Она больше не заговаривала о доме своей мечты, в который собиралась переселиться вместе с Гарри.
— Наверное, время, которое было мне отпущено, подходит к концу, — философски заметила Донна. Она наняла человека, чтобы выгуливать Гарри в течение дня, а по вечерам ее навещала Джоан, если была свободна. Иногда Донна просто выпускала Гарри на улицу. Он знал, что от него требуется, быстро делал все, что нужно, и возвращался.
Пес стал как будто серьезнее, выглядел несколько подавленным и встревоженным, но работал все так же усердно.
— Он такой молодец! — воскликнула Донна. — Я не устаю благодарить Бога за то, что у меня есть Гарри. — Она сказала, что теперь не всегда успевает добежать до ванной во время приступов тошноты, а лекарства надолго погружают ее в похожее на сон оцепенение. Но Гарри по-прежнему постоянно рядом с ней — несмотря ни на что.
Вернее — почти постоянно. По просьбе Донны, один-два раза в неделю Джоан забирала Гарри к себе. Однако всем своим поведением он опровергал теории, утверждающие, что собака не в состоянии понять сложных человеческих ситуаций.
У Джоан — хотя она и не говорила об этом Донне — Гарри беспокоился и ничего не ел. Ходил из угла в угол, скулил, бросался на дверь, а потом неподвижно замирал возле нее. Когда Джоан, наконец, сдавалась, он опрометью бежал к ее машине и приникал к окну, нетерпеливо ожидая возвращения домой, к Донне.
— Не сомневаюсь, когда все закончится, мы с ним прекрасно поладим. Но этот пес сознает свою миссию, — с грустью заметила Джоан, — и исполнит ее до конца.
Вероятно, она была права. Куда бы ни пошла Донна, голова Гарри, словно прикрепленная невидимыми нитями, неизменно поворачивалась за ней. Он ходил следом за хозяйкой из комнаты в комнату, вскакивал на постель, когда она засыпала, сопровождал ее в ванную во время приступов рвоты. Такие сцены нелегко вынести — и человеку, и собаке — но Гарри явно не желал быть в это время в другом месте. Пусть он и не чувствовал себя пастухом, — его призванием была Донна.
Даже во сне она порой протягивала к нему руку, — пес неизменно был рядом. Он никогда не попадался ей под ноги, не налетал на трубки и провода, опутавшие квартиру.
Во время этой нашей встречи она спела свою последнюю песню, написанную на мотив «Джингл Белл Рок»:
Гарри Дуайт, Гарри Дуайт,
Гарри Дуайт, ты — мой,
Как прекрасно сознавать:
Ты всегда со мной…
— Наверное, получилось так себе, — хриплым шепотом выговорила она. Гарри так не думал. Как всегда, когда она пела, он подпевал, помахивая обрубком хвоста, и осыпая поцелуями ее лицо.
В день своего рождения Джамал Саттон — ему исполнилось четырнадцать — попросил у матери разрешения завести собаку. Это желание давно стало у него навязчивой идеей. Три года назад отец Джамала уехал в Вирджинию, и с тех пор мальчик постоянно твердил матери о том, что жить не может без собаки.
Джамал — высокий, застенчивый подросток, с детства отличавшийся ровным, спокойным характером. Он долго был настоящим «книжным» ребенком, пока не сообразил, что в современной жизни это равносильно клейму отверженного. Со временем он научился не выделяться среди своих ровесников. Так же, как и остальные мальчишки из их квартала, Джамал боготворил Майкла Джордана, а позднее Шейкила О'Нила и Кобе Брайанта из «Лос-Анджелес Лейкерс», день и ночь слушал хип-хоп — по дороге в школу, во время уроков и прогулок в парке Нишуан, примыкавшем к городу с противоположной стороны от Национального парка Миллз. Однако с тех пор, как его лучший друг Малик переехал в другой город, Джамал ни с кем особенно не дружил и предпочитал держаться одиночкой.
Мальчик не мог похвастаться атлетическим сложением, но со временем намеревался стать настоящим спортсменом и считал, что у него больше шансов «взять скоростью, а не силой». Джамал играл в баскетбол в школьной команде Монтклера и сумел добился приличных, хотя и не выдающихся успехов.
В школе он был середнячком, но кое-кто из учителей оценил способности мальчика и откровенно симпатизировал ему. Педагоги опекали его, исподволь подготавливая к поступлению в колледж. Однако он не поддавался на подлобные уловки. Внимание со стороны учителей только осложняло отношения Джамала с приятелями, обзывавшими его подлизой, что серьезно подрывало авторитет мальчика. Он сказал, что не собирается поступать в колледж, разве что баскетбольная команда возьмется выплачивать ему стипендию.
Его мать понимала, что, заводя собаку, Джамал рассчитывает таким образом поднять свой социальный статус среди подростков квартала и оградить себя от местной шпаны.
В конце концов, она согласилась. Для начала Джамал обошел все местные приюты. Он искал питбуля или ротвейлера — это были его любимые породы. Не ограничившись Монтклером, он съездил в соседний Блумфилд и даже Ньюарк, — для него это было целое путешествие, — но повсюду его просили вернуться с кем-нибудь из взрослых.
Тогда-то живший по соседству приятель сказал ему, что у служащего местной почты недавно ощенилась сука питбуля. Хозяин просил за щенка двадцать пять долларов. Джамал подрабатывал после уроков, когда хотел купить себе что-нибудь из одежды, компакт-диск или сладости; — он разгружал товары в магазине, ходил за покупками для миссис Эдвардз, наводил порядок на участке перед церковью св. Павла. Словом, двадцать пять долларов были для него вполне реальной суммой. Накопив денег, он выбрал пятнистого черно-коричневого щенка, самого большого и энергичного, и назвал его Дри.
Дом Джамала расположен на юго-восточной окраине Монтклера, почти примыкающей к соседнему Вест-Оранджу. По современным городским стандартам, жизнь там не выходит за рамки нормы. Однако по меркам Монтклера этот район считается самым бедным и неблагополучным в криминальном отношении.
Семья Джамала снимала первый этаж в деревянном бараке, построенном девятнадцать лет назад. Их было шестеро: мать Джамала, супервайзер Ньюаркского филиала «Нью-Джерси транзит», бабушка, и две родных сестры Джамала — с одной из них ему приходилось делить комнату — и сводная сестра.
За садиком и газоном перед домом ухаживали с любовью, чего не скажешь о самом жилище. Водопровод регулярно выходил из строя, оконные ставни покосились, проводку постоянно замыкало, краска облезала хлопьями внутри и снаружи. Соседние дома, рассчитанные на две семьи, пребывали в таком же плачевном состоянии. К тому же они стояли так близко друг к другу, что до жильцов доносились все разговоры соседей и запахи готовящегося обеда.
В этот прохладный осенний денек было довольно ветрено, и по улицам квартала — грязноватого по сравнению с другими районами Монтклера — перекатывались кучки мусора. Джамал и его мать Алисия в один голос заявили мне о том, что в их районе существует проблема наркотиков.
— В наше время от этого никуда не деться, — заметила Алисия.
В отличие от большинства детей Монтклера Джамал не имел возможности выбирать щенка на сайтах питомников и не рассчитывал найти мохнатый подарок под рождественской елкой. Главным подарком для него стало согласие матери, а собаку он купил себе сам.
Однако — и в этом Джамал ничем не отличался от остальных местных собаководов — он души не чаял в своем питомце, хотя воспитывал его по собственным методам. Все время, пока Джамал находился в школе, Дри сидел на привязи у забора.
Щенок подрос и превратился в классического питбуля. Его массивное тридцатикилограммовое тело с широкой, словно бочка, грудью венчала крупная, высоко посаженная голова характерной формы с ясными живыми глазами. С окружающими Дри держался дружелюбно, но свой дом охранял, к посторонним относился недоверчиво и просто обожал Джамала.
Вернувшись из школы, Джамал первым делом заглядывал во двор.
— Эй, Дри — окликал он собаку. Пес лаял в ответ и, неистово виляя хвостом, прыгал вокруг хозяина, стараясь лизнуть мальчика в лицо. Крошечный дворик, с трех сторон стиснутый соседними домами, был сплошь залит бетоном, только посередине одиноко торчало чахлое деревце, да стоял явственный запах собачьих испражнений.
Поздоровавшись с собакой, Джамал брал в руки обрезок узкой доски. Настроение у пса резко менялось: он на мгновение замирал, затем пятился с негромким ворчанием. Налицо были все признаки собачьего стресса: Дри поджимал хвост, отворачивался, прижимал уши и тяжело дышал. Пару раз он показывал зубы, но только на секунду; Джамал, казалось, этого не замечал или же не придавал значения. Дри нервно озирался по сторонам в поисках какой-нибудь лазейки, но выхода не было: со всех сторон двор окружал сетчатый забор.
Отказавшись от мысли о побеге, пес поворачивался к своему хозяину, и Джамал наносил удар — сбоку по голове. Взвизгнув, пес отскакивал назад. Теперь удары сыпались по бокам, спине и плечам. Деловито, бесстрастно Джамал снова и снова обрушивал на него удары. Он не стремился бить до крови. Удары были резкими, но не грубыми — если такое слово уместно — и продолжали сыпаться на собаку около десяти минут. Смотреть на это было нелегко.
