— Что ты сказал Гульотти.
— Это звучало собственнически. Извини.
— Звучало собственнически… — пробормотала она, вновь отворачиваясь к окну. — Это звучало пренебрежительно — по твоим словам выходило, что я наивная дурочка! Ты вел себя так, словно вся встреча была для меня лишь упражнением. И я чувствую себя глупо из-за того, что так подробно описала ее тебе вчера. Я ведь считала, что это по-настоящему.
Негромко рассмеявшись, я накрыл ее ладонь своей.
— Парни вроде Гульотти очень самолюбивы. Им необходимо чувствовать, что важные люди к ним прислушиваются. Ты сделала все, как надо. Просто он хочет, чтобы именно я передал ему официальный контракт.
— Но это абсурдно. И ты подыграл ему, использовав меня как пешку.
Я удивленно моргнул. Именно это я и сделал. Но ведь таковы правила игры.
— Ты моя практикантка.
Резко засмеявшись, она снова повернулась ко мне.
— Ну конечно же. А ты все это время неустанно хлопотал о моей карьере.
— Разумеется.
— Откуда ты знаешь, что мне надо набраться опыта? Ты практически не видел, как я работаю, до вчерашнего дня.
— Стопроцентная неправда, — я покачал головой, чувствуя, что начинаю сердиться. — Я знаю это, потому что наблюдал за всем, что ты делаешь. Я не хочу наваливать на тебя дополнительные обязательства, поэтому сохраняю контроль над этим проектом. Но ты отлично справилась на встрече, и я очень горжусь тобой.
Закрыв глаза, она откинула голову на спинку сиденья.
— Ты назвал меня «девочкой».
— В самом деле? — Порывшись в памяти, я понял, что она права. — Наверное, я просто не хотел, чтобы он увидел в тебе деловую женщину в обличье секс-бомбы, которую он сможет нанять и трахать дни напролет.
— Господи, Беннетт. Ты такой козел! Может, он хотел нанять меня, потому что я способна хорошо справляться с работой!
— Я прошу прощения. Я повел себя как ревнивый дурак.
— Ревнивыми дураками меня не удивишь. Но ты вел себя так, словно сделал мне одолжение. Словно снизошел до меня. Не уверена, что сейчас подходящий момент для еще одного урока по этике отношений между боссом и практиканткой.
— Я уже говорил тебе, что ты великолепно выполнила свою работу.
Покраснев, она гневно уставилась на меня.
— Раньше ты бы никогда так не сказал. Ты сказал бы: «Хорошо, возвращайтесь к работе». И все. А перед Гульотти ты выставил все так, словно я у тебя под каблуком. Раньше ты бы просто сделал вид, что мы не знакомы.
— Нам действительно надо обсуждать, почему я раньше вел себя как кретин? Ты и сама не была Мисс Дружелюбие. Зачем ссориться из-за этого сейчас?
— Дело не в том, что ты раньше вел себя как кретин. Дело в том, что ты ведешь себя как кретин сейчас. Ты ударяешься в другую крайность. Вот почему нельзя спать с собственным боссом. Раньше ты был нормальным начальником — делал свое дело и не мешал мне делать мое. А теперь ты добренький наставник, зовущий меня «девочкой» в разговоре с человеком, перед которым я прикрывала твою задницу… Невероятно.
— Хлоя…
— Меня вполне устраивало, что иногда ты вел как законченный козел, Беннетт. Я привыкла к этому и этого ожидала. Так уж устроено между нами. Потому что за всем этим фырканьем и хлопаньем дверьми я всегда видела, что ты меня уважаешь. Но то, что ты говорил сегодня… это провело под всем этим какую-то черту.
Покачав головой, Хлоя отвернулась к окну.
— По-моему, ты реагируешь слишком остро.
— Возможно, — ответила она и, нагнувшись, принялась копаться в сумочке, разыскивая телефон. — Но я вкалывала как проклятая, чтобы добиться теперешнего своего положения. И ты просишь рискнуть всем этим?
— Мы можем совмещать наши отношения с работой. Всего-то несколько месяцев, Хлоя. Мы сможем работать вместе и быть вместе. А то, что происходит сейчас, это просто болезнь роста.
— Не уверена, — ответила она, моргнув и устремив взгляд куда-то мимо меня. — Я просто пытаюсь принять правильное решение, Беннетт. Прежде я ни разу в себе не сомневалась, даже когда считала, что ты сомневаешься. Но теперь, когда я стала думать, что ты наконец-то совершенно меня понял, ты вдруг начал относиться ко мне снисходительно… — Она подняла голову и с болью взглянула на меня. — Я не хочу начать сомневаться в себе сейчас. После всего, что я сделала.
Самолет подпрыгнул на посадочной полосе, но даже это встряхнуло меня меньше, чем то, что она сказала. Я вел деловые переговоры с главами крупнейших корпораций. Я сметал с пути менеджеров, пытавшихся раздавить меня. Я мог бесконечно спорить с этой женщиной и с каждым словом ощущать себя все больше мужчиной. Но в тот момент я не смог выговорить ни слова.
Сказать, что я провел следующую ночь без сна — значит, ничего не сказать. Я не смог даже прилечь. На каждой плоской поверхности мне виделся ее отпечаток, пусть она ни разу не была у меня дома. Одно то, что мы говорили об этом — а ведь я планировал привести ее сюда сразу же после возвращения, — заставил ее призрак прочно поселиться в пустых комнатах.
Я позвонил Хлое. Она не ответила. Конечно, это было в три утра, но я знал, что она тоже не спит. И от этого ее молчание угнетало меня только больше. Я был уверен, что она влипла так же глубоко, как и я. Но решила, что это неправильно.
Завтра все никак не наступало.
Я пришел на работу в шесть утра, чтобы успеть в офис раньше нее. Я взял кофе для нас двоих и изменил свое расписание так, чтобы она смогла не спеша вернуться к работе после трехнедельного отъезда. Я отправил Гульотти контракт по факсу, сказав, что представленная ему в Сан-Диего версия была окончательной и все обговоренные с Хлоей условия сохраняются. Я дал ему два дня на то, чтобы вернуть документы с подписью.
А затем я принялся ждать.
В восемь в мой кабинет вошел отец в сопровождении Генри. Папа нередко хмурился, но обычно не из-за меня. Генри никогда прежде не выглядел рассерженным.
Но сейчас оба они смотрели на меня так, словно хотели прикончить на месте.
— Что ты сделал?
С этими словами он бросил на стол передо мной листок бумаги.
Я похолодел.
— Что это?
— Заявление Хлои об уходе. Она передала его утром с Сарой.
Прошла целая минута, прежде чем ко мне вернулся дар речи. За все это время тишину нарушил только вопрос Генри:
— Бен, братишка, что случилось?
— Я облажался, — в конце концов ответил я, протерев глаза основанием ладоней.
Отец опустился на стул. Выражение лица у него было сосредоточенное. Он сидел сейчас на том самом месте, где меньше месяца назад Хлоя с раздвинутыми ногами ласкала себя и мешала моему телефонному разговору.
Боже, как же я допустил, чтобы дошло до такого?
— Расскажи мне, что случилось.
Отец говорил очень тихо, но это было затишье перед бурей.
Я ослабил галстук, задыхаясь в клетке собственных ребер.
Хлоя меня бросила.
— У нас отношения. Вернее, были отношения.
Генри заорал: «Я это знал!» — одновременно с папой, который завопил: «У вас было что?»
— Все началось в Сан-Диего, — быстро добавил я. — До Сан-Диего мы просто…
— Трахались? — с готовностью выпалил Генри и заработал мрачный взгляд от отца.
— Да. Мы просто…
Мою грудь пронзила боль. В памяти всплыло ее лицо, такое, каким я его видел, наклоняясь для поцелуя. Ее нижняя губа, зажатая у меня в зубах. Ее смех, щекочущий мои губы.
— Как вам обоим известно, я вел себя как последняя сволочь. Она, конечно, отвечала мне полной взаимностью… — уверил их я. — А в Сан-Диего это превратилось в нечто большее. Черт.
Я протянул руку к письму, но тут же отдернул пальцы.
— Она действительно уволилась?
Отец кивнул с совершенно бесстрастным выражением лица. Всю жизнь мне казалось, что у него такая суперсила: ничем ни выдавать своих чувств в те минуты, когда переживаешь сильнее всего.
— Вот почему мы придерживаемся определенных правил поведения на рабочем месте, Бен, — сказал он, чуть смягчив резкий тон уменьшительным именем. — Я думал, что ты будешь умнее.
— Знаю.
Я потер лицо, а затем сделал Генри знак присесть и рассказал им все: о своем пищевом отравлении, о встрече с Гульотти и о том, как Хлоя вполне компетентно меня заменила. Я пояснил, что мы уже практически решили быть вместе, когда в гостинице я столкнулся с Эдом.
— Ты на редкость тупой сукин сын, — заметил мой брат, когда я закончил рассказ.
Мне оставалось только согласиться с этим.
Сурово отчитав меня и уверив, что мы еще обсудим все мои многочисленные проступки, отец отправился к себе в кабинет, чтобы позвонить Хлое и предложить ей работать с ним до окончания практики. Он беспокоился не только о «Райан Медиа», хотя останься Хлоя в компании после получения степени, она легко могла бы стать одним из самых ценных сотрудников нашего отдела стратегического маркетинга. Дело было еще и в том, что в случае ухода из фирмы ей оставалось меньше трех месяцев на раскрутку нового проекта на новом месте, а комитет стипендии «Джей Ти Миллер» требовал строгий отчет по проделанной работе. Учитывая их влияние на бизнес-школу, их отзыв должен был определить, сможет ли Хлоя окончить свою степень с отличием и получить личное рекомендательное письмо от генерального директора «Джей Ти Миллер».
