Маше самой в глубине души хотелось кошку, так что она тайком от мужа предпринимала некоторые шаги. Ходила в гости к друзьям, у которых были животные, и подолгу играла с ними. К сожалению, выяснилось, что на собак у нее действительно сильная аллергия. Полчаса – и все. Слезы-сопли, без таблеток никак. А вот на кошек такой реакции не было. Как-то раз Мария с дочкой специально пошли на кошачью выставку, где провели почти два часа, трогали, гладили кошек, даже сажали себе на шею. Аллергия затаилась. «Может, и нет у меня реакции на кошек? – закрадывалась надежда. – А от сфинксов и правда грязи немного»…
Мама и дочка по вечерам мечтали, что когда Аленка немного подрастет и станет более самостоятельной, чтобы самой ухаживать за животным, может быть удастся уговорить папу на какую-нибудь лысенькую кошечку…
* * *
Что уж тут говорить. С того дня Аленка с мамой стали ходить под лестницу как на работу. Регулярно, три раза в день, после каждого приема пищи. Все три котенка до удивления не были похожи как друг на друга, так и на свою маму. Один котенок, вернее, маленькая кошечка была в яркую рыжую полосочку, ее братишка целиком в серо-бело-рыжих пятнах, а вторая сестричка – абсолютно белая, с разноцветными глазами, и имела все задатки пушистой кошки. Белая оказалась самой смелой. Она всегда самой первой выскакивала из подвала на материнский призыв, когда приносили еду, охотно играла с веточкой, спокойно сидела на руках и мурчала как паровозик. Братик был пугливым, заметно меньше сестер. Рыжая – игручая, но забияка, когда удавалось ее поймать, извивалась и царапалась острыми как иголочки коготками.
Маша поняла, что пропала, как только белое чудо забралось к ней на колени и замурчало. До отъезда из дома отдыха осталось всего три дня.
– Мама, а тебе какой котенок больше нравится? Рыжая хорошенькая… А пятнистый такой бедненький… А белая пушистенькая такая мягкая…
– Мне все нравятся. Рыжая – шалунишка, белая – ласковая…
– Мама, а ты бы какого котенка взяла?
– А ты?
– Не знаю… Может быть, возьмем рыжую? Или белую? А лучше давай возьмем двух?
– Доченька, это очень ответственное решение, надо хорошо подумать…
– Мама, а когда ты уже хорошо подумаешь?..
Этот разговор повторялся из вечера в вечер, на руках появлялись и заживали царапины, багажник Машиной машины, среди прочих полезных вещей, уже давно пополнился пакетом с кошачьим туалетом и переноской для котят, за которыми съездили в маркет у шоссе. Маша боялась себе признаваться в этом, но она уже давно все решила. И даже дала мысленно котенку имя. Ворона. Ни о каких Рыжиках и Пестриках она и не думала, с Вороной у них сразу возник плотный душевный контакт и о том, чтобы оставить ее здесь, уже не могло быть и речи.
В последний день Аленка уже начала серьезно волноваться.
– Мама, мы кого из котиков возьмем? Ты хорошо подумала?
Марья вздохнула и сказала дочке:
– Пошли, что-то покажу. – И показала ей в багажнике свои приобретения. Все для приема нового жителя было готово.
– А как же твоя аллергия, мама? Ты вылечилась? – вдруг забеспокоилась дочка.
– Наверное, вылечилась. Будем надеяться, что да. В крайнем случае… Ну, будем кого-то искать. А может, и все будет хорошо.
– Да, да, да, ура, пошли скорее! А какого мы возьмем?
– Беленькую. Давай ее Вороной назовем?
– Почему Вороной?
– Ну, потому что белая! Сокращенно можно Варькой… – Аленку, похоже, такая версия не слишком убедила, но спорить она не стала, ведь главное – решение принято!
Сердце Маши панически забилось, когда, протиснувшись под лестницу, мама с дочкой вдруг не увидели котят.
– Мама, их что, кто-то уже взял?! Мама, где они? Кис-кис-кис…
«Боже, только не это…» – успела подумать Маша, продолжая оглядывать полутемное помещение. Но вот в углу что-то зашевелилось, распутался какой-то неразборчивый клубок и к ним навстречу выбежали котята. Маша решительно поймала Ворону и сунула ее за пазуху.
– До свидания, котики, – сказала Аленка, – мы позаботимся о вашей сестричке.
Странное это было ощущение, нести за пазухой свою собственную кошку. Маленькую, весом всего полкило. Свою. Кошку.
Ворона, чувствовала, похоже, торжественность момента и сидела очень тихо, не шевелясь. Так Ворона стала третьим членом семьи Маши и Алены.
* * *
Борис, потомственный котовладелец, грустил. «Нет, – думал он, – нового кота, новую собаку, новую семью заводить я не буду». Его черный Васька был долгожителем, прожив с Борисом почти двадцать лет. Он пережил в его доме всех. Объявив Бориса неудачником, ушла и исчезла в неизвестном направлении жена. Потом вырос и стал жить отдельно сын. Умер добрый смешной лабрадор Вилли. И только Васька до последнего берег и охранял своего хозяина. Последние годы ему сложно было запрыгивать на кровать, поэтому Борис сделал для него небольшую лесенку «с его», Васькиной, стороны. Васькина сторона когда-то была «женской половиной», но это было уже очень, очень давно. Теперь застеленное слева одеяло было каким-то особенно вызывающе сиротливым.
Когда-то, пойдя на поводу у жены, Борис, стараясь быть примерным семьянином, устроился на нормальную, с точки зрения жены, работу. Он, талантливый, но как это часто бывает, не очень известный художник, мало приносил денег в семью. Картины ездили по выставкам, но продавались плохо и нерегулярно. «У тебя растет сын! Устройся уже на нормальную работу! – часто требовала жена. – Рисуй что-нибудь на заказ, в конце концов, тоже мне, непризнанный гений!»
Художник любил жену и сына и в итоге последовал наставлениям жены. Стал администратором выставочного комплекса и начал рисовать на заказ портреты, морские пейзажи и ангелочков на потолках новых русских. Денег стало больше, но куда-то незаметно ушло вдохновение, он сделался человеком мрачноватым и каким-то понурым, что ли.
Жена ушла все равно, вышла замуж за торговца антиквариатом, а сына по какой-то непонятной причине оставила с отцом. Что-то надломилось с ее уходом. По привычке художник продолжал организовывать чужие выставки, рисовать чьи-то портреты, чтобы прокормить сына. Но вот вырос и сын, а Борис так и остался на нелюбимой работе и в пустом доме.
«Может, все-таки завести кошку снова? – думал иногда Борис и тут же сам себя прерывал: – Нет. Теперь у меня совсем другая жизнь, кошке нужна компания и игра, а меня и дома-то не бывает. Грустно будет кошке».
«Хотя… – спорил он иногда сам с собой, – не грустнее, чем голодать и жить неизвестно где. Может быть, взять какую-нибудь брошенку из приюта?.. Все веселее… Ну а командировки? Кто ее будет кормить? С другой стороны – все можно решить, есть же соседи, в конце концов. Или сына можно попросить заходить».
Так или иначе, а Борис иногда читал ленту «Фейсбука» и всегда с вниманием относился к объявлениям что-то вроде «отдадим котят в хорошие руки» или «найден котенок, ищем хозяина». Но, видимо, пока не увидел в этой ленте он «своего» кота.
«Нет… Поздно уже что-то менять. Еще несколько лет, и пятьдесят. Права была жена, я неудачник. Семью потерял, талант растратил… Да и эти дурные инсталляции и выставки вполне организуют без меня, никакое это не искусство».
«Поеду на дачу. Буду жить на природе, может быть, вернется вдохновение. Или, по крайней мере, просто поживу в тишине и покое. Буду снова писать»…
* * *
Борис часто давал себе обещание: «Вот в эти выходные поеду на дачу». Но наступали выходные – и находилась масса неотложных дел, которые удерживали его в городе.
«Иваныч, у нас рабочие не успели вчера смонтировать объект, ты сможешь их проконтролировать? Что? Директор экспозиции? А она сказала, что не может, у нее какой-то утренник в детском саду. Спрашивала, сможешь ли ты ее заменить».
«Борис Иванович, вы не могли бы прийти и рассказать студентам о современном искусстве? О новых формах и течениях? Ведь у вас в галерее именно актуальное искусство выставляют. Расскажите им, что и туалетная бумага может быть глиной в руках мастера… В эту субботу, Борис Иванович…»
«Борис, ну вы нас все время заливаете! Не вы? А кто же? Нет, я думаю это вы. Завтра придет мастер из ЖЭКа. Почему в субботу? А когда же еще? По будням я работаю!»
Но однажды такие выходные все-таки наступили. Отложив на потом все выставки, соседей, друзей, он достал из специальной – чтобы не потерять – коробочки ключи от дачи и отправился на Киевский вокзал.
* * *
«Да… обиделся ты на меня, мой старый дом… Ведь ты как человек, любишь заботу и внимание. И крыша покосилась… И крылечко подгнило. Ох, а огорода-то и не видно совсем, не земля, а целина…»
В доме после зимы пахло сыростью. Стол на веранде, буфет были покрыты толстым слоем многолетней пыли. И все-таки здесь он чувствовал себя дома. Он шел по старенькому домику, построенному еще отцом, и вспоминал. Печка – гордость отца. Он сам ее клал вместе с печником. Уже потом, когда мать стала старенькая, решено было поставить котел и провести батареи. Детство вспоминалось вместе с этой печкой. Как ее топили в сырые августовские дни, как сушили на ней грибы, как маленькому Боре поручали набрать щепок для растопки.
