Обе тенденции исходят из концепции защиты от болезни и связаны с верой в некоего самого по себе здорового человека, которого определенным способом можно защитить от болезни. Понятно, что любые внушающие надежду новости из этой области воспринимаются с большей верой, чем наше развенчивающее иллюзии заявление о том, что человек болен всегда.
Болезнь соотносится со здоровьем так же, как смерть соотносится с жизнью. Эти слова неприятны, но у них есть то преимущество, что любой человек может убедиться в их правоте, если проведет собственные наблюдения.
В жизни бывает масса разочарований – человека лишают то одной, то другой иллюзии. Так происходит до тех пор, пока он не оказывается в состоянии вынести правду. Таким образом, тот, кто осмелится отнестись к болезни, слабости и смерти как к неизбежности нашего бытия, вскоре поймет, что это знание не ведет к безнадежности. Человек научится испытывать радость, которая поможет найти свой истинный путь.
В реальной жизни мы редко имеем друга, который способен постоянно развенчивать игры нашего «Я» и обращать внимание на тень, не боясь стать врагом. Такого друга любить трудно. То же самое можно сказать о болезни. Она слишком честна для того, чтобы мы ее любили.
Заносчивость заставляет нас ослепнуть и превратиться в голого короля, который носил платье, сотканное из собственных иллюзий. Но симптомы всегда остаются неподкупными. Самим фактом своего существования они дают нам понять, что находится в тени, но хочет реализоваться, в чем именно заключается наша односторонность. Постоянно возвращающиеся симптомы дают нам понять, что проблему невозможно решить разом и быстро, как обычно это представляется.
Болезнь показывает ничтожность и безволие человека, который верит, что своей совершенной властностью способен изменить мир. Достаточно пульпита, прострела, гриппа или поноса, чтобы из сияющего победителя превратиться в ничтожного червя. Именно это мы ненавидим в болезни особенно сильно.
Весь мир готов приложить огромные усилия для того, чтобы искоренить болезнь. Наше Эго неустанно нашептывает нам, что болезнь – это досадная мелочь. Такая позиция приводит к слепоте: мы не замечаем, что наши усилия заканчиваются весьма плачевно. Мы уже говорили, что ни профилактика болезни, ни здоровый образ жизни не решают проблему в корне.
Помочь может лишь возвращение к древней мудрости, которую следует воспринимать буквально: «Предотвратить легче, чем вылечить». При этом «предотвратить» подразумевает «быть самостоятельным». Предотвращение возможно только до того, как заниматься проблемой вас заставит болезнь.
Болезнь – поворотный пункт, в котором нездоровье преображается в здоровье. Пациент должен вступить в беседу с симптомами, только в этом случае он сможет понять направленное ему послание. Он должен быть готов поставить под сомнение свои взгляды и представления и попытаться осмыслить то, о чем пытается поведать на физическом уровне симптом. Он должен впустить в свое сознание то, чего ему не хватает. Выздоровление всегда связано с расширением сознания. Если симптом возник из-за того, что часть тени опустилась в тело и проявилась там, то осознание ее ведет к уничтожению причины материального существования симптома, то есть к выздоровлению.
Наши склонности обладают странным свойством: они маскируются под мировоззрение.
Герман Гессе
Наши рассуждения трудно соединить с научными представлениями. Люди готовы полностью или частично связать возникновение симптомов болезни с какими-то психическими процессами. Но как же быть с теми болезнями (а их значительно больше), причины которых однозначно связывают с причинами физическими?
Здесь мы сталкиваемся с главным изъяном привычного способа мышления: человек привык интерпретировать все воспринимаемые им события на причинно-следственном уровне, конструируя цепочки, в которых причина и следствие взаимно однозначны. Вы можете прочитать эту фразу, потому что мы ее написали, потому что издательство напечатало эту книгу, потому что вам ее продали в магазине и т. д. Такой способ мышления представляется настолько естественным, что большая часть человечества рассматривает его как способ познания. Люди занимаются выявлением причин различных явлений и надеются не только получить максимальную ясность о взаимосвязи вещей, но и создать возможность вмешиваться в причинно-следственные процессы. Что является причиной роста цен, безработицы, молодежной преступности? Почему произошло землетрясение или по какой причине человек заболел? Вопрос за вопросом…
Но дело в том, что причинно-следственные отношения не настолько безусловны и необходимы, как это кажется при поверхностном рассмотрении. Можно даже сказать, что желание человека объяснять мир с помощью причинно-следственных отношений внесло в человеческое познание много противоречий, которые только сейчас, и то очень постепенно, становятся понятными.
Начиная с Аристотеля, мы делим причины на четыре категории: causa efficiens (причины движущей силы), causa materialis (причины, связанные с материальностью), causa formalis (формообразующие причины), causa finalis (причины цели).
Продемонстрировать все четыре категории можно на классическом примере строительства дома. Чтобы построить дом, сначала нужно иметь намерение это сделать (causa finalis), затем двигательную силу, то есть энергию, представленную инвестициями и рабочей силой (causa efficiens), потом необходимы планы строительства (causa formalis) и, наконец, строительные материалы – бетон, кирпич, древесина и т. д. (causa materiales). Если не будет хотя бы одной из этих причин, строительство дома вряд ли осуществится.
Но ведь хотелось бы иметь «главную причину». Одни видят ее в цели. Например, строительство нового дома объясняется прежде всего намерением его построить, а работа писателя над текстом – его желанием опубликовать книгу.
Целевое восприятие причинно-следственных отношений стало основой духовных наук.
Естественные науки выбрали главной причиной энергетическую (причину движущей силы).
Эти сильно отличающиеся друг от друга точки зрения до сих пор являются непреодолимой границей между духовными и естественными науками, сторонникам которых трудно понять друг друга. Естественнонаучное восприятие причины загоняет ее в прошлое, в то время как целевая модель – соотносит ее с будущим.
Если мы обратим внимание на события повседневной жизни, то увидим, что многие энергетические причины относятся к прошлому («Ваза упала и разбилась, потому что я ее столкнул»), а многие причины цели – к будущему («Я иду в магазин сегодня, потому что завтра он не работает»). Можно представить себе и двойственный подход к рассмотрению причинно-следственных связей. Так, причиной того, что во время семейного скандала была перебита посуда, можно считать и то, что она упала на пол, и то, что один из супругов хотел обидеть другого.
Эти примеры помогают понять, что энергетическое и целевое представления о причинности (каузальности) рассматривают разные уровни событий, но оба имеют право на существование. Энергетический вариант дает возможность выявить механическую связь и соотносится, таким образом, с материальным уровнем, целевая же каузальность имеет дело с мотивами и намерениями, которые соотносятся с психикой. В этом проявляется специфическая форма следующих полярностей:
causa efficiens – causa finalis
прошлое – будущее
материя – дух
тело – психика
Здесь было бы полезно применить на практике то, что мы говорили о парах противоположностей. Тогда мы смогли бы заменить «или – или» на «не только, но и», поняв, что эти способы толкования не исключают, а дополняют друг друга. Если из сигаретного автомата выпадает пачка сигарет, то причину можно увидеть и в том, что вы бросили в автомат монету, и в том, что вам захотелось покурить. Более того, без потребности курильщиков в табаке таких автоматов вообще бы не возникло.
Пример с сигаретным автоматом показался вам слишком примитивным? Тогда давайте порассуждаем о причинах эволюции. Здесь сложностей так много, что все книги, посвященные их анализу, могут составить огромную библиотеку. Следует ли искать причину возникновения человека в материальной причинно-следственной цепи далекого прошлого? Является ли он случайным результатом некоего скачка в процессе развития и селекционной деятельности природы на уровне атома водорода, в результате которого появился человеческий мозг? Или необходим еще и целевой аспект, который оказывает свое воздействие из будущего и ведет эволюцию по пути, соответствующему некоему высшему плану?
Ученым, занимающимся естественными науками, второй аспект кажется «чересчур громоздким, чересчур гипотетичным», а тем, кто интересуется проблемами духа, первый аспект представляется «слишком маленьким и убогим», но если мы захотим поближе рассмотреть мелкие и не очень заметные этапы развития человека, то нам понадобятся оба аспекта.
