Анна Гиппиус - Вам помогут целитель Пантелеимон и пятнадцать святых врачей

Первая небольшая книга о великомученике и целителе Пантелеимоне была разобрана мгновенно [1] .

И захотелось ее – продолжить. В ту, первую, из-за огра ниченного ее объема не вошли многие важные вещи. По этому перед вами вторая книга о святом целителе. Я повторила здесь лишь рассказ о жизни святого отрока. Все остальное – впервые. Новые случаи исцеления от самых тяжелых недугов, подаренные людям святым целителем. Несколько молитв. Рассказы о великих святынях христианского мира – о честной главе святого, о его крови, о маслине, выросшей от той, первой, возле которой святой был убит, о чудотворной его иконе – и снова, снова и снова – об исцелениях, подаваемых этими святынями.

И еще одно оказалось очень важным – рассказать о других святых врачах, чьими молитвами ко Господу мы с вами тоже – исцеляемся. Их очень много, но здесь вы прочитаете лишь о нескольких. Я хочу, чтобы вы полюбили их так же, как полюбили читатели первой книжки юного целителя Пантелеимона. Потому что из любви рождается доверие, из доверия – обращение, а из обращения – помощь.

Просите же об исцелении. О здравии души и тела – своего и своих любимых, родных, самых дорогих сердцу людей.

Святые врачи вам помогут.

Кто он, целитель Пантелеимон, кому в течение 1700 лет во всех странах, на всех континентах молятся в болезнях и страданиях?

Он родился в самом конце третьего века, в Никомидии, богатом цветущем городе (сегодня это турецкий город Измит). В 285 году император Диоклетиан разделил пополам огромную малоуправляемую Римскую империю, взял себе соправителя, отдал ему западную часть империи, а сам стал править восточной. Никомидия оказалась столицей Восточной империи, официальной резиденцией императоров и оставалась таковой вплоть до строительства 100 километрами западнее императором Константином Великим Нового Рима – Константинополя – в 320-х годах. Огромная Никомидия привольно раскинулась на четырех высоких холмах на малоазийском берегу Мраморного моря: высокие городские стены, водопровод, канал от Никомидийского залива до внутреннего озера, сенат, перебравшийся сюда из Рима, все более теряющего свое стратегическое и столичное значение, арсенал, огромный храм Кибелы, множество других храмов, цирк, монетный двор, дворцы императора, его жены и дочери.

Здесь в любви и согласии жила семейная пара: сенатор Евсторгий, человек добрый и любящий, щедрый и справедливый, по вероисповеданию принадлежащий к официальной имперской религии, и его супруга Еввула, христианка.

Своего первенца родители назвали Пантолеоном, что означает «все лев», «по всему лев», «во всем подобный льву». Значит, хотели видеть его сильным и благородным, снисходительным и непобедимым. Таким он и стал.

Но, как известно, дети – не бурьян. Сами по себе не растут. То есть, конечно, растут и сами, но при этом, как правило, ничего хорошего в итоге не получается. Детей, как известно, нужно кормить-поить-одевать (что проще, особенно если папа – сенатор), а еще – воспитывать (и это куда сложнее). Душу вкладывать.

Женщина со странным нашему уху именем Еввула делала для своего ребенка все, что может сделать мать. Огромным горем для мужа и сына было, когда она умерла – причем других детей мужу не родила. Но этот единственный оправдал и свое имя, и родительские надежды.

Мать научила сына любви.

Мы не знаем, сколько было ему лет, когда мать умерла. В житийной литературе упоминания о дате ее кончины редки и ограничиваются неопределенным «скончалась мир но около 303 года ранее мучений своего сына». Но 303 год – это всего за два года до мученической кончины ее сына! Поэтому о том, чему она успела его научить, можно судить по косвенным признакам. Дерево узнается по плодам. Материнская любовь – по жизни сына. Ясно, что ребенок рос в любви.

Поэтому и научился любить. Когда вырос, жалел больных и убогих, любил и почитал отца. И недаром после смерти матери, встретив человека, заговорившего с ним о Христе, так радостно и доверчиво пошел за ним, будто она вернулась и вновь раскрыла ему свои объятия. От незнакомого человека он услышал ее слова, о ее Любимом – и сам полюбил Его.

Отец дал единственному сыну прекрасное образование, благо возможности у него были – немаленькое имение, столичный город, множество хороших учителей, к тому же столичный город нуждался в образованных людях. Сначала отдал его в грамматиче скую школу, а затем, по-видимому, обнаружив в ребенке тягу к врачебному искусству, – в ученики к лучшему в Никомидии врачу Евфросину.

Оказалось – призвание. Отрок делал большие успехи. Настолько большие, что учитель, придворный врач, стал часто брать его с собой во дворец.

Там его углядел император Диоклетиан. Полюбил. Приблизил.

Пантолеон постепенно научился лечить не хуже учителя, оставив во врачебном искусстве далеко позади всех остальных докторов, а их немало было в огромном городе.

Любовь матери навсегда согрела сердце мальчика. Он и вырос добрым, безмездным [2] врачом. Как только научился исцелять болезни, пошел в темницы, к заключенным, к самым бедным.

В это время в Никомидии тайно проживал будущий священномученик, христианский пресвитер Ермолай, один из немногих, уцелевших после сожжения 20 тысяч христиан в Никомидийской церкви в 303 году. Из окна своего дома Ермолай постоянно видел на улице красивого скромного отрока. Заговорил. Пригласил к себе. Расспросил. Рассказал о Христе. Что услышал в его рассказе мальчик, сын отца-язычника? Наверное, и знакомое, то, о чем говорила покойная мать, и то, что уразуметь смог лишь теперь, когда стал старше.

Для укрепления человека на его пути Господь всегда подает явные знаки Своего присутствия. Однажды на пригородной тропе Пантолеон увидел мертвого ребенка, рядом извивалась огромная змея. Отрок замер. Теперь можно испытать и убедиться, истинно ли все, что говорил старец Ермолай.

Он поднял глаза к небу:

– Господи Иисусе Христе, если Ты хочешь, дабы я сделался рабом Твоим, яви силу Твою и сделай так, чтобы во имя Твое отрок этот ожил, а змея издохла.

И тотчас мертвый ребенок встал живым, как будто ото сна, змея же распалась пополам.

Что делает тот, чье сердце горит любовью? Все, что принесет радость любимому. Что сделал Пантолеон, когда в сердце его запылала любовь ко Христу? То, чего ждал Тот, чего хотел, – принял святое Крещение, стал христианином и уже не просто лечил, чтобы вылечить болезнь, а исцелял людей во славу Господа. В этом он следовал примеру своего нового учителя, пресвитера Ермолая. Святой Ермолай почитается Церковью не только как «благочестия светлый проповедник, мученик твердый» (накануне смерти своего юного ученика он сам принял мученическую кончину), но и как безмездный врач. Оба святых – ученик и учитель – нередко изображаются на иконах рядом, их имена вместе называются в богослужениях: в своей земной жизни святые Ермолай и Пантелеимон были неразлучны и единомысленны, вместе предстоят престолу Вседержителя и молятся об исцелении душевных и телесных недугов всех призывающих их имена.

А дома меж тем продолжали стоять идолы. Пантолеон не мог обидеть отца, искренно верующего в своих богов. Казалось бы, чего проще? Окрестился? Приди, скажи: «Отец, я теперь христианин». Можно еще добавить: «И убери из дома, пожалуйста, этих идолов поганых». И еще: «Не помогут они тебе, отец, ни в чем – к нам иди, присоединяйся, отец, присоединяйся». Но Пантолеон этого не сделал. Не стал вносить смущение и разлад в отцовскую душу. Он верил в Бога и, значит, в то, что Тот все управит как нужно. Молился за отца? Без сомнения. И Господь действительно все управил.

Дело было так. К дверям их дома подошел слепой и стал взывать к юному врачу.

Сын с отцом были дома, вышли вместе.

– Помоги, – умолял несчастный. – Всех врачей в Никомидии обошел, но лишь хуже с глазами делается. Имение продал и пролечил – без толку, уже вовсе ничего не вижу. Одна надежда осталась на тебя, люди говорят, ты все можешь. Вылечи меня, я отдам тебе все оставшиеся деньги.

– Я вылечу тебя, – ответил Пантолеон. – А деньги отдай нищим и убогим во славу Того, чьим именем и силой получишь сейчас исцеление.

Отец испугался и начал вразумлять сына. Мол, что ты говоришь? Все врачи лечили, твой учитель Евфросин лечил – и ничего поделать не могли. Зачем подаешь несчастному даже не надежду, а уверенность? Попробуй, сынок, конечно, но не обещай человеку того, в чем сам не можешь быть уверен.

Но сын как раз был уверен. И в том, что сейчас прозреют глаза несчастного слепого, и в том, что откроются духовные очи его доброго и справедливого отца.