число золотых медалей запорожских старшин и награждённых „За прусскую войну“, „За турецкую войну“…»[277]
