— Говори всё равно. Я слушаю.
— Ну…это могут подсказать физики, которые занимаются энергиями, связанными непосредственно с планетой и её собратьями. Наверное, это могут быть астрофизики, физики-ядерщики, биологи, гидрологи, экологи и ещё кто-то в этом роде.
— Но как?
— Планета всегда чувствует любое энергетическое вторжение. Тем она и отличается от комет, астероидов и погибших планет. Она живая. Возможно, ей необходимо передать информацию о надвигающейся угрозе, чтобы она сама нашла способ борьбы с дьяволами. Мы живём на ней только потому, что Она сама живая. На мёртвых планетах жизни нет. Планета и мы — симбиоз.
— И как же передать ей эту информацию?
Люцифер потупила взор:
— Я должна вернуться к Богу, — тихо проговорила она, не поднимая головы.
— Жертва? — догадался Яков.
— Если Она примет её.
— А я должен помочь… — догадался Яков, — должен убедить Бога принять эту жертву… — он смотрел на неё в упор.
— Мне есть, что передать Ей. Моя ДНК переполнена информацией.
Анжела замолчала, продолжая теперь стоять перед Яковом с опущенными руками и безвольно понурой головой, как перед прокурором в ожидании приговора. Но он уже сделал то, что и должен был сделать настоящий Человек, сделать интуитивно, не задумываясь, ибо это было дано ему от Природы. Ведь прежде, чем что-то сделать, ангел скрупулёзно анализирует варианты последствий до мельчайших подробностей, как компьютер. И ещё не факт, что получится ожидаемый результат. Что и подтверждает теория вероятности. А Человек интуитивно выбирает правильное решение, не раздумывая. Падший ангел был прощён человеком. Мало того, человек сам изъявил желание помочь. Это и был знак к исполнению пророчества. Ибо помочь может только тот, кто сильнее Духом.
Яков глубоко и надолго задумался. Ангел видел это краем глаза.
Только теперь херувим из рода Носителей Света понял, в чём была его многовековая миссия. Вот в чём была грань между ангелом и Человеком. Человек не ставит себя выше окружающего мира, он считает его равным себе, потому относится ко всем, как к близким и друзьям. Вот почему Бог так полюбила первого Человека. Потому что в этом он схож с Ней. Вот какова ступень поднятия до Человека Истинного, — в жертвенности ради спасения глобального, ибо другие — это друзья и братья на подсознательном уровне, а врагов просто не существует в мире Человека Истинного. В этом и есть Божественное родство. Человек способен думать о будущем, он способен просчитывать перспективу своих и чужих поступков интуитивно, не вдаваясь в глубокомысленный анализ. Он способен планировать без усилий, способен быть Координатором, не напрягаясь, быть истинным Господином, господином не только своего будущего, но и будущего других. В этом и было присутствие в нём Господа и Повелителя Небес. Вот каково истинное совершенство, о котором мечтала Вселенная, — гармония Бога и Господа в одной плотской оболочке. Это было истинным открытием для ангела. Это было Откровением. Только теперь падшему ангелу стало понятно, почему Бог выбрал Человека орудием эволюции, а не ангела, и почему остальные предки назначили людей высшей кастой. Они видели перспективу эволюции. Они верили в Бога больше, чем сами это понимали на тот момент. Да, Боже оказалась действительно сильнее всех. И она справится с любым агрессором без особых натуг, если Ей помогут… Или не станут мешать.
Да, кажется, ангел начинал понимать Богиню. И что немало важно благодаря Человеку, который стоял сейчас рядом с ним с задумчивым видом, смотрел через окно в необозримую даль, и в его голове роились мысли о будущем не только человечества, но и Бога и всей солнечной системы и даже дальше.
Херувим не стал мешать человеку смотреть в будущее. Ведь в этом и заключается стезя наблюдателя. Ангел сейчас сосредоточился на своих ощущениях. Но никаких трансформаций плоти Анжела не чувствовала. Не произошло, казалось, ничего, никакого прилива сил или вселенского всепонимания. Она даже ещё не чувствовала новую жизнь внутри себя. Никаких ощущений. Ничего. Разве что умиротворение и покой. Видимо, становление человеком происходит незаметно, или человеки уже сами этого не замечают и не обращают на это внимание, считая всё вокруг и внутри себя обычной нормой. Нормой…
Да, любить — это нормально. Не нормально — не любить.
Владок стал замечать за отцом Яковом некие почти неуловимые изменения, странности в манере беседовать с прихожанами, в походке, в жестах, во взгляде. Священник перестал быть таинственным и недоступным, непостижимым и отрешённым. С него постепенно спадал ореол «святости», некой рафинированной непорочности, суровости отшельника с назидательным и прохладным снисходительным видом. Наставник превращался в обычного смертного, как показалось Владоку. На щеках святого отца даже появился жизнерадостный румянец. Это разочаровывало юношу.
И почему люди поклоняются страданиям и боли, но не радости и счастью?
— Вы каким-то странным образом изменились, святой отец, — осторожно заметил как-то Владок.
— Это подрывает мой авторитет в ваших глазах? — шутливо поинтересовался Яков.
— Ну… даже не знаю, что сказать. Но что-то в вас произошло. Вы изменились, будто стали другим человеком.
— Стал лучше? — продолжал он в том же шутливом тоне.
— Ребячество к лицу ли святому отцу? — недоумевал Владок.
Наблюдая за Яковом, чтобы понять, что происходит со святым отцом, Владок подметил, что пастор какое-то особое внимание оказывает одной прихожанке. Его отношение к этой женщине было явно не таким, как к другим женщинам прихода, понял молодой послушник.
А однажды он увидел, как после службы отец Яков и пани Анжела беседовали в отдалённом углу. И как ему показалось, это была беседа далеко не священника и прихожанки. Они смотрели друг на друга глазами, полными земных чувств.
Обеспокоенный судьбой своего наставника, Владок не преминул намекнуть при удобном случае об этом обстоятельстве в вышестоящую инстанцию.
И вот однажды в приход нагрянул с визитом из Санкт-Петербурга епископ и, призвав к себе пастора Якова, строго потребовал пояснений относительно недвусмысленного намёка послушника Владока, особо остро переживающего за моральный облик своего старшего товарища и духовного наставника.
— Я жду объяснений, отец Яков, — строго настаивал епископ, нависая над коленопреклонённым Яковом.
— Я просто оказал более углубленную помощь метущейся душе.
— Насколько углубленную?
— Насколько этого потребовал от меня Бог.
— Это уклончивый ответ. Вы нарушили обет целомудрия?
— Да, ваше преосвященство.
— Позор! — епископ ходил кругами вокруг Якова и потрясал руками. — Вы будете наказаны за содеянное.
— Да, ваше преосвященство, — смиренно отзывался молодой священник.
— И кто бы мог подумать? Вам прочили блестящую церковную карьеру. У вас был безукоризненный, незапятнанный послужной список…
— Я понимаю ваше сожаление.
— Неужели нельзя было вернуть к Богу эту… грешную душу другим способом?
— Нельзя, ваше преосвященство.
— Вы понимаете, что вас ожидает?
— Отлучение?
— Ну, это уж слишком. Гуманность нам не чужда… Но наказание, достойное содеянному, вы несомненно всё же понесёте.
— Я готов, ваше преосвященство.
— Боже мой! Мой мальчик! Неужели вы не могли сдержаться?
— Это была не страсть. Это был мой долг, как священника, как представителя Бога на Земле.
Епископ вытаращил глаза.
— Вы это сделали не по желанию неукрощённой плоти, а совершенно сознательно?! Трезво сознавая, что за этим последует?! — изумился епископ.
— Да, ваше преосвященство, — ответил Яков, не поднимая глаз.
— Немыслимое дело! Неужели она настолько важна Церкви, что вы со спокойной совестью… что вы с лёгкостью решили пожертвовать ради неё своей карьерой?
— Для человека нет ничего более важного, чем спасение этой души. И если бы потребовалось, я отдал бы за неё и свою жизнь.
— Даже так?! — вновь изумился представитель епископата. — Кто она такая?
Яков испугался, что выдаст невольно ангела. Он начал лихорадочно придумывать ответ.
— Она особенная, — наконец, выдавил он из себя.
— Ну, и чем же она особенная? Она способна воскрешать из мёртвых или ходить по воде?
— Её преданность Богу просто поражает. Она достойна спасения.
Епископ усмехнулся, вздёрнув бровями.
— А вы… А вы не могли бы тогда спасать эту…особенную душу тайно, чтобы никто не узнал, на худой конец?!
— Нет ничего тайного, что не стало бы явным, вы ведь это знаете.
— Да, так говорил Иисус… Значит, вы изменились уже после того, как спасли её душу? Стало быть, вы изменились и сами. А это говорит о том, что вы всё же получили некое удовольствие от того, что сделали. Что бы то ни было: плотское удовольствие или гордыня от самодовольства собой. А это грех.
