• «Медохара гуггул» или похожий «Навака гуггул» – при ожирении, повышении Капхи, суставных проблемах. Стимулируют обмен веществ в организме, нормализуют уровень холестерина, ускоряют процессы расщепления жиров и выведения токсинов из организма, положительно воздействуют на пищеварительную систему.
• «Шаддхаранам» таблетки – древняя формула Сушруты используется в лечении диабета Вата-типа, сопровождающегося поражением нервно-мышечного аппарата, Вата-болезней брюшной полости в целом (вздутие и пр.), судорогах ног. Улучшает пищеварение.
• «Авипати чурна», содержащий триврит и ещё девять растений для улучшения пищеварения. Используется для удаления избыточной Питты из желудка и тонкого кишечника. Снижает повышенную кислотность, помогает при несварении, действует как мягкое слабительное. Рекомендуется также для улучшения работы печени, при геморрое.
• «Канчнар гуггул» – очищение лимфы, рассасывание опухолей верхней половины тела.
• «Виданга чурна» – регулирует аппетит и помогает поддерживать надлежащий вес, избавляет от вздутия, нормализует и поддерживает кишечную флору.
• «Варанадиганам чурна» – при повышении Капхи, ожирении, жировом гепатозе, диспептических явлениях, проблемах щитовидной железы, атеросклерозе.
• «Гроусин» – нормализация пищеварения, ферментная поддержка пищеварения, снижение чувства ложного голода. Содержит гарцинию камбоджийскую, которая также входит в препарат «Врик-шамла».
• «Худия-сан» – нормализация пищеварения, снижение чувства ложного голода.
• При гипотиреозе – «Дашмула», «Варуна», «Женское здоровье», «Универсум».
Ничто так не снижает вес, как любовь и путешествия. Когда жизнь и так полна, не надо заполнять душевную пустоту тортиками. Марк Твен говорил: «Только о двух вещах мы будем жалеть на смертном одре – что мало любили и мало путешествовали».
И помни, что «дорогу осилит идущий». Не спеши и не особо привязывайся к результату. Быстрое снижение веса – это стресс для организма. Просто иди потихоньку к своей цели, делай, что требуется, и всё будет хорошо ☺.
Девяносто шестой год, меня занесло в Каир. В самолёте только я один летел посмотреть пирамиды, остальные летели по каким-то торговым делам. По прилёте у нашего старенького и очень шумного самолёта загорается шасси, его тушит товарищ в рыбацких резиновых сапогах. На улице ночь и плюс тридцать. Нас долго везут в отель. Дворцы и люди, спящие в коробках, нищета и роскошь, чужие запахи и картинки. Засыпаю под какофонию звуков быстро и крепко.
Каир никогда не спит. Чувствую себя как хлопчик из фильма «Один дома – 2» в чужом огромном городе. Замызганный отель «Клеопатра», следы былой роскоши, как в фильмах серии «про египетские приключения», четырнадцатый этаж, из окон виден Национальный музей, а также псевдоразруха недостроенных верхних этажей домов и песочного цвета небоскрёбы. Ухоженную травку на газонах несколько портят груды мусора. Нил похож на Днепр с небоскрёбными элементами Манхэттена, везде машины, машины, машины, главное правило езды – отсутствие правил: ныряешь в дорожный трафик, как в железный поток (собьют – не собьют?). Машины сигналят всё время по поводу и без, кого-то просят уступить дорогу: «таа-тааа-та-та», кого посылают подальше: «та-тааа-та-та» или просто гудят от переполненности эмоциями в этот момент жизни. На светофоры все плевать хотели, даже если его стережёт полицейский с АКМ. Сворачиваем на боковую улочку, там сидит старик в галабии (длинная такая рубашка как платье) и продаёт кальяны, через всё лицо шрам и в глазах вечность, рядом стоит военный, в его глазах та же вечность. Военных очень много, буквально на каждом перекрёстке, все с автоматами. В маленькой серебряной лавке продавец улыбается белыми зубами с коричневыми полосками (у многих аборигенов такие зубы, от кальяна, что ли?) и делает скидку, узнав, что я раша. Сообщает, что в детстве отдыхал в «Артеке», и сильно радуется, узнав, что я живу неподалёку от Гурзуфа. В процессе торговли за побрякушки помогает слово «Асуан»: плотина дала воду Каиру. Но говорят, что после её возведения в Ниле перевелись крокодилы. Возвращаюсь по берегу Нила. На набережной куча влюблённых парочек фланируют туда-сюда. На первом этаже нашей гостиницы в ресторане местное party с барабанами и свистоплясками, танцуют только мужчины, их жёны умилённо наблюдают за прыжками и ужимками своих благоверных. Аниматоры в красных расшитых золотом костюмах лупят в барабаны и выписывают немыслимые коленца, похоже, им это нравится даже больше, чем приглашённым гостям испуганно-европейского вида.
Каир никогда не спит, только к четырём утра поток машин и людей иссякает, в пять уже светлеет, в шесть-семь уже начинается столпотворение: 18 миллионов людей бегут, размахивая руками, едят, кричат, молятся в магазинах и на улице. Вижу, как один клерк в костюме просто коврик расстелил на тротуаре перед банком и молится, не обращая ни на кого внимания. Главное, чтобы лицо было обращено в сторону Мекки. Спускаюсь в метро. Метро всё выложено светлым кафелем, в составе есть вагон для особо стеснительных женщин.
Едем на гизовские пирамиды. Домашних животных не видно, только изредка худые кошки, которые, кстати, у них были священными животными раньше. Возле богатых домов стоят глинобитные термитники с дырочками: это оказываются голубятни – местные богатеи едят голубей вместо виагры. По выходе из автобуса на улице буквально вынимают душу торговцы поддельными банановыми папирусами, пирамидками, сфинксами, монетками, пёстрыми арабскими платками «арафатками» и прочим мусором для туристов: вся эта навязчиво предлагаемая околофараонская дребедень достаёт уже на второй день и достигает апогея возле пирамид (слава богу, в мой второй приезд на плато Гиза их уже убрали всех и можно было спокойно погулять возле пирамид). Поэтому грандиозность Сфинкса и остальной красоты несколько мало цепляет. Зато пускают залезть под самую большую пирамиду Хеопса, в саму гробницу. Предупреждают, у кого хронические болезни, лучше не спускаться. Лезу, хотя в голове крутится фраза о проклятии фараонов ☺.
В Саккару, на самую старенькую ступенчатую пирамиду, едем уже сугубо индивидуально, там на удивление мало туристов и торговцев, любуемся космическим ландшафтом пустыни, и видны все околокаировские пирамиды. Потом обратно в Каир, на холме стоит Цитадель, которую построил Мухаммед Али, но не боксёр, а шах. В огромном зале храма сажусь на потёртый ковёр в самом центре, под самую маковку высоченного купола. Сначала ничего не чувствую, потом столб воздуха над головой сжимается и прохладным потоком вливается в голову. Закрываю глаза, тихий звон хрустальной люстры, тело становится невесомым и, как воздушный шарик, поднимается вверх. Некоторое время вишу в воздухе, потом тихонько опускаюсь вниз, открываю глаза: на меня удивлённо смотрит смуглая девочка с пирсингом в некрасивом носике с широкими ноздрями…
В Национальном музее жуткое международное столпотворение: гиды орут на разных языках, стараясь перекричать друг друга; от белого шума тут же начинает болеть голова; по перекошенным лицам буржуйских туристов вижу, что плохо не мне одному. Но крайне интересная история Египта про любимых с детства фараонов заставляет забыть обо всём. Особенно увлечённо наш гид рассказывает о Клеопатре. Притом, что Клеопатра на протяжении многих веков остаётся образцом женственности, удивительно и неожиданно было услышать, что красота царицы «не была того несравненного рода, который мгновенно захватывает внимание всякого, кто её видит» – такова была оценка Плутарха, самая близкая ко времени жизни Клеопатры. Портреты царицы (на монетах вполне естественные) тоже нельзя назвать слишком лестными благодаря знаменитому носу и широким ноздрям… На этой ноте покидаю экскурсию и топаю пешочком в свой отель, благо что идти совсем близко.
По приезде домой читаю одну книжку, в которой пишут, что древние идеалы красоты сильно отличались от идеалов красоты современного западного мира. Например, древнегреческая богиня любви красавица Афродита неизменно изображалась в произведениях искусства как полноватая женщина с большим носом. В современном обществе такой женщине, скорее всего, посоветуют похудеть и сделать пластику лица. Пожалуй, нет смысла пытаться однозначно ответить на вопрос, была ли Клеопатра красивой: ведь мы оцениваем красоту сквозь призму современной культуры.
Возможно, стоит выйти за рамки понятия чисто физической красоты. Дио пишет, что Клеопатра «обладала восхитительным голосом и знала, как сделать общение с собой приятным для каждого, кто её видел». А Плутарх утверждает, что разговор с Клеопатрой «имел неотразимый шарм, её непревзойдённые ораторские способности в сочетании с открытостью, общительностью и характером, что так или иначе оказывало воздействие на собеседника, делали своё дело». Очарование Клеопатры, по мнению Плутарха, было связано не столько с её внешностью, сколько с интеллектом, характером и, по-видимому, искусством вести беседу – от интонации до способности выражать свои мысли. Если вспомнить о том, как сильно увлеклись ею Цезарь и Марк Антоний, становится понятно, что их интересовало нечто большее, чем просто молодое красивое тело. В конце концов, эти знаменитые ценители женской красоты, несомненно, не попались бы на удочку Клеопатры, если бы речь шла только о сексуальности.
