Особенно тяжело дались первые шесть дней, и на сеансы женщина приходила на фоне приема гипотензивных препаратов. Но благодаря именно этим силовым упражнениям и обучению ее правильному диафрагмальному дыханию («Хаа» в момент напряжения) АД у нее достаточно быстро восстановилось до 110/75 мм рт. ст.).
К концу второго цикла занятий современной кинезитерапией (24 сеанса) ее результаты значительно улучшились. Она стала достаточно легко выполнять упражнения на тренажерах для ног и рук, вдвое увеличив, по сравнению с первым занятием, свои силовые показатели. Общее количество упражнений дошло до 18. Исчез страх перед нагрузкой. Галина Сергеевна поверила, что сможет. Боли в тазобедренных суставах исчезли, их подвижность полностью восстановилась. Необходимость в палочке (трости) отпала сама собой. Боялась она только того, что с нее снимут вторую группу инвалидности по общему заболеванию.
Хотя до нормы (с моей точки зрения) ей было еще далеко, она решила доводить себя до нормы дома, благо в ее городе есть наш Центр. Есть у нас такая практика.
...
Боялась женщина только того, что с нее снимут вторую группу инвалидности по общему заболеванию. Хотя до нормы (с моей точки зрения) ей было еще далеко, она решила доводить себя до нормы дома, благо в ее городе есть наш Центр.
При обращении пациента в Центр кинезитерапии мы обращаем внимание на три основных фактора:
1) желание выздороветь и выполнять назначенную программу;
2) функциональную способность к физическому восстановлению, то есть отсутствие декомпенсированного состояния органов и систем;
3) состояние сердечно-сосудистой системы (отсутствие остро протекающего коронарного синдрома).
Я хочу отметить, что наличие даже нескольких, одновременно протекающих в организме тяжелых заболеваний не является причиной отказа пациенту, в случае если компенсация органа или системы возможна. Но это определяется после проведения полноценной консультации с функциональным тестированием пациента на МТБ.
Если понимать, что в организме одинаково остро не могут одновременно болеть две системы организма, то надо выбрать главную. Я уже говорил в начале книги, что организмом в целом управляет центральная нервная система (разум и желание), которая с органами общается с помощью мышечной системы, которая, в свою очередь, является основной в поддержании баланса сердечно-сосудистой системы (между артериальной и венозной). А жизненно обеспечивающие органы (мозг, печень, почки, железы) получают питание (поддержку) уже от работы мышц, отвечающих за доставку к ним продуктов питания.
В общепринятой практике мышечная система не учитывается вовсе, поэтому «накормленных» лекарствами больных после стационарного лечения направляют под наблюдение поликлинических врачей, у которых номинально просто нет времени на долечивание поступивших под их контроль новых больных. Поэтому спустя какое-то время при новых обострениях участковые врачи вновь отправляют этих больных в стационары. И ничего тут не изменишь. Остается самим думать – жить или доживать… Так повелось…
Вывод из всех этих историй болезни, по-моему, напрашивается сам собой – пока медицинское сообщество основной причиной смертности от сердечно-сосудистых заболеваний будет считать недостаточность коронарного кровотока, а не мышечную недостаточность, больные люди в подавляющем числе случаев будут умирать намного раньше отведенного им срока.
Вместо эпилога
Когда пациенты, пришедшие на лечение в наш Центр, часто, по их словам, с последней надеждой, задают мне вопрос о гарантиях, я отвечаю им так: «Не все приходящие к нам на лечение, готовы стать здоровыми. Никто не хочет болеть, но большинство пришедших к нам в Центр людей уже находятся в состоянии «полураспада».
Они не понимают того, что часть их жизни ушла на приобретение различных недугов и деформаций тела. Теперь, чтобы избавиться от этих недугов и восстановить хотя бы частично свою функциональность, от них требуются определенные усилия и жесткая самодисциплина. Не все, но процентов 55–60 к этому готовы. Те, кто готов, остаются благодарными кинезитерапии навсегда. Не захотевшие стать здоровыми, именно не захотевшие, нашедшие для себя кучу причин не стать на путь выздоровления, бегут по замкнутому кругу симптоматической медицины до полного саморазрушения. О таких приходится только сожалеть.
Раздел 3 Головные боли, или Зачем человеку плечи?
Женский контингент ПНИ № 4 в одинаковых хлопчатобумажных рубашках с голубыми цветочками и таких же белых косынках разместился в первых рядах актового зала главного корпуса. Их собрали в честь очередной годовщины Октябрьской революции – одного из культовых праздников, который принято было отмечать абсолютно во всех учреждениях Советского Союза, в том числе и психиатрических интернатах. Директор ПНИ № 4 Малодубов поднялся на приготовленную для таких случаев трибуну и важно достал из внутреннего кармана пиджака, украшенного орденскими планками, сложенный вчетверо листок с напечатанной для этого случая речью. В местах изгиба бумага уже пожелтела и по краям заметно обветшала. Я понял, что напечатана эта речь была лет 15 назад, но директор не собирался ее обновлять, так как читал он ее в психоневрологическом интернате пациентам, страдающим сенильной деменцией, или, в переводе с медицинского языка, старческим слабоумием.
Пациенты интерната с более тяжелыми формами психических расстройств – ядерной шизофренией и идиотизмом – к этому действу не допускались и оставались в своих корпусах под присмотром бдительных (так, во всяком случае, хотелось думать) санитарок.
А эти тихие слабоумные в одинаковых белых платочках с прозрачными, бессмысленно смотрящими глазами, накачанные на всякий случай нейролептиками и посему ведущими себя спокойно и безмолвно, были необходимы для создания кворума присутствующих, отчет о котором пошлют вышестоящему начальству.
Вслед за торжественной речью должен был состояться праздничный концерт, устраиваемый согласно принятой праздничной конструкции силами административного аппарата ПНИ № 4.
Я стоял в задних рядах актового зала, так как мягко отказался от приглашения директора занять одно из мест в президиуме. Совсем недавно меня назначили главным врачом ПНИ, переведя с должности врача-психиатра, и я еще не освоился в административных рядах интерната. «Может быть, это и к лучшему», – подумал я и чуть позже понял, что был прав.
Закончив речь, директор дал команду убрать стол президиума, и на сцену стали выходить самодеятельные артисты психоневрологического интерната.
Первой с танцевально-песенным номером вышла полногрудая работница кухни в ярко-красном платке на плечах, с нарумяненными щеками, в высоких сапогах. Она стала исполнять русскую народную песню, приплясывая и пристукивая каблуками по скрипучим доскам сцены, порой не попадая в такт. Было видно, что от исполнения этого номера она получала громадное удовольствие, и оставалось только ждать его завершения. Аккомпанировал ей на баяне с периодически западающими клавишами какой-то мужичонка (я еще не знал, что он был завхозом интерната). Мужчина улыбался щербатым ртом. Аккомпаниатор явно был подшофе, но его веселость все скрашивала. Он также старался пристукивать каблуками армейских, плохо вычищенных ботинок, пытаясь успеть за каблуками поварихи.
Шумный номер с грохотом ног и лязгающим баяном наконец-то закончился, и на сцену вышла главный бухгалтер заведения, одетая в строгий костюм и темно-коричневую шаль с ярко-красным рисунком, и стала петь. Видимо, она чувствовала себя как минимум народной артисткой – исполнительницей народных песен. Библиотекарша аккомпанировала ей на черном фортепиано, так же, как и речь директора, настроенном 15 лет назад.
Номер следовал за номером. Азарт выступающих на сцене сотрудников интерната придавил сидящих в партере слабоумных бабушек, пригнув их тела к коленям, он действовал на них сильнее нейролептиков и транквилизаторов, вместе взятых. Мне даже показалось, что они боялись пошевелиться, чтобы не вызвать гнева у тех, кто был на сцене. Громкие голоса, крикливая музыка усиливали эффект оглушения и вызывали ужас в их оскудневших мозгах. Артисты вряд ли понимали это. По всей видимости, выступающие пропускали по рюмочке между номерами за кулисами, хотя кулисами эти грязно-багровые с кисточками по краям свисающие полотнища с изображением головы Ленина посередине назвать можно было с большой натяжкой.
«Боже! – подумал я. – Еще год-два работы в этом интернате, и я тоже выйду на эту сцену и буду приплясывать и пританцовывать с хором завывающих администраторов перед своими же больными, вылечить которых уже не удастся никому». Прав был Антон Павлович Чехов – безумие заразно.
