Таким образом, устраивая себе в день полета разгрузочный день, вы сразу решаете несколько проблем. Во-первых, худеете, во-вторых, не рискуете отравиться самолетной едой, в-третьих, не мучаетесь со всеми этими подносиками в полете.
Следуя собственной рекомендации, в Америку я прилетел в прекрасном расположении духа и заметно полегчавший. День в Нью-Йорке был в разгаре. В Москве стояла глубокая ночь, но уже надо было питаться по местному времени.
Есть хотелось очень. Одна из основных причин, по которой люди полнеют, — это жуткое чувство голода. Я уверен, что очень многим оно знакомо, и те, кому по генетическим причинам это ощущение неведомо, даже не могут себе представить, какое это мучение. Наверное, именно поэтому и существует глубинное непонимание между полными и худыми людьми. Полные люди не безвольные — хотя среди них встречаются и такие. Причина их состояния предопределена генетически — если угодно, это не только иной тип метаболизма, но и совсем другие реакции на чувство голода в головном мозге.
У полных людей появляется страх перед голодом. Должно быть, они с ним рождаются и потому всегда едят; как кажется тонким — едят про запас. При этом чувство сытости у них не появляется, как будто желудок и центр головного мозга, отвечающий за сытость, разнесены на километры, тогда как у тонких этот центр помещен прямо в желудок — шутка.
Толстые не могут отказать себе в удовольствии есть, когда видят еду, даже если они не испытывают чувство голода. Зачастую их реакции полностью автоматические. Если поставить перед тонким человеком вазу с орешками и сухофруктами, то высока вероятность, что он вообще ни к чему не притронется или выберет какой-нибудь один орешек и будет его еще и рассматривать. Мы же осознаем, что едим, когда уже полвазочки будет сметено, и остановиться будет очень сложно, даже если кто-то нам сделает замечание.
У худых людей реакция на стресс — голод, им кусок в горло не лезет. Мы же, наоборот, зажираем неприятности. Я не собираюсь никого ни в чем убеждать или спорить о том, хорошо это или плохо. Я просто констатирую, что у людей по крайней мере неодинаковая реакция на чувство голода. Конечно, если долго не кормить худого человека, то он тоже начнет страдать, но для него этот промежуток времени может растянуться на целый день, мы же изойдемся часа через четыре. Напоминает реакцию на зубную боль — она неприятна для всех, но одни могут и потерпеть, в то время как другие падают в обморок при одном запахе стоматологического кабинета.
Когда моей жене требуется похудеть, она просто весь день не ест, и это ей дается очень легко. Поэтому каждый раз после рождения детей она за несколько месяцев возвращается в идеальную физическую форму, при этом еще успевает отследить, что и как я ем, и вовремя остановить меня.
Если же я не поем в течение дня, то к вечеру мне гарантирована жуткая головная боль, которая никуда не уходит. Именно поэтому я никогда не мог голодать, особенно «всухую», без жидкости. Главный секрет — жидкость. Мое спасение в формуле «хочешь поесть — попей». Пить, а не выпивать, приходится много, при этом гораздо лучше напиваешься зеленым чаем и негазированной водой.
В день нашего прилета в Америку у меня было ощущение, что я выпил Гудзонский залив — иного выхода не было. Если бы мне в рот попала хоть крошка съестного, я бы не удержался и ел-ел-ел, пока не услышал бы тревожный голос жены.
Конечно, хочется и вкусовых ощущений, и здесь можно себя чуть-чуть обмануть. Рита посоветовала мне каждый день пить витамин С и комплекс «Берокка». Не могу судить о врачебной пользе, но так как эти витамины надо растворять в воде и при этом они несколько добавляют вкуса, то употребляю я их с превеликим удовольствием.
Врать не буду — хороший сочный кусок мяса на гриле, вспрыснутый свежевыжатым лимонным соком, да с овощами, конечно, вкуснее. Так все это великолепие нам можно, когда мы на базовом питании. Для меня это означало дождаться утра следующего дня.
Когда ограничиваешь себя в еде, то очень важно понимать, что это временно, все хорошо, еда будет «и завтра, и послезавтра, и через месяц, и через год, мы будем вместе, мы будем вместе и наша любовь не пройдет». Впрочем, должен признаться, что тут я недоговариваю: конечно, еда будет, но вот какая — это уже совсем другой вопрос.
Сладенького нельзя; картошечки жареной с лучком да с грибочками — ни за что; булочку свеженькую, мягонькую, пахнущую так, что дух захватывает, — забыть; а то, что можно, уже раз сто описал, так что и самому есть расхотелось.
Наутро Америка встретила нас радостно. Вечером мы с женой и друзьями только добрались до Центрального парка и разместились в гостинице. Зашли в номер, и силы нас покинули. Не помню, как мы оказались в кровати, должно быть, нас раздевали, мыли и укладывали спать добрые эльфы.
Утро задалось, не считая одной неприятной особенности — у меня были белковые дни, а значит, никаких фруктов и ягод в пищу употреблять было нельзя (впрочем, употреблять их куда-то еще я и не собирался), следовательно, утренний рацион существенно сужался. Чтобы выиграть время на размышление, я решил отправиться на пробежку в Центральный парк. Оделся и уже через несколько минут трусил по дорожке одного из самых известных и красивых городских парков мира.
Если себе не врать, то надо признаться, что бегаю я плохо, медленно и не очень красиво, да и удовольствия от этого никакого не получаю. Однако более эффективного способа жечь калории я не знаю, так что приходится терпеть и наслаждаться видом окрестностей. Тут-то меня и поджидали неприятности. К моему большому сожалению, одним из самых серьезных моих недостатков является излишняя склонность к соревновательности, как обратная сторона желания быть лучше, чем сейчас.
Конечно, нет никаких сомнений в том, что я не кенийский стайер, — для этого достаточно посмотреться в зеркало. Но если сомнения у кого-то еще остались, то смею вас заверить, что я не негр-альбинос, и с трудом ковыляющий кенийский дедушка обгоняет меня, бегущего на всех парах, на пять корпусов. Понимать-то я это понимаю, но когда совершенно неожиданно для себя я оказался в центре традиционного нью-йоркского забега, то вместо того, чтобы тихонечко отползти в сторону и продолжать черепашью прогулку, я решил, что мне не к лицу отступать. Нет, это самоубийственное решение пришло ко мне не сразу — только когда меня обогнали не только молодые атлеты и седые ветераны, но и столетние старушки с синюшными одуванчиковыми головами.
Описывать свои мучения я не буду — час спустя, еле живой, но сжегший море калорий, я ввалился в номер. Восстановиться мне не удалось в течение всего дня, что привело меня к очевидному выводу: необходимо слушать только свой внутренний голос.
Одна из проблем, с которыми мы сталкиваемся в процессе похудения, это излишний фанатизм. Жизнь вертится вокруг набора веса и избавления от калорий. Все время думаешь о том, сколько, чего и когда ты съел и каким образом потерять набранное. Это отражается и на окружающих: худеющий человек превращается в зануду-олимпийца.
Унижения в Центральном парке заставили меня отказаться от всякой соревновательности, смотреть не на окружающих, а на часы Polar на моей руке и держать темп в строгом соответствии с пульсом.
Америка меня не мучила. Не могу сказать, что на каждом углу меня поджидали гастрономические искушения и я страдал в борьбе с собой. Скорее наоборот: все разрешенное отличалось столь замечательным вкусом, что воспринималось как нечто новое, а моя страсть к лобстерам и вовсе была вознаграждена — здесь этого добра хоть отбавляй на каждом углу. В то же время должен не без грусти заметить, что цены в ресторанах от московских особо не отличаются, а вот по вкусу наши мне ближе.
Жизнь в Америке суматошная и веселая. Каждый вечер мы компанией ходили на Бродвей, и я наслушался мюзиклов на пару лет вперед. Где-то на третий вечер в середине первого отделения я вдруг абсолютно четко осознал, что слушать ЭТО я больше не могу даже под страхом смертной казни. Ни в коем случае не хочу сказать ни одного плохого слова ни о постановке, ни о жанре — это исключительно моя ущербность, я и на концертах классической музыки умираю на пятнадцатой минуте.
Больше всего меня поразило американское проявление политкорректности при выборе исполнителей. Я, конечно, все понимаю, но когда роль главной героини, красавицы и умницы, достается маленькому толстому чудовищу с линией талии на коленках и гигантской подушкой, игриво болтающейся под поясницей, — я уже не говорю о лице, где прыщавые рыхлые булочки щек подпирают булавочные глазки, а намек на лоб легко прикрывается тесемкой, — то тут я пас. Сам тот факт, что это чудовище еще и извергает из себя разной степени визгливости звуки, бесспорно, примечателен, но необходимость это терпеть два отделения мучительна. В кордебалете красавцы и красавицы под стать, так что единственное оправдание, которое я могу придумать, — что постановка все-таки нью-йоркская, и где-нибудь в Лос-Анджелесе все было бы по-другому.
