— Ты всегда получаешь то, что хочешь, правда? Но я не буду это делать по-твоему.
Он нажал ладонями на внутреннюю поверхность бёдер.
— Раздвинь ноги.
Мой разум шептал "переступи порог", одновременно с его приказом:
— Подчинись мне, sladkaya.
Я не могла сопротивляться одновременно себе и ему.
Предвкушение того, что он собирался со мной сделать, сводило меня с ума. От одной мысли об этом… с ним…
Когда я развела колени, то почувствовала, как по бедру скользнула головка его члена, оставляя лёгкий влажный след. Как дико он должен был этого хотеть!
— Ты веришь, что я не причиню тебе боль? — Пришлось кивнуть.
— Хорошо. Он вновь меня шлёпнул, но на этот раз его ладонь была мокрой. Масло? Он брызнул струйку на мою щель.
Когда я ощутила, как капельки стекают прямо по его цели, мой кляп заглушил новый стон. Указательным пальцем он водил вверх и вниз, едва касаясь этой ноющей части тела.
С каждым проходом пальца он чуть сильнее надавливал. Когда вибратор вновь включился, продолжая медленно мучить мой клитор, он надавил как раз так, чтобы проникнуть внутрь, но лишь самую малость.
От моего разочарованного стона он со свистом втянул воздух.
— Моя жадина хочет ещё?
Я кивнула, не поднимая голову от кровати, и выгнула спину. Вибратор выключился, а мне захотелось кричать. К этому моменту я готова была умолять, лишь бы он меня туда трахнул. Удерживая мои бёдра одной рукой, подушечкой пальца другой руки он начал медленно обводить мою дырочку, заставляя меня сквозь кляп пускать слюни.
Томительное ожидание… В тот момент, когда вибратор снова включился, он проник внутрь на глубину фаланги.
Наконец-то! От острого ощущения я застонала. Под жужжание вибратора он двигал пальцем.
Прямо в кляп я простонала:
— Ещё!
— Как пожелаешь. — Больше масла. Глубже проникновение. — Думаешь, я бы сделал тебе больно? Что я бы тебя не подготовил? — К первому пальцу присоединился и второй, усиливая растяжение.
Мне казалось, что только несколько мучительных часов спустя он вновь начал слегка двигать пальцами. Больше масла. Глубже. Больше масла. Шире. Вибратор то включался, то выключался.
Я даже была рада кляпу, когда начала мямлить и стонать. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Более готовой я быть не могла. К тому времени, как он убрал пальцы, я уже почти ничего не чувствовала.
Я слышала, как он снова брызгает масло. Чтобы размазать по всей длине? Я практически видела, как он смазывает себя, скользя большими руками по тугой головке, толстому основанию и этим выступающим венам.
Мне так хотелось погладить его, полизать, всё, что угодно, но я была беспомощна. Не будь кляпа, мой рот всё равно бы открылся в желании что-нибудь пососать. Каждый сантиметр моего тела был пуст и открыт в ожидании того, что он способен мне дать…
Когда головка поцеловала мою дырочку, я дёрнулась от острого ощущения.
— Не сопротивляйся мне, — прорычал он. — Впусти. — Он надавил, входя внутрь — как раз когда вибратор снова включился.
Как только смазанная головка оказалась внутри, я застонала, потому что мне было так хорошо.
Даже лучше, чем хорошо.
Он проникал дальше, но с его толщиной было трудно справиться. Но всё равно, чем глубже он входил, тем сильнее охватывало меня удовольствие.
Сквозь сжатые зубы он произнёс:
— Teper’ ti prenodlizhish mne vsetselo.
Его голос звучал так же безумно, каким до этого был его взгляд.
Я повернула голову, и мне удалось на него взглянуть. Он неотрывно смотрел туда, где соединялись наши тела. Если бы глаза могли воспламенять…
Был ли он поражён так же, как я? Как странно; я была связана, уязвима, пронизана — но именно он, казалось, был ошеломлён происходящим между нами.
Он на пару сантиметров вышел. Я поёрзала, пытаясь к нему приспособиться, чувствуя, как он добавляет ещё масла.
— Расслабься, любимая. Отдайся мне.
Я расслабилась так, как только могла.
— Умница. — Потом он впервые толкнулся в мою попку, взвыв от удовлетворения. Его сила потрясла моё тело, натянув ошейник.
Я ничего не могла делать, кроме как кричать в кляп его имя — учтывая, что вокруг шеи была обвязана кожа, руки были неподвижны, и я была привязана к устройству, сводящему меня с ума.
Этот человек, которого я любила, полностью возобладал надо мной, а я под ним таяла.
Он отвёл бёдра назад, потом направил их вперёд, вгоняя член ещё глубже. После очередного рассчитанного движения он вонзился жёстче, рыча от удовольствия. Его потное тело шлёпало по моей покрытой маслом заднице — другая разновидность наказания для моей уже выпоротой плоти. Я была покорена.
Но звуками шлёпающей кожи я упивалась, зная, что он доведёт меня до оргазма. И последует за мной сам. Он сказал, что наполнит меня спермой до краёв…
Затем он замер.
— Привстань на колени.
Он приподнял, прижав мою спину к своей груди. Одной рукой он обхватил меня спереди, по-хозяйски стиснув левую грудь, зажав нашими телами мои связанные руки.
Свободная рука скользнула вниз по животу. Основанием ладони он придавил жужжащий вибратор плотнее к клитору, а потом просунул два пальца дальше между ног. Он погрузил их в мою голодную киску, одновременно толкнувшись сзади — и это было похоже… на Катаклизм.
Из моей сердцевинки он вырвал оргазм, а из моих лёгких — крик. Пока наслаждение накатывало волнами, нижняя часть моего тела оказалась во власти мощных схваток.
— Я чувствую тебя!
Он присоединился ко мне с диким рёвом, начав извергаться. Кончиками пальцев он впивался в мои ягодицы, его бёдра дёргались с каждой ощутимой струёй горячей спермы — раз за разом, и в это время он проскрежетал:
— Никогда не забывай… кому ты принадлежишь!
Ещё долго после того, как он полностью себя опустошил, он продолжал в меня толкаться, словно не желая отказываться от своего нового приза.
Наконец, он рухнул на меня и хрипло сказал мне по-русски:
— От меня ничего не осталось…
Севастьян освободил меня.
Он не уткнулся носом мне в шею, как обычно, не уделил привычного внимания. Он просто вышел из меня, оставив безвольно лежать на кровати, потом занялся расстёгиванием ремешков.
Как только он всё с меня снял, я почувствовала боль в челюсти и в руках. Я не знала, что мне сделать или сказать.
Ни слова не говоря, он поднял меня на руки и отнёс в ванную, включив душ. В спутанном клубке моих мыслей выделялась лишь одна. Ничего не изменилось. Я по-прежнему находилась в этих безнадёжных отношениях, лишённых взаимного доверия.
Кроме того, что сейчас он отдалился ещё сильнее.
От меня ничего не осталось. Что он имел в виду? Что он выкончал весь свой мозг и остался пуст?
Или что это всё, что я когда-либо могу от него получить? Кроме секса — больше ничего нет?
Я осознала свои чувства и поняла, что ощущаю… отчаяние.
Он отнес меня в душ, поставив на ноги рядом с собой под струями горячей воды. Взяв масло для ванны, он начал мыть меня голыми руками. — Дай мне поухаживать за тобой, — пробормотал он, обращаясь со мной с такой фамильярностью, будто мы жили вместе уже много лет.
Как муж с женой. Как два человека, которые доверяют друг другу.
Степень его отчуждённости уменьшалась — будто он не мог удержаться — и вскоре с его губ полились успокаивающие русские слова. Ничуть не колеблясь, он вымыл каждый сантиметр моего тела внутри и снаружи, даже ягодицы.
Завтра всё моё тело будет ныть, но он не сделал мне больно. Не физически, по крайней мере. Слёзы укололи глаза.
После того, как он закончил со мной, он отвернулся, чтобы быстро вымыться самому.
Слёзы продолжали собираться. Плакала я нечасто, видит Бог, из меня выходила уродливая плакса. Я зажмурилась, досадуя на каждую упавшую каплю, проклиная дрожащую нижнюю губу.
— Натали? — в его голосе сквозил ужас, — что случилось? — Обхватив щёки, он приподнял моё лицо, — Почему ты плачешь?
Я открыла глаза, но ничего не сказала.
Пусть поймёт, каково это.
- Я… сделал тебе больно? — он был зол на самого себя, и отпустил меня, сжимая кулаки. — Это было чересчур.
Слёзы продолжали бежать.
— О, Боже, sladkaya, — он притянул меня к груди, положив ладонь на затылок. Прижав меня к себе, кулак второй руки он впечатал в мраморную стену. Затем ещё и ещё.
Пойманная в ловушку, я не могла ничего делать, кроме как ждать. Кроме как чувствовать…
Его двигающиеся мышцы. Дрожащую от каждого вдоха грудь.
Я чувствовала его потребность наказать, причинить боль. И впервые поняла, что тем невидимым врагом, которого он хотел поразить… был он сам.