Он пришел, веселый и довольный, и я, снедаемый ревностью, усмотрел в этом только подтверждение своим подозрениям.
— Хорошо поразвлекся? — спросил я, и Гилморн ответил беззаботно, не замечая, что слова мои сочатся ядом:
— Великолепно, ты бы видел, как мы отплясывали с Эрестором! Жаль, что ты ушел. Где ты был?
— А ты где был? — я схватил его за плечи, больше не в силах сдерживать свою ярость. — Пробовал свои чары на Эресторе?
Он взглянул на меня удивленно.
— Что ты, Дэл! Я ходил купаться в горячем источнике…
Тут я заметил, что волосы у него влажны, и щеки раскраснелись. И это показалось мне еще одним подтверждением. Без труда можно было представить, как он смывает со своего обнаженного тела следы чужой страсти… Молча, сжав зубы, я принялся срывать с него одежду. Нужно было убедиться, узнать наверняка, и был только один способ… мне ли не знать, какие улики оставляет мужская любовь! Мои пальцы скользнули между его ягодиц, грубо проникли в заветное отверстие, и Гилморн вскрикнул. Ему было больно, а я… в своем ревнивом ослеплении не понял, что он невиновен, что я первый, кто коснулся его сегодня… Зато Гилморн очень хорошо понял, что двигало мной, и лицо его стало злым и надменным.
— Есть еще рот, дорогой Глорфиндел, и я им отлично владею, — сказал он с непристойной усмешкой.
И тогда — да простит мне Эру! — я его ударил. Ударил и повалил на кровать, впиваясь в его рот своими губами и чувствуя на них вкус крови. Никогда в жизни я не переживал столь страстного желания, как в этот момент, и казалось мне, что я умру, если не получу желаемого. Маленький лихолесский синда даже не оказал мне сопротивления, когда я овладел им, только вздыхал и вздрагивал от каждого толчка, пока я наслаждался его нежным телом. Потом мы долго лежали друг рядом с другом молча, и осознание моего поступка забрезжило передо мной, пробиваясь сквозь пелену страстного безумия. Ужас перед содеянным сдавил мне сердце. Я страшился слез, упреков, оскорблений… но их не было.
— Прости меня… — прошептал я.
Мой возлюбленный посмотрел на меня и вдруг улыбнулся горько.
— Ты просишь прощения? За то, что в первый раз дал волю своей страсти? О, если бы ты всегда чувствовал ко мне такое желание, как сегодня… я был бы счастлив.
— Неужели тебе нравится насилие? — голос мой дрогнул.
— Лучше спать с насильником, чем с тем, кого приходится соблазнять и уговаривать. Ты всегда уступал моему желанию, Глорфиндел, и наша связь тебе в тягость… Ступай прочь, оставь меня одного.
И я оделся и ушел, сгорая от стыда.
Наутро Гилморн даже не взглянул в мою сторону, даря все свое внимание молодым эльдар, которые относились к нему благосклоннее, чем остальные. Он шутил и смеялся, и перемена в нем была только одна — он словно забыл о моем существовании. А я не мог перестать думать о том, что он сказал мне ночью. Увы, это была правда — я сотни раз водил воинов в смертельную битву, но в любви, на этом незнакомом мне поле боя, предпочитал подчиняться. Будь я в здравом рассудке, разве посмел бы я увлечь на ложе моего друга? Я бы почитал наши отношения нежной дружбой, не мечтая о большем, и лишился бы величайшего наслаждения в своей жизни — и величайшего стыда. Я привык всегда добиваться желаемого, но разве мог я желать объятий мужчины, даже узнав, как они сладки? Да… я стыдился наших отношений… даже не того, что могли бы сказать про нас другие, а того, какие чувства Гилморн пробуждал во мне. Никто не мог нарушить моего душевного спокойствия, лишить меня хладнокровия — кроме голубоглазого лихолесского искусителя. «Разве любовь может быть такой?» — спрашивал я себя, хотя и знал ответ. И не раз я вспоминал историю Аэгнора, который отказался от любви к смертной женщине, потому что знал, что она не принесет ему счастья.
Пренебречь сиюминутными желаниями ради вечности — самый тяжелый выбор, но и самый справедливый. Но почему-то мысль об этом не могла принести той радости, которую приносила мне одна-единственная улыбка моего возлюбленного.
Теперь же он совершенно перестал мне улыбаться так, как раньше — тепло, влекуще, нежно… Зато он улыбался так другим — Эрестору, Анфаэлю, Элладану с Элрохиром и много кому еще. Но глаза его оставались печальны, и я знал, что он делает это лишь для того, чтобы меня уязвить или вызвать новый приступ ревности, подобный предыдущему. Эру свидетель, не один раз мне хотелось увлечь его в темный уголок, покрыть поцелуями его губы… но мысль о том, что он оттолкнет меня с презрением, была невыносима.
Размолвка наша кончилась быстрее, чем я ожидал. Как-то ночью, когда я сидел у камина, погруженный в раздумья, Гилморн постучал в мою дверь. И мы сплелись в объятиях на медвежьей шкуре перед камином, прежде чем успели сказать друг другу хоть слово. Мне хотелось поведать ему, как я скучал, и как мне не хватало его ласк, но не мог найти слов, только молча прижимал его к себе. Но прежними наши отношения не стали. Мы ласкали друг друга торопливо, словно чувствовали, как мало счастья отмерено нам неумолимой судьбой.
Когда лорд Полуэльф вызвал меня к себе для разговора, меня охватило беспокойство. Я подозревал, что речь пойдет о Гилморне, и не ошибся.
— Скоро год, как подданный короля Трандуила гостит в Имладрисе. Не пора ли ему вернуться домой?
Я воскликнул в удивлении:
— Ты предлагаешь нарушить законы гостеприимства? Для Гилморна нет никаких причин возвращаться в Лихолесье, и сам он об этом не думает!
— Послушай, старый друг, — Элронд положил мне руку на плечо, вглядываясь в меня своими пронзительными глазами. — Я понимаю, что ты очень привязался к этому маленькому ехидному созданию. Но он не тот, с кем тебе следует водить компанию. За ним тянется шлейф слухов и подозрений. Его присутствие здесь нежелательно.
— Он никому не причиняет вреда! — возразил я гневно.
— Ошибаешься, мой друг. Он губит твою репутацию. Откажись от него, пока не поздно. Отправь его обратно в Лихолесье, или это сделаю я, как правитель Имладриса, ради нашей с тобой дружбы. Мне больно видеть, какое влияние приобрел на тебя этот легкомысленный и распущенный синда. И я не хочу, чтобы другие задали тебе вопрос, который я никогда не задам — что тебя связывает с ним, с тем, кто смотрит на тебя, как влюбленная женщина.
Кровь бросилась мне в лицо. Стыд сковал мне язык, и я опустил голову, не в силах произнести ни слова. Внутренний голос нашептывал мне: «Вот прекрасный повод разорвать вашу связь и сделать вид, будто ты тут не причем». И шепот этот становился все громче. И правда, ничего хорошего не могло выйти из наших с Гилморном отношений, и если у меня самого не достало мужества их прекратить, нужно воспользоваться случаем и послушаться Элронда.
Тоскуя в разлуке, я стану утешаться мыслью о том, что я поступил, как должно — вот о чем я думал. И если я перестану видеть лукавый блеск его глаз, моя страсть утихнет…
Я передал Гилморну слова Элронда, постаравшись по мере сил смягчить их. Мой лихолесский друг сначала не принял их всерьез.
— Лорд Имладриса просто ревнует, — засмеялся он. — Может, он сам положил на тебя глаз, а, Глорфи? И то верно, ты куда привлекательнее Эрестора.
— Лорд Элронд заботится о жителях Имладриса, и его беспокоит тот разлад, который ты вносишь в размеренную жизнь крепости.
— Да брось, может, он завидует, что я даю тебе, а не ему? Временами он смотрит на меня очень неоднозначно…
— Прекрати! — сухо сказал я. — Ты забываешь, что ты в гостях здесь. Я думаю, Элронд прав. Тебе стоит уехать на какое-то время…
— Ах вот как, — сказал Гилморн, изменившись в лице. — Ты тоже хочешь избавиться от меня? С этого и следовало начинать.
И он поник головой и повернулся, чтобы уйти. Но я удержал его, схватив за руку, и привлек к себе. Сердце мое разрывалось от боли, и я сам едва понимал, что говорю:
— Прости, любовь моя! Мы должны расстаться. Нет, не навсегда… ненадолго… мне надо разобраться со своими чувствами, понять, чего я хочу… прости…
Он обнял меня, и его чудные голубые глаза, казалось, заглянули мне в самую душу.
— Давай уедем вдвоем, Дэл… Только ты и я… поселимся в лесу, там, где никто не станет нас беспокоить… никто не станет задавать вопросов, смотреть на нас с подозрением… только ты и я, и больше никого…
— Я не могу, у меня есть обязанности, долг, призвание… я не могу покинуть Имладрис, только не сейчас, в преддверии войны с силами зла… Лорд Элронд рассчитывает на меня…
— Ну и целуйся со своим Элрондом! — выкрикнул он с досадой. — Что ж, если ты хочешь, чтобы я уехал, я уеду! И когда-нибудь ты на коленях будешь умолять меня вернуться! Только не жди, что я стану хранить тебе верность. Ты сам, по собственному желанию, отказался от меня — ну так я найду того, кто не станет отказываться!
И с этим словами он выбежал вон, а я застыл на месте, и щеки у меня горели, будто мне надавали пощечин.
