Харунага передал меч адъютанту.
– Ваши апартаменты ожидают вас, Андзин Миура, – сказал он. – Господин Норихаза!
Голова Уилла резко повернулась в ту сторону. Норихаза поклонился:
– Следуйте за мной, Андзин Миура.
Уилл поклонился и шагнул вслед за даймио. За ними пошли шестеро солдат. Ну вот, подумалось ему, я сдался этим людям, и теперь я их пленник. Пленник Норихазы. Это было оскорбительно. А чей ещё? В последний раз глаза его поднялись вверх, к окнам башни, к мелькающим женским кимоно: он шагнул в громадную дверь и пошёл за Норихазой по коридору из полированного дерева. Как наплывает память! И не только об этой башне. Об аде, расположившемся глубоко под двором крепости. О приёмной палате Иеясу, слева от него. О том, как он шёл за Магдалиной, поднимаясь по узеньким лестницам и проходя узенькими коридорами. Пятнадцать лет. Боже мой, пятнадцать лет!
Норихаза поднимался по главной лестнице – широкой, полированной, с головоломными резными узорами на перилах, часовые стояли через каждые четыре ступеньки. Он прошёл по холлу второго этажа – по полированному полу, мимо вооружённых часовых, мимо великолепных гобеленов на стенах, мимо комнат в двадцать, тридцать и больше татами, украшенной всё теми же замечательными картинами, которые Уилл помнил по прошлым временам. Никто не произносил ни звука. Их сандали почти не производили шума, когда они пересекали холл.
Но наконец даймио остановился перед большими дверями из резного дерева, расположенными в самом дальнем углу холла и украшенными, как и все двери в замке, золотыми тыквами – гербом Хидееси.
– Ваши апартаменты, Андзин Миура.
Он хлопнул в ладоши, и двери распахнулись. Внутри склонились в коутоу четыре молодые девушки.
– И ваши служанки, – добавил Норихаза. Он прошёл в первую комнату, миновал девушек и подошёл к окну. Уилл позволил переобуть себя в домашние тапочки, жестом поднял девушек и встал рядом с Норихазой.
– Ваша армия уходит, – заметил тот. Из этого угла башни можно было видеть лагерь Токугавы. Его уже сворачивали, и колонны солдат уходили по равнине на восток. Но другие начали свою работу на внешнем рве, подвозя на тачках и сбрасывая в воду огромные кучи земли, как и было оговорено между принцессой Дзекоин и Иеясу.
– Благодарю вас, мой господин Норихаза, – сказал Уилл. – Благодарю вас за тот комфорт, которым вы меня окружили.
Норихаза поклонился.
Уилл медленно набрал полные лёгкие воздуха.
– Между нами осталось много нерешённых вопросов, мой господин. Обстоятельства до сих пор не позволяли мне вернуть вашу кокотану. Сейчас она у меня за поясом, и когда эти государственные дела утрясутся, я буду счастлив предложить её вам.
Норихаза, выпрямившись, несколько секунд не сводил с него взгляда.
– Слова, Андзин Миура, – произнёс он. – Ты очень хорош в том, что касается слов. Скажи-ка, твой живот всё ещё болит?
– Да, мой господин Норихаза. И когда я смотрю на вас, мне становится ещё хуже. А с момента нашей последней встречи я научился владеть не только словами.
Норихаза улыбнулся:– Хотелось бы поскорее убедиться в этом, Андзин Миура. Однако сомневаюсь, что до этого дойдёт. Ты умрёшь, полностью обесчестив себя и своё имя, Андзин Миура. Будь уверен. А теперь я ухожу, оставляю тебя на попечение этих девушек. Впрочем, у меня есть ещё один слуга для тебя. – Он повернулся к двери и хлопнул в ладоши.
Вошёл мальчик. Очень маленький, лет девяти. Но высокий для японца, со странно светлыми волосами. А какие черты лица – одновременно крупные и в чём-то орлиные. Крупные – для японца?
Норихаза продолжал улыбаться.
– Ты найдёшь его очень хорошим слугой, Андзин Миура. Его обучали с рождения только одному – приносить удовольствие мужчинам. И сейчас он почти достиг совершенства. – Он вернулся к двери, поклонился всем телом. – Нам хотелось бы, чтобы вам понравилось здесь, Андзин Миура.
В комнате было тихо. Девушки стояли на коленях, ожидая его приказов. А мальчик пересёк комнату и подошёл к нему.
О Боже, подумал Уилл, о Боже милостивый, этого не может быть. И всё же ошибки быть не могло.
Мальчик остановился перед ним и поклонился.
– Мне приказано поприветствовать вас, Андзин Миура, – произнёс он высоким, чистым голосом.
Уилл, казалось, очнулся от глубокого забытья. Он хлопнул в ладоши, и девушки застыли в поклоне.
– Я голоден, – сказал он. – Найдётся в этом замке что-нибудь съедобное?
Они хихикнули, снова поклонились и поспешили прочь из комнаты. Уилл прошёл в спальню, дверь в которую была слева, сел на циновку и взглянул на приближающегося мальчика.
– Я не нравлюсь вам, Андзин Миура? – его глаза наполнились слезами.
– Ты очень нравишься мне, – заверил его Уилл. Мальчик поспешил к нему, опустился рядом на колени.
Какая светлая у него кожа. Как очарователен этот ребёнок. О Боже, а его предостерегали от открытых действий. Знал ли Иеясу? У него свои шпионы в этой крепости, как и в любой другой крепости, как и почти в каждом доме в Японии. Знал ли он об этом?
– Как твоё имя, мальчик? – Меня зовут Филипп, мой господин. Я не знаю, что это обозначает.
– А кто твоя мать? Мальчик нахмурился:
– Не знаю, мой господин. Уилл схватил его за плечи:
– Как не знаешь? Она умерла? Магдалина умерла? Мальчик раскрыл рот от удивления:
– Магдалина, мой господин? При чём тут госпожа Магдалина?
Руки Уилла разжались и скользнули по коричневому шёлку его кимоно:
– Ты часто видишь госпожу Магдалину?
– О да, мой господин. Она всегда бывает добра ко мне. – Глаза его снова наполнились слезами.
О Боже, подумал Уилл. Теперь больше никаких сомнений быть не может. Да, действительно, Норихазе не нужен меч, чтобы убить меня.
– А другие не бывают так добры с тобой?
– Иногда меня бьют, мой господин.
– Кто именно?
– Мужчины, к которым я прихожу.
– Мужчины… Господин Норихаза?
– О да, мой господин. Мой господин Норихаза всегда бьёт меня. Я не обижаюсь, когда меня бьют ради удовольствия. Вы тоже будете бить меня, мой господин?
– Нет, – ответил Уилл. – Я не буду бить тебя, Филипп. Снова слезы на глазах:
– Потому что я не нравлюсь вам?
– Напротив, Филипп. Ты очень нравишься мне. Мне кажется, я люблю тебя.
– Мой господин! – Филипп просиял. – Это самое большое удовольствие для меня, если я нравлюсь кому-то. – Его кимоно распахнулось, схватив руки Уилла, он положил их себе на бёдра, а сам принялся поспешно развязывать его пояс. – Какой большой, – выдохнул он. – Какой большой. – Его руки были холодны, но более настойчивы, чем руки Сикибу, и Уилл ощутил, как вся кровь его тела сбегает вниз, переполняя его орудие.
– Боже милостивый! – вскричал он и машинально отмахнулся. Удар пришёлся Филиппу повыше уха, и он отлетел к стене. Дверь скользнула в сторону, пропустив двух молодых служанок, принёсших лакированный столик и красные лакированные чашки для еды. Уилл вскочил на ноги.
– Ты, – крикнул он первой, – Ложись. Быстро. Развяжи пояс. Девушка уставилась на него. Потом медленно нагнулась и поставила столик на пол.
За её спиной плакал Филипп.
– Я хочу тебя, – сказал Уилл. – Сейчас. Ты будешь моей сейчас. Скажи своей спутнице, чтобы ушла.
Девушка повернулась, взглянув на Уилла:
– Вам не нравится мальчик, Андзин Миура?
– Нет… Не сегодня. Ты…
Она медленно выпрямилась, одновременно пятясь от него, и покачала головой:
– Я не могу, мой господин.
– Не можешь? Клянусь Богом…
Он потянулся к ней, но она отбежала к двери. Вторая девушка поспешно поставила чашки на стол и кинулась за подругой.
– Подожди, – крикнул Уилл. – Я не причиню тебе вреда. Дверь открылась, и в комнату вошли остальные девушки с подносом пищи и жаровней. Первая пара, казалось, обрадовалась их приходу. Конечно уж, он не сможет овладеть одной из них, если все четверо воспротивятся.
– Почему не можешь? – спросил он у первой.
– Это приказ моего господина Норихазы, – ответила девушка. – Вам предоставлен мальчик, Андзин Миура. Мой господин Норихаза сказал, что вы предпочитаете это, и предупредил, чтобы ничего другого мы не допускали. – Его кимоно оставалось распахнутым, и взгляд служанки упал на тело Уилла. – Мы уйдём, мой господин. Я могу разжечь жаровню позже.
– Нет, – Уилл завязал пояс. – Я буду есть сейчас. А потом приму ванну.
Девушки поклонились. Филипп медленно сел, потом поднялся на колени. До созревания ему ещё по крайней мере год. Но он уже мог реагировать. Мог и хотел.
– А я, мой господин? – прошептал он.
– Я не сержусь на тебя, Филипп, – сказал Уилл. – Я ещё хочу поговорить с тобой. Но я принял обет целомудрия. Знаешь, как священники.
Филипп не сводил с него глаз. – Поэтому я хочу, чтобы ты побыл здесь, но не давал воли своим рукам.
– Да, мой господин.
– А теперь иди сюда и сядь рядом. Я хочу, чтобы ты разделил со мной трапезу.
– Я, мой господин? – Ты.
Мальчик помедлил и уселся рядом с Уиллом. Девушки обменялись взглядами, потом положили палочки для еды и ему.
