Когда я впервые увидел эти карты, у меня голова пошла кругом, настолько был сильным удар по устоявшимся шаблонам. Ладно фальсификация древней истории Руси, но когда это касается ближайшего прошлого... Ведь автоматически считается, что оно очень хорошо известно. Однако сами же историки признают, что им мало что известно о восстании Пугачёва (заметьте, так же мало что известно и о восстании Степана Разина), а оба эти восстания казацкие, то есть, считайте, ордынские.
Если на месте Заволжья, Сибири и Северной Америки существовало огромное независимое государство — Московская Татария, — тогда становится понятным глухое упоминание Пушкиным того факта, что в «захваченных» «бунтовщиками» городах и знать и церковь с восторгом встречали некую царицу Устинью. Города распахивали свои ворота, а население с радостью выходило навстречу войскам Пугачёва, приветствуя их как родных. Надо ли говорить, что в подавлении «восстания» участвовали иностранные войска?
Получается, что огромная Империя Золотой Орды усилиями Романовых и иже с ними развалилась на три крупных государства и множество небольших и средних. Кстати, отсюда становится понятным необходимость строительства Петром 1 Санкт-Петербурга. Кому же охота держать столицу рядом с враждебным государством, да ещё и в Москве, где сильны старые веяния и стрельцы бунтуют?
Так эти государства сосуществовали некоторое время вместе. Потом подошли сроки, разразилась война, которую Московская Татария проиграла, и начался делёж пирога — огромных владений, включая Северную Америку. Отметьте, что первым ссыльным в Сибирь был Радищев и произошло это в 1790 году. На этот же период приходится тотальное изменение гербов российских городов и губерний.
Отметьте «случайное» совпадение: США образовались в 1776 году, то есть сразу после того, как пала Московская Татария. Интересно, с кем всё-таки воевали американцы в своей борьбе за независимость?
Пойдёмте дальше. Примерно через семьдесят лет после восстания Пугачёва, то есть в 1841 году, впервые в истории Российской академии наук (основана в 1724г.) из двадцати вновь избранных академиков ни одного иностранца. До этого момента почти весь состав Академии наук состоял в основном из немцев. Если говорить об историках, то из тридцати трёх историков до 1841 года были всего трое русских, один из них — Ломоносов. Понятно, какую историю России они писали...
Итак, после того что мы узнали об истории России, становится понятным связь так называемого «восстания Емельяна Пугачёва» и Первой мировой войны. Циклы никогда не врут.
И последнее. Судя по всему, проблема Чечни также берёт своё начало в войне с Московской Татарией. Чеченцы почти до конца восемнадцатого века (точная дата мне неизвестна) были христианами, а потом приняли ислам. Первое вторжение царских войск в Чечню датируется 1785 годом. Скорее всего, именно после падения Московской Татарии чеченцы невзлюбили тогдашнюю Россию, а заодно и русских, и началась бесконечная череда войн с этим народом. Чеченские войны напоминают нам о Золотой Орде и Великой Татарии — о нашем великом прошлом. Чеченские войны взывают и пробуждают нас — россов — к своему великому прошлому. (Кстати, слово «чеченцы» возникло в девятнадцатом веке, а до этого момента русские называли чеченцев «шибутяне». Интересно, слово «шебутной» происходит от названия этого народа или наоборот?)
А теперь немного о нашем будущем.
Будущее России
В 1921 году правительство Советской республики объявило о введении новой экономической политики — НЭПе. Через 70 лет, в 1991 году, СССР развалился, и возник новый НЭП, именуемый «демократией». Достояние народа начало активно растаскиваться и утекать за границу.
К концу двадцатых годов НЭП начал сворачиваться, прошли первые политические процессы, Сталин необыкновенно усилил свою власть и приступил к строительству мощного государства. Через 70 лет, 17 августа 1998 года, произошёл финансовый кризис, который поставил крест как на самой демократии (правда, похоже на то, что сами демократы этого ещё не поняли), так и на иллюзии возможности сотрудничать с Западом (ещё Александр III говорил своему сыну, будущему императору Николаю II, и просил его запомнить, что у России на Западе нет друзей и никому мы там не нужны, вот наши деньги — это да. Но сынок пошёл не в отца своими талантами). В 2000 году к власти пришёл президент, который первым же делом начал укреплять центральную власть и ориентировать свою политику на подъём и укрепление экономики. Демократы его страшно боятся, чуют что-то нехорошее для себя, потому и ополчились.
В 1698 году произошло восстание стрельцов, жестоко подавленное Петром Первым. Начиная с этого момента и вплоть до самой смерти он активно занимался строительством и укреплением государства. Он дозанимался до того, что, почувствовав силу, возмечтал пойти походом на Европу (на Западе широко известно его завещание, где он излагает свои планы завоевать мир). Ну зачем же нужен такой царь? Вот его и убрали, лично я в этом ни минуты не сомневаюсь. Ищите женщину, связанную с протестантами (рядом с царём Петром такая была только одна).
С момента начала реформ Петра Первого прошло триста лет.
Далее. По Новой Хронологии Чингиз-хан и князь Георгий Данилович Московский — одно и то же лицо. А завоевания монголов — то есть великих русских — начались не в тринадцатом веке, как учит нас официальная хронология, а в начале четырнадцатого века, а точнее, около 1320 года. Перед этим, конечно, должен был следовать период укрепления мощи государства, просто так, на голом месте, завоевания не начнёшь. С тех пор минуло, почитай, семьсот лет.
Итак, на начало нашего века для России падают три цикла: 70 лет, 300 лет и 700 лет, и все они связаны с именами несомненно великих людей — Сталина, Петра Первого и Чингиз-хана. То есть циклы показывают, что в начале нашего века в России должно начаться большое строительство, укрепление центральной власти и государства. Тот, кто воспротивится движению этого маховика, будет раздавлен и размолот в пыль. А будет ли война лет через двадцать — двадцать пять, то один Бог ведает. В войне я сомневаюсь, а новый порядок в мире появится.
Заключение
Как-то мы сидели небольшой, тесной компанией. Вечер был изумительный, мы пили хорошее дешёвое сухое вино и разговаривали на самые разные, волнующие всех темы самосовершенствования и духовного развития. Меня в то время интересовало, что такое страхи и как с ними бороться, поэтому я предложил почтенному собранию поговорить на эту тему. Она была принята, и мы не могли с ней расстаться примерно часа три. Если мы уходили от этой темы, я снова задавал всё тот же вопрос, и мы продолжали обсуждать свои страхи, рассматривая их с самых разных сторон.
Конечно, в это время меня самого мучили всевозможные страхи, поэтому я так живо интересовался ими. Коллективное обсуждение волнующей вас темы всегда создаёт некую силу, которая помогает изменить положение вещей. В какой-то момент разговора во мне что-то перевернулось, и я почувствовал, что все мои страхи куда-то ушли, их не стало. Я сидел спокойный, могучий, лишённый каких либо чувств и понятий о том, что такое добро и зло. Покой от того, что страхи больше не мучают меня, благостно разлился по всему моему телу.
Внутри у меня было чувство, что я всё могу. Одним движение руки я мог стирать с лица Земли континенты, да и сама Земля помещалась у меня между большим и указательным пальцами, и я мог в любой момент раздавить её. Во мне не было ни капли жалости, сострадания, милосердия. Люди и сам мир воспринимались мной как нечто совершенно абстрактное. Я мог и готов был повелевать этим миром, в сущности своей ничтожным.
Время было уже позднее, и мы начали расходиться. Я пошёл на трамвайную остановку, чтобы сесть на трамвай и поехать домой, и тут передо мной открывается зрелище. Я вижу, как на большой скорости несётся трамвай с двумя вагонами. Вдруг задний вагон сходит с рельсов и, всё еще оставаясь на колесах, начинает колотиться о стоящие вдоль дороги дома, попутно снося телефонную будку. А первый вагон продолжает тащить его вперёд. Посмотрев на это и подумав о том, какой интересный знак, я пошёл своей дорогой.
Придя домой, я позвал жену и начал излагать ей свой новый взгляд на мир. Я упивался абсолютным могуществом. Что я говорил, не помню, помню только, что она всё время плакала, пытаясь мне что-то возражать. Наконец мне всё это надоело, и я пошёл спать. Пришла жена, легла рядом и опять стала плакать, тихо. Я лежал и слушал, во мне медленно копилось раздражение. Что-то во мне шевельнулось, и я сказал: «Ну хорошо, что ты мне хочешь сказать? Пошли, поговорим!» И мы опять пошли на кухню, чтобы продолжить разговор.
Я не помню, что она мне говорила, что я ей отвечал, что-то о силе, неуязвимости, абсолютной свободе, но вдруг я произнёс следующую фразу:
