Кресли Коул - Профессионал

Я не могла посмотреть вниз, потому что он по-прежнему удерживал мою голову. Он продолжал меня целовать — давая понять, что на этот раз его орудие не предназначено для моих глаз. Мне было дано чувствовать, принимать его поцелуй, кончать, в то время как он мучил меня и трахал сзади.

Новый шлепок опустился на область промежности и клитор, впечатавшись в промокшие завитки; укус, но без боли, только прикосновение и давление там, где я нуждалась в этом больше всего.

Может быть, моя чувствительность снизилась, потому что я вращала бёдрами, требуя большего, а его член погружался в меня без остановки.

Не отрываясь от губ, он приказал:

— Отдайся мне полностью, sladkaya. — Очередной шлепок стека.

И ещё один. Я уже так близко.

— Севастьян, — прошептала я. — Ещё.

Его толчок.

— Я хочу, чтобы ты закричала, что отдаёшься, — и шлепок.

Растворённая в нём, я действительно полностью отдалась. В такт ударам, я откинула голову и закричала. Беспомощно дёргаясь в оковах, я кончила, обильно изливая собственный сок. С каждой глубинной конвульсией мои стеночки сжимали его утолщающийся член.

— Я чувствую, как ты выдаиваешь меня, — проскрежетал он мне на ухо. — Я дам тебе то, что ты хочешь! — Он вонзился в меня изо всех сил…

В меня хлынула обжигающая сперма; Севастьян, мой обладатель стальной воли и железного самоконтроля, неконтролируемо зарычал… ещё и ещё… чтобы слышали все…

Опустошенный, вздрагивающий, он выплеснул в меня последние капли семени.

Издав измученный стон, он продолжал мягко толкаться, пока длился наш совместный оргазм, а я оказалась в полубессознательном состоянии.

Все мои эмоции были сосредоточены на нём, на нём одном: его грохочущее сердце, прохладное дыхание на моей коже, тепло его члена, который всё ещё соединял нас.

Когда моя голова откинулась на его плечо, он запечатлел на шее поцелуй.

Я чуть приподнялась, когда со всех сторон грянули овации, сопровождаемые свистом и завываниями. Ожидаемой волны стыда не случилось, я была слишком переполнена эмоциями, чтобы как-то реагировать. Быстрый взгляд на арену выхватил обессиленных партнёров, мокрый от разрядок шёлк и бархат, блестящие рты и подбородки.

Мы смотрели за стекло, и Севастьян одной рукой обвил мою шею, другой — талию, прижимая крепче к себе, чтобы продемонстрировать, кому я принадлежу.

Почувствовав его острую ярость, направленную на зрителей, я взглянула на него.

Нет, ему совсем не по нраву демонстрировать меня другим; и теперь, когда запал прошёл, он ощетинился.

— Слишком много тебя им досталось. — Потянувшись к столу, он нажал кнопку на пульте.

Мы снова оказались скрыты.

Оглушительные аплодисменты были слышны даже тогда, когда стекло вновь стало непрозрачным.

Но я ни о чем не жалела, слыша наполненный гордостью голос Севастьяна:

— Мои сны стали явью. Мне никогда не следует сомневаться, что ты знаешь свои желания. — Он осторожно высвободился, застёгивая ширинку и обходя меня, чтобы встать лицом к лицу.

Он убрал налипшую над моей бровью прядку волос, его лицо приобретало, попеременно, то властное, то восхищённое выражение.

Но когда я вздрогнула, он тут же по-деловому засуетился. Быстро отвязал поднятое колено и отстегнул оковы на лодыжках, затем протянул руку к груди и зажимам.

Он открутил болт, ослабив металл с одной стороны.

— Будет больно, любимая, — пробормотал он, освобождая левый сосок.

В сосок на место зажима хлынула кровь. Я едва сдержала вскрик.

Он обхватил губами пульсирующий сосок, лаская языком, чтобы сгладить боль. С правым было ещё хуже, потому что теперь я знала, чего ожидать. Как только правый сосок освободился, он сразу же занялся им.

— Шшш, любимая, — приговаривал он, не отрываясь, — ну вот, уже почти всё…

Когда меня снова бросило в дрожь, он отошёл и вернулся с белым махровым халатом, переброшенным через сгиб руки. Он держал его наготове, отстёгивая наручники от цепи на потолке. Я упала в его объятья, уткнувшись в халат, как в подушку.

Меня трясло, пока он снимал с запястий браслеты и целовал под ними влажную кожу.

— Теперь ты свободна.

Такие многозначительные слова; я уже была свободна. Он называл это «падением». Но всё оказалось наоборот. С этим мужчиной — я взлетела. Воспарила. В каком-то смысле подчиниться означало… подняться.

Может, я всё ещё летела? Всё казалось приглушённым и мягким, свет — более тусклым.

— Как ты себя чувствуешь?

— Немного кружится голова, — хрипло ответила я. — Что теперь?

Я ещё успею посомневаться в содеянном. Но сегодня я намеревалась с этим жить.

— Я увезу тебя домой. — Он помог продеть в рукава халата мои обмякшие руки. — Хочу, чтобы ты расслабилась и ни о чём не думала, пока я буду ухаживать за тобой.

Это я могу.

Он поднял меня на руки, прижав к груди, и вынес из комнаты.

Нам придётся увидеть этих людей? Придётся пройти сквозь бальную залу? Когда я напряглась, он сказал:

— Мы выйдем с другого выхода, любимая. Машина ждёт.

Даже когда мы устроились на заднем сидении лимузина и уже направлялись домой, Севастьян не выпустил меня из объятий, удерживая на коленях. Он снял наши маски, потом протянулся к холодильнику за бутылкой апельсинового сока.

— Пей. — Он поднёс её к моим губам.

Я изогнула бровь.

— А тёплого молока нет?

— Ты даже не представляешь, как сильно потрудилось сегодня твоё тело. Я хочу, чтобы ты мягко успокоилась.

Я отпила глоток сока — ничего вкуснее я в жизни не пробовала. Я изо всех сил пыталась не пить взахлёб, как студент-первокурсник кружку пива.

— Что значит "успокоилась"?

Он наклонился, чтобы слизнуть с моих губ каплю сока, отчего мои веки стали совсем тяжёлыми.

— Твоя кровь полна эндорфинов. Поэтому ты чувствуешь себя…

— Под кайфом?

— Именно. Но возбуждение должно пойти на убыль.

— Ты подхватишь меня, когда я упаду?

Он приподнял мой подбородок.

— Vsegda.

Сегодня мы выяснили одну вещь. Препятствия, определённо, устранены. Теперь мы пойдём рука об руку.

Я поцеловала горбинку его носа, затем спрятала лицо у него на груди. Пальцами зарылась в густые волосы, сжав пряди и притягивая этого огромного храброго мужчину ближе. Я ещё никогда не чувствовала себя настолько окружённой заботой. Настолько защищённой.

Он был моим ангелом-хранителем, моим другом, любовником.

Александр Севастьян был всем.

Всем.

Он отклонил меня назад, чтобы встретиться со мной взглядом, его глаза под отяжелевшими веками напоминали золотые монеты.

- Удивлена?

— Одержима. — Прошептала я в ответ.

В городском доме он не выпустил меня, поднявшись вверх по лестнице в ванную. Свет был приглушён, джакузи уже работала.

Когда он раздел меня и опустил в воду, мне захотелось вылезть обратно в его объятья. Но, казалось, расстояние между нами тоже его не радовало, поэтому он быстро разделся и присоединился ко мне. Усевшись на низкую скамеечку, он притянул меня к себе на колени, так что мои плечи оказались у него на груди.

— Я могу к этому привыкнуть, — вздохнула я. О ласках после всяких забав я читала и знала, насколько это важно, но даже не представляла, как я буду в этом нуждаться. Я чувствовала, будто меня разобрали по кусочкам до самого примитивного уровня, и теперь мне снова нужно заново ко всему привыкать.

Я словно оставалась где-то на границе наркотического кайфа, вызванного самым чистым наркотиком из всех возможных.

Он начал разминать мои плечи.

— Я рассчитываю, что ты к этому привыкнешь. Сегодня я о тебе позабочусь.

Я почувствовала, как там, внизу, его член напрягся, и улыбнулась самой себе — снова? А, этот массаж! Он продолжал разминать мои мышцы… Как. Же. Прекрасно.

Как только его большие руки превратили меня в блаженную массу, он принялся намыливать шампунем мои волосы, массируя кожу головы, пока я уже второй раз за вечер чуть не начала пускать слюни.

Ополоснув волосы под душем, он нанёс сверху кондиционер. Я повернула голову, чтобы через плечо понаблюдать за ним. Выражение его лица свидетельствовало о том, что он поглощён процессом и правда намерен сделать всё так, как надо: выкупать меня, позаботиться обо мне. Это растопило моё сердце.

Он заметил, что я, словно дурочка, пялюсь на него.

— Наслаждаешься процессом?

— Нет, ненавижу.

Он фыркнул. Я в самом деле его рассмешила? Его губы изгибались. Не настоящая улыбка, но близко.

Его беззаботность так много для меня значила, что будущее представилось ещё в более оптимистичном свете.

— Ты ведь не думал, что я пройду через это, правда?

— Признаю. — Покончив с волосами, он перекинул копну вперёд и нанёс масло для душа на мою ноющую спину.