— Все-таки надо в милицию заявить…
— Надо…
Шевченко опять принялся расспрашивать ее о подробностях, интересуясь главным образом внешностью незнакомца.
— Я его и разглядеть-то как следует не успела, — отвечала старушка. — Такой… невидный из себя… Правая рука перевязана, нос кривой, глаза впалые, сам худой и в ремнях…
— Сейчас тысячи людей в ремнях, — заметил Алексей Иванович, — а руку он мог и нарочно замотать.
Нет, найти человека по таким приметам в большом городе было мудрено!
Алексей Иванович подошел к окну, из которого выпрыгнул неизвестный, заглянул вниз, как бы измеряя глазами расстояние до земли; затем вторично обследовал клумбу, где явственно виднелись отпечатки двух ног. Но осмотр нового ничего не дал, и Алексей Иванович вернулся со двора еще более помрачневший.
— Обязательно его изловить надо, — бормотал он в усы. — Такую гадину оставь на свободе — сколько напакостит…
— Попробуем по-другому, — сказал он громко и сел к столу. — Зачем он сюда приходил? На завод ему надо, вот зачем. Какой отсюда вывод получается? Получается, что искать его нужно на заводе. А как его там найдешь? Стоп. А это что? Платок. Чей платок? Его, бандита. Значит, по платку его и будем искать.
Алексей Иванович рассуждал как заправский шерлок-холмс. Фуражку он сдвинул на затылок, седые усы его топорщились, лицо покраснело от волнения.
Рассказывали (Витя слышал), что до прихода в клуб служебного собаководства Шевченко работал в уголовном розыске (кем точно, Витя не знал, да это и не имело значения); по возрасту ему уж давно следовало быть на пенсии, — а он вон еще как, решил изловить преступника.
— А через ту остановку какой трамвай идет, девятый? — обратился он к мальчику.
— Девятый, — ответил Виктор.
— Точно! — с довольным видом хлопнул Алексей Иванович себя по коленке. — Платок у тебя? Завернутый?
— У меня.
— Настасья Петровна, и вы тоже с нами, — поднимаясь, поманил он ее рукой.
— А Джек? — спросил Витя.
— Обязательно!
* * *
Через заводскую проходную будку шло столько народа, что Витя уже на второй минуте ожидания потерял надежду обнаружить неизвестного. Джек сидел за деревянными перилами, разделяющими коридор на два узких прохода, и не проявлял никаких признаков беспокойства или любопытства. Люди шли в ту и в другую сторону, Джек, вытягивая шею, принюхивался к каждому и равнодушно отворачивался.
Может быть, запах уже потерян, платок выветрился и они понапрасну сидят тут, в то время как шпион орудует где-нибудь в другом месте? — тревожно спрашивал себя Витя каждый раз, когда очередной человек проходил мимо.
Вооруженный вахтер монотонно повторял:
— Пропуск? Проходите.
Впрочем, пропуск показывали и без напоминания.
Шумел завод, слышались пронзительные свистки бойких маневровых паровозиков, сновавших по узкоколейным путям, черный дым валил из высоких кирпичных труб, подпирающих небо. Все это очень интересно, но сегодня Вите было не до того. Так удачно начавшаяся проба «Джека» «в боевых условиях» ни к чему не привела. Джек потерял след. Может быть, у него недостаточно тонкое чутье-обоняние, а может, шпион применил запах-глушитель, сбивающий ищейку с толку…
Витя снова и снова давал Джеку нюхать платок, но пес равнодушно отворачивал нос и опять безразличным взглядом смотрел на проходящих.
— А может, он через забор? — нетерпеливо спрашивал Витя.
— Через забор не попадешь, там везде охрана, — отвечал Алексей Иванович. — И сигнализация. Мимо нее не проскочить. Обязательно он здесь у проходной должен быть… Проходите, товарищ, не бойтесь, собака не тронет.
Алексей Иванович сидел у самой двери и терпеливо ждал. Тут же, в углу, сидела Настасья Петровна. Предупрежденный обо всем вахтер время от времени вопросительно поглядывал на них.
Витя и Настасья Петровна не знали, что Алексей Иванович успел позвонить куда следует и теперь действовал не как частное лицо, наобум, а по заранее продуманному плану. «Пес достаточно надрессированный, не подведет?» — спросили его. «Не должен».
У него на все короткий ответ: «не должен», «точно», «обязательно». Не терпит многословия.
Но оттого, что Шевченко проявлял такую уверенность в способностях Джека, беспокойство Вити только еще больше увеличивалось. Он уже не мог сидеть спокойно и то вставал, то присаживался на корточки перед Джеком и принимался гладить голову собаки, но тут же, поймав взгляд Алексея Ивановича, возвращался на свое место. «Не отвлекай», — говорил этот взгляд, а Витя привык слушаться своего наставника.
Гудок. Кончилась смена. Шумный человеческий поток хлынул через проходную. Маленькое тесное помещение наполнилось шарканьем ног, людским говором. Люди шли плотной массой, и Витя отчаянно боялся, что Джек не сможет обнаружить в такой толпе нужного запаха. Так продолжалось минут двадцать. Наконец движение и толчея стали уменьшаться, цепочка людей редеть; вот уже только одиночки идут через проходную…
— Пропуск. Проходите, — как заводной, твердил вахтер.
Вот и ночная смена прошла; в проходной снова стало тихо. «Ошибся Алексей Иванович, ошибся», — думал мальчик. В глазах Шевченко тоже появилось беспокойство и нетерпение. Неужели, неужели…
Совсем стемнело. Длинные тени от труб легли поперек заводского двора, а тот, кого ждали, не появлялся.
— Говорил я, что не придет он… — со сдержанным упреком в голосе и не глядя на Алексея Ивановича произнес мальчик.
— Подожди…
Поторопились они, размышлял мальчик, лишка доверились Джеку. Неопытный он, много от него захотели. И на фронт он попадет не сразу. Еще в школе учить будут. В школе военного собаководства.
И вдруг… что это? Шерсть на Джеке поднялась дыбом, в глазах зажглись недобрые огоньки, и глухое ворчание вырвалось из ощеренной пасти…
Через проходную, не глядя по сторонам, походкой занятого человека быстро шел невысокий, худощавый незнакомец в кепке и рабочей блузе. Он предъявил пропуск, и вахтер уже приготовился сказать свое обычное «проходите», но в эту минуту Джек, рванувшись из рук мальчика, издал такой злобный и протяжный рык, что все невольно обернулись.
— Одну минуточку, гражданин…
Алексей Иванович загородил собой дорогу незнакомцу. Тот метнул быстрый взгляд назад: вахтер стоял в дверях.
— В чем дело, граждане?
— А вот сейчас узнаете. Джек, фу! Настасья Петровна, пожалуйте сюда. Он?
Настасья Петровна неуверенно вглядывалась в лицо неизвестного и вдруг всплеснула руками:
— Он!.. Смотри, и переодеться успел…
— А вы, гражданин, узнаёте?
Витя следил за всем происходящим зачарованным взглядом. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Джек послушно сидел у ног хозяина и только косил свирепым глазом на задержанного, готовый в любой момент преследовать его, если тот вздумает бежать.
Потом они все вместе проводили неизвестного в караульное помещение. Джек следовал за ними на привязи у Вити и грозным рычанием предупреждал, что бежать бесполезно.
— А бумажки-то у вас поддельные. Плохо работаете, — сказал старший караульный начальник задержанному, ознакомившись с его документами, и тот уже больше не пытался ни возмущаться, ни оправдываться.
— Дьявол! — прошипел он в сторону собаки, и в голосе его было столько злобы, что Джек вскочил и, показав большие белые клыки, издал угрожающее рычание.
— Хорошая работа! — лукаво произнес Алексей Иванович, похлопав собаку по спине, когда задержанного увели под конвоем, и подмигнув в сторону Вити. Тот залился румянцем. — Хорошая работа! Вот тебе и проба «в боевых условиях». А кто это говорил, что он не придет, а? не ты ли? Пришел как миленький! — И он еще раз подмигнул мальчику.
Витя слышал и не слышал. Все было как сквозь сон.
Завтра Джек уедет и прости-прощай, друг любезный, как говорит бабушка. Мысленно Витя уже давно простился с ним; а вышло, что сегодня вдруг он как бы заново нашел его… Нет, не потерял он друга, а открыл в нем нечто новое, самолично убедился, как тот может и будет служить в совершенно других условиях, непохожих на те, в которых рос… будет, обязательно будет! — теперь не оставалось никаких сомнений. А до этого — чего скрывать? — Витя сомневался… самую малость, чуть-чуть, но все-таки сомневался. А вдруг?!
Сейчас он был даже доволен, что появился нежданно-негаданно этот, ну, как его назвать, враг в общем, и — сам не желая того — устроил форменное испытание Джеку. И Джек выдержал экзамен.
…Все это было, наверное, гораздо сложнее и намного серьезнее, чем здесь написано; многие подробности остались для нас неизвестными; но так рассказала мне бабушка Настасья Петровна. Писал с ее слов…
Где это происходило? Военная тайна…
