— Ты смел и хитёр, Али-бек, — сухо сказал Андрей Павлович. — Мы ценим смелость даже у врага. Но мы ещё знаем: кобра будет рада, если вся земля окажется пустыней.
Тот, кого Андрей Павлович называл Алибеком, вяло пожал плечами и промолвил, печально улыбаясь:
— Да будет на всё воля аллаха. Начальник сам увидит, что он ошибся, приняв вьючного ишака за барса.
Мы вышли на веранду и сели за стол. Прерванный завтрак так и не возобновился. Андрей Павлович задумчиво покусывал лепёшку, зачем-то дул на холодный кумыс, и мы отчётливо видели, что начальнику заставы сейчас не до еды.
Против ожидания капитан заговорил сам:
— Я был рядовым в дивизионе. Им командовал человек, имя которого теперь знают все пограничники страны. В те далёкие годы басмачи вели себя нагло. Они то и дело устраивали набеги на наши кишлаки. Но горе было басмачам, когда мы настигали их: люди дивизиона учились мужеству у своего командира.
Пятнадцатого мая тридцать третьего года в сыпучих песках. Каракумов мы вели бой с крупной бандой басмачей. Мы дрались почти в упор, и я мог бы закрыть собой командира, если б вовремя увидел, как поднял свой карабин вот этот... барс, выдающий себя за ишака. Я запомнил его лицо, будто выбитое на медной монете.
Али-бека успели увезти бандиты; я выстрелил в него с расстояния в двадцать шагов. Я могу сказать точно, куда стрелял, и мы найдём след от свинца под нищенским халатом этого убийцы и актёра.
— Может быть, ты всё-таки ошибаешься? — осторожно спросил капитана Александр Андреевич. — С тех пор прошло столько лет...
— Я не мог забыть лицо врага, — угрюмо сказал начальник заставы.
— Как его арестовали? — поинтересовался Александр Андреевич.
— Поговорите с дозором. Мне придётся выехать в отряд, — ответил Андрей Павлович, пожимая нам на прощание руки.
Ночью, обжигаясь кок-чаем*, мы сидели в дежурке и беседовали с сержантами Ильёй Ишонковым и Петром Левановым, арестовавшими четырёх из семи нарушителей.
_______________
* К о к-ч а й — зелёный чай, распространённый в Средней Азии.
— Их было семеро. Незадолго до рассвета они вошли в жёлтую воду Амударьи на южном берегу, — начал свой рассказ сержант Леванов, в прошлом инженер одного из уральских заводов. — Они пытались переплыть реку сразу в четырёх или пяти местах.
Я думаю, что эту операцию тщательно продумали специалисты. Дело в том, что губсар — небольшой камышовый плот, на котором плыли двое из семи, — шёл в нашу сторону совершенно открыто. Люди гребли небольшими досками, и их плеск хорошо был слышен в предутренней тишине.
Обычно нарушители, переплывающие реку на губсарах или бурдюках, гребут маленькими рогатками, на конце укреплён камыш. Такими вёслами можно действовать почти бесшумно.
Мы сразу обратили внимание на это странное обстоятельство. Люди уходили к нам не таясь, а дозоры той стороны делали вид, что ничего не замечают.
Но дело было не только в этом. Понятно, что нарушителям не мешали уйти с того берега. Но почему они открыто, будто стремясь, чтоб мы их увидели, плыли в нашу сторону?
И я и Илья Ишонков — мы были в эту ночь с ним в паре — почти одновременно подумали: людей этих умышленно направили к нам. Пока мы будем заниматься ими, кто-то другой тайно переплывёт реку.
Сержант Ишонков остался сторожить губсар, а я чуть отпустил поводок Волка.
Пёс молча потащил меня влево, вдоль реки.
Начинало светать. Я торопливо шёл за собакой через высокие, в рост человека, камыши. Слух, зрение, винтовка — всё было наготове.
В нескольких километрах правее нас нёс дозорную службу старшина Владимир Кузьмич Романов. За много лет службы на границе он двадцать раз приводил на заставу диверсантов и шпионов.
Мы с Ильёй — ученики старшины. Он обучал нас всему, что не только помогает успеху дела, но зачастую и спасает жизнь пограничника.
Мы можем различить на слух поступь тигра от поступи кабана и поступь кабана — от шагов человека. Мы знаем, как выглядит любой куст, любое дерево нашего участка ночью. Мы можем наизусть сказать, сколько крупных камней лежит на берегу, откуда и куда идёт любая тропа, куда выплывет на нашей стороне нарушитель, вошедший в воду, скажем, возле старого тополя на том берегу.
И вот я шёл, стараясь не сделать ошибки.
Мне посчастливилось увидеть нарушителя в то последнее мгновение, которое оставалось у меня ещё в запасе. Упусти я этот миг — и потерял бы врага, дал бы ему возможность проникнуть в глубь нашей земли или вернуться к своим...
Леванов замолчал и взглянул на Ишонкова, будто спрашивал его: «Так ли я говорю, Илья?» И, убедившись, что «так», продолжал:
— Неподалёку от берега находится небольшой островок, густо поросший камышом. Островок этот — наша земля. Я заметил нарушителя в то мгновение, когда его губсар входил в прибрежный камыш. Задрожали метёлки камыша — человек выбирался на сухое место. Потом всё стихло.
Я понял: нарушитель хочет отдохнуть, дождаться темноты и тогда уже плыть к нашему берегу.
Надо было действовать немедля. Лучше всего было взять нарушителя сейчас же, пока он не отдохнул.
Я быстро пробежал вверх по реке и разделся. В трусах и майке вошёл в воду. Патронташ надел на шею, правую руку с винтовкой поднял над водой и поплыл. Вслед за мной бесшумно спустился в реку Волк.
По прямой до островка всего двести метров. Но течение здесь настолько сильное, что меня стало тащить мимо островка. Я выбивался из сил, стараясь справиться с волнами. Волк чувствовал себя, кажется, лучше.
— Любой человек устал бы, — вставил молчавший до этого Ишонков. — Леванов только одной рукой грёб, в другой — оружие.
— Меня выручила отмель, оказавшаяся на пути, — продолжал свои рассказ сержант. — Я передохнул и вместе с Волком вскоре оказался на островке.
Без единого звука, описав в воздухе дугу, опустился Волк на грудь нарушителя.
Через минуту, прочно связав арестованного сыромятным ремнём, я поплыл к своему берегу. Собака осталась на островке сторожить задержанного.
Быстро одевшись, я побежал к лодке, спрятанной неподалёку. Спеша вдоль контрольной полосы — только птица может перелететь эту полосу, не оставив на ней следа, — я заметил на мягком грунте отпечатки пары ичигов.
Кто-то с юга на север пересёк границу!
Что было делать? Идти по следам? Бежать к товарищу? Возвращаться на остров?
Я решил найти сержанта Ишонкова.
Илья стоял на прежнем месте с винтовкой наготове, а возле него, лицом вниз, лежали на земле те самые два нарушителя, которые на виду у нас переплывали Амударью. Сержант ждал меня.
Мы сразу почему-то решили, что скрывшийся нарушитель — самый опасный враг. Собственно, не «почему-то», а по совершенно определённым причинам.
Эти двое, плывшие открыто, конечно, мелкая сошка. Тот, кто остался на острове, — очевидно, новичок, и едва ли ему поручили что-нибудь серьёзное. Оставался этот ушедший в глубь нашей земли опытный и смелый враг. Трус не пошёл бы днём.
Кони наши стояли в небольшой лощине, укрытые высокими камышами. К седлу ишонковского коня была приторочена клетка со старой почтовой голубкой — Синей Стрелой. Это имя она получила за быстроту полёта, за то, что всегда шла к голубятне по прямой.
Тут мне придётся сделать небольшое отступление. До армии я окончил технический институт и получил звание инженера по радиотехнике. Возможно, поэтому я не очень верил в роль почтовых голубей на службе связи. Я обычно подсмеивался над товарищами, уверявшими, что голуби, как и собаки, могут сыграть большую роль на границе.
И вот тогда, когда мы раздумывали, как быстрее сообщить на заставу о случившемся и попросить помощи, Илья вспомнил о Синей Стреле.
— Посторожи этих, — кивнул он мне на задержанных, — я побегу за голубкой.
Там же, у лошадей, Ишонков написал записку и, вложив её в зажимной портдепешник на ноге Синей Стрелы, выбросил голубку в воздух.
Через полчаса застава уже преследовала скрывшегося нарушителя. Мы нашли его в камышах, в двенадцати километрах от реки.
Поняв, что ему не уйти, нарушитель бросил нож и потребовал старшего начальника. Он, видите ли, бедняк, мечтающий о новой жизни в стране, где нет бедняков. Он сам родом из этих мест, но родители его поступили неосмотрительно, бежав на юг после революции. Он желает исправить ошибку своих родителей. Наша конституция будет бальзамом для его израненной нищетой души. И всё в таком же духе.
Остальное вы, наверно, знаете, — заключил свой рассказ Леванов. — Оставленный на острове нарушитель оказался на есте. Трёх перебежчиков задержал старшина Романов со своим напарником. Все семеро попали в наши руки.
Молчаливый Ишонков кивнул головой, подтверждая, что всё сказанное товарищем — правда.
Утром на заставу вернулся Андрей Павлович. С ним приехали два пожилых офицера, оба в звании полковников.
