Два раза уже русская армия пыталась овладеть этой крепостью, но неприступность её была очевидна. Изучив подступы к ней и её укрепления, Суворов доносил Потёмкину: «Крепость без слабых мест».[381] Действительно, окружённая земляным валом высотой восемь метров, заполненным водой рвом глубиной до десяти и шириной двенадцать метров, она имела в плане форму треугольника, две стороны которого имели общую протяжённость семь километров, а южная сторона примыкала к Килийскому рукаву Дуная.
Когда-то, в древние времена, на месте Измаила стоял город Антифалу, основанный греками. Позже римский император Траян построил здесь крепость Смирнис, которую местное население называло по-своему — Смил. В начале XVI века крепость захватили турки, перестроили её на свой лад и переименовали в Ишмасль, что означает в переводе на русский язык — «услышал бог».[382] Теперь Измаил вмещал целую полевую турецкую армию.[383]
Подготовка к штурму велась в очень быстром темпе: заготовлялись штурмовые средства, оборудовались огневые позиции, войска обучались на специально построенных укреплениях, подобных измаильским; велась и моральная подготовка солдат к штурму. Александр Васильевич сам наглядно показывал, как надо преодолевать рвы, засеки, волчьи ямы, как бить, колотить противника и врываться на укрепления Измаила. «Валы высоки, рвы глубоки, а всё-таки нам надо его взять!» — приговаривал он.
Через девять дней после своего прибытия к Измаилу Суворов закончил все приготовления и собрал военный совет, где с уверенностью сказал: «Крепость сильна, гарнизон — целая армия, но ничто не устоит против русского оружия…»[384]
7 декабря он послал в Измаил ультиматум: «…Магмет Паше Айдозле, командующему в Измаиле; …соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость… требую сдачи города без сопротивления… о чём и ожидаю от сего двадцать четыре часа решительного от вас уведомления… В противном же случае поздно будет… когда не могут быть пощажены… (не только мужчины) и самые женщины и невинные младенцы от раздражённого воинства… и за то, как вы и все чиновники перед богом ответ дать (будете) должны».[385] Но комендант крепости решительно отверг требование о сдаче: «Скорее Дунай остановится в своём течении и небо упадёт на землю, чем сдастся Измаил», и советовал Суворову «…убираться поскорее, если они не хотят умереть от холода и голода».[386]
9 декабря, перед самым штурмом, Суворов направил в Измаил ещё одно предупреждение: «Получа… ответ… (с отказом о сдаче), ещё даю вам сроку сей день до будущего утра на размышление».[387] С рассветом 10 декабря русская артиллерия начала обстрел крепости, который продолжался два дня.
В три часа ночи 11 декабря 1790 года по сигналу первой ракеты войска без шума выступили на исходные позиции. А в пять утра девять штурмовых колонн, по три с каждой стороны крепости, двинулись на штурм. Лиманская флотилия под командованием адмирала де Рибаса атаковала приречную сторону крепости. Высадка десанта, несмотря на темноту и сильный огонь противника, и последующая атака береговых укреплений были проведены успешно.
Одновременный штурм со всех сторон заставил противника рассредоточить внимание. Забрасывая рвы фашинами, связывая лестницы между собой и подставляя их к валу, атакующие взбирались вверх на бастионы под ураганным огнём турок. Потери были огромные. С обеих сторон били сотни орудий. «Крепость казалась настоящим вулканом, извергающим огненное пламя», — писал, вспоминая, впоследствии Ланжерон.[388]
Один из первых до бастиона с вражеской батареей добрался майор Неклюдов. Шестой колонной на левом крыле командовал генерал-майор М. И. Голенищев-Кутузов. Она одновременно с первыми двумя достигла вала, но перед превосходящими силами турок вынуждена была остановиться. Суворов послал к Кутузову из резерва Херсонский полк и велел передать, что он назначает «его комендантом Измаила и уже послал в Петербург известие о покорении крепости».[389] Не зря говорил Потёмкин Суворову, когда посылал его под Измаил: «Будешь доволен Кутузовым». Но Суворов и без этой аттестации хорошо знал Михаила Илларионовича и при штурме крепости полностью полагался на него, о чём упоминал после боя: «Мы друг друга знаем, ни он, ни я не пережили бы неудачи…» А в реляции писал: «Твёрдая в той стороне нога поставлена, войски простирали победу по куртине к другим бастионам… Кутузов находился на левом крыле, но был моей правой рукою».[390]
Получив подкрепление от Суворова, колонна Кутузова опрокинула турок и овладела бастионом.
После огромных трудностей, выпавших на долю пятой колонны, с помощью подошедшего кутузовского пехотного батальона командующий М. И. Платов тоже сумел утвердиться на валу и повернул турецкие пушки на бастионе стволами внутрь города. Бугские егеря захватили Бендерские ворота, а к восьми часам были уже открыты и Бросские ворота, бои развернулись внутри крепости. В неё завозили пушки и били картечью вдоль узких улиц. Двери каменных зданий вышибались из орудий прямой наводкой, и пехота штыками уничтожала засевших в них янычар. На рыночной площади крымский хан Каплан-Гирей организовал с почти тысячей янычар такое сопротивление, что опрокинул черноморских казаков и даже отбил у них две пушки. И только Кутузов с генералом Ласси тремя батальонами сумели уничтожить эту отчаянную группировку противника.
В одном из зданий крепости засел с сильным отрядом янычар сам престарелый комендант крепости Айдоз Махмет-паша. Его губительный огонь мешал дальнейшему продвижению. Пришлось орудийным залпом заставить его выкинуть белый флаг.
Исступлённое сопротивление противника было сломлено в основном только к двум часам следующего дня, когда Суворов распорядился ввести в крепость ещё восемь эскадронов кавалерии и два казачьих полка. Весь турецкий генералитет был уничтожен. Гарнизон крепости потерял более 26 тысяч убитыми.[391] Измаил был забит трупами. «…Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся…» — писал Кутузов своей жене, став комендантом крепости.
В «непобедимом» Измаиле были взяты огромные трофеи: все 265 пушек, 364 знамени, 42 судна, 3 тысячи пудов пороха, около 10 тысяч лошадей, а войскам досталась добыча в 10 миллионов пиастров.
«Не было крепче крепостей, обороны отчаянней, чем Измаил, только раз в жизни можно пускаться на такой штурм», — писал в донесении Суворов.
За такую великую и славную победу он не был награждён по достоинству этого подвига — не получил ожидаемого фельдмаршальского звания. А был всего лишь произведён в подполковники лейб-гвардии Преображенского полка, полковником которого числилась сама Екатерина II, и удостоен памятной персональной медали.[392] Причиной тому послужили его обострившиеся отношения с Г. А. Потёмкиным. И более того, когда в Петербурге устраивались торжественные празднества по случаю взятия Измаила, Екатерина II отправила самого триумфатора — Суворова, в Финляндию на инспектирование границы со Швецией и строительство тамошних укреплений. Это была, по сути, полуторагодичная почётная ссылка.[393] Это оскорбление — «измаильиский стыд» — осталось горьким воспоминанием до конца жизни Александра Васильевича.
Зато Потёмкин был осыпан царскими милостями: ему был преподнесён фельдмаршальский мундир, осыпанный алмазами, в его честь была сооружена триумфальная арка, поставлен в Царском Селе обелиск.
Командный состав и офицеры были награждены орденами и золотым оружием. А по поводу тех, кто не получил орденов, Екатерина II в своем рескрипте князю Потёмкину от 25 марта 1791 года писала: «…Мы представляем Вам… объявить с одарительным листом каждому, означающим службу его, убавляя срок, к получению военного ордена св. Георгия положенный… и с дачею каждому же золотого знака по образцу, нами утверждённому…»[394]
Этот крест напоминает по своей форме Очаковский и официально именуется «Знаком золотым для ношения в петлице мундира на ленте с чёрными и жёлтыми полосами на левой стороне груди». Размеры его такие же, как и Очаковского — 47x47 мм.
На лицевой стороне, в двойной овальной рамке, помещена трёхстрочная надпись: «ЗА — ОТМЕННУЮ — ХРАБРОСТЬ», а на оборотной, в такой же рамке — «ИЗМАИЛЪ — ВЗЯТЪ — ДЕКАБРЯ 11 — 1790».
Отличившиеся в штурме крепости Измаил нижние чины сухопутных войск и дунайской флотилии были награждены серебряными медалями. Они были отчеканены овальной формы, размером 35x30 мм. На аверсе, как и у Очаковской медали, крупное изображение вензеля Екатерины II, увенчанного императорской короной, но без веточек; на реверсе — восьмистрочная прямая надпись: «ЗА — ОТМЕННУЮ — ХРАБРОСТЬ — ПРИ — ВЗЯТЬЕ — ИЗМАИЛА — ДЕКАБРЯ 11 — 1790».
