— А что будет с теми, кто родится смертным и обыкновенным? Ты их тоже прикажешь отринуть и забыть, как ты это делал со своими? Ведь у тебя были дети. Что стало с ними? Что происходило с вашими смертными детьми?
— Я был с ними, пока мог быть рядом. И поддерживал, и обучал. Но их необходимо было отдавать в семьи смертных, чтобы они не чувствовали себя ущербными по сравнению с нами, они должны были жить как люди и иметь возможность познать счастье в среде подобных себе. Если ты думаешь, что хоронить своего ребёнка — это просто, то ты заблуждаешься. И лучше не видеть их вовсе, чем наблюдать их страдания, болезни и смерть, когда ты бессилен остановить их старение. Я всё это проходил. Пережил всё. Поэтому не желаю того же тебе. Мои слова сейчас не производят на тебя должного впечатления потому, что ты этого ещё не пережил. Что ж, поймёшь, когда сам столкнёшься с потерей.
Гэбриэл увидел недоверие в глазах Луки, а тот в свою очередь ощутил в словах старика боль. Кажется, теперь Гэбриэл понял, почему ученик так упорствует в нежелании иметь детей. Он боится, что смертные станут ненужными изгоями или рабами, что-то вроде бракованных творений, что они будут страдать, и так продолжатся несчастия среди смертных.
— Всё будет так, как ты захочешь, — сразу ответил Гэбриэл. — Но для бессмертных ты станешь вторым пришествием Христа Ормузда, воскресившим священный род неберов Натуру.
— То есть смертные и бессмертные будут расти и жить вместе со своими матерями и родственниками?
— Да.
— И больше никто их не станет разлучать? Никто не станет говорить, что смертные ниже по положению бессмертных? Никто не посмеет заявить, что Люциферы — боги, а Грааль — рабы их, или наоборот?
— С чего это у тебя такие выводы? Люциферы никого не порабощали. Никогда. Вообще-то всё именно наоборот: это нас пытались сделать рабами Грааля, а люди и по сей день рабы его, только не знают об этом. Хотя, наверное, некоторые догадываются, что в мире что-то не так.
— Не уходи от ответа.
— Хорошо. Новое время требует новых устоев. Пусть будет так. Но равенство — это вредоносная утопия.
— Я не говорю об уравниловке. Я имею в виду равноправие в обществе.
— В каком обществе? В обществе кого?
— В обществе новых людей.
— А равноправие и уравниловка разве не одно и то же?
— Насколько я разбираюсь в понятиях, — нет, не одно и то же.
Старик недовольно засопел:
— Равноправию среди смертных не бывать. Это утопия. Это мечта рабов, помышлявших о могуществе богов. Вот что такое равноправие и ваше пресловутое равенство.
— Я имел в виду права мужчин и женщин в обществе смертных и бессмертных неберов.
— Это другое дело. Но прежде так и было. Существовал Закон.
— И христианство сохранит свою позицию в мире?
— Это обязательно? — засомневался Гэбриэл.
— Обязательно. Разве христианство проповедует извращения или мракобесие? Разве христиане не ценят жизнь, совесть, честь и достоинство? Чем они тебе не по вкусу?
— Ты вынуждаешь меня сказать о христианах какую-нибудь гадость. Не говори такие вещи, ты ведь знаешь, сколько ужасов посеяла католическая церковь в средние века. Да и в последние годы бывали инциденты. Так что будь так любезен… Без пафоса, пожалуйста!
— Ладно, — согласился Лука.
— Но какую историю ты будешь рассказывать будущим смертным и бессмертным? Реальную или Евангельскую? Во что твои христиане должны будут верить: снова в воскресшего Иисуса?
— А разве ты не воскрес?
— Но это было вовсе не чудо. Я не был мёртв в буквальном смысле. А во-вторых, я никогда ни именовал себя Иисусом, и никто так меня не называл. Никогда.
— Разве ты не пошёл на крест ради спасения?
— Но не ради спасения иудеев или римлян, и тем более не ради всех смертных землян, а только ради спасения своего рода, — Гэбриэл нарочно умалчивал факт того, что именно ради спасения созданного Мойсесом народа он, посланный метатроном, пошёл на жертвенное заклание.
— Это как раз не важно. Сама идея самопожертвования ради других присуща христианству, — настаивал Лука.
— Но они считают Иисуса Христа Богом! — возмущённо вскрикнул Гэбриэл.
Лука засмеялся:
— Тише, ваше преосвещенство, не пугайте туристов.
Гэбриэл опасливо посмотрел по сторонам, но на них обратили внимание лишь ближайшие посетители Собора, и то только потому, что священник повысил голос. Гэбриэл учтиво улыбнулся им, и иностранцы продолжили знакомство с главной достопримечательностью Ватикана.
— А разве ты не бог для них? — продолжал Лука. — Они что-то упускают, когда поют в пост, что ты бог сильный, крепкий и бессмертный? Ты не силён воскреснуть? Или ты не можешь себя назвать бессмертным по отношению к ним? Или неберы не боги?
— Но Бог — это планета, наша земная Мать. И называть себя Богом с большой буквы — это гордыня и богохульство, — возмутился Гэбриэл. — Даже Господом называться непозволительно! — уже шёпотом добавил он.
— А Святым Духом?
— Это аллегория, — отмахнулся старик. — Святой Дух — это Извечная Мать. Смертным не нужно знать такие тонкости.
— Это верно, им не обязательно знать об этом. Но Господином они называют и своего вождя. Смирись уже с их слабостями и прими этот титул, как их духовного вождя.
— Ты пытаешься смутить мой Дух. Ты торгуешься, как жид.
— А я и есть жид, — шутливо пожал плечами Лука.
— Это шантаж, — запыхтел старик.
— Нет, это соглашение. Если ты хочешь, чтобы я выполнил твоё условие, ты должен выполнить моё.
— А ты сильнее, чем я думал прежде, — усмехнулся Гэбриэл. — Возможно, тебе действительно удастся воскресить твою христианскую Церковь.
— Эта Церковь будет не религией Иисуса…
— И слава Богу! Ибо сейчас они мёртвых почитают больше, чем живых. Я видел, как некоторые забирают деньги у семьи и тащат их в церковь, чтобы пожертвовать на храм. При этом их собственные дети голодают, их престарелые родители потом бродят неприкаянные и просят милостыню. Отвратительнейшее зрелище. Священники жиреют, а народ нищает.
— Ты прав, это отвратительно. Поэтому новая Церковь будет религией Разума, то есть Христа и священного женского начала — этого Духа Святого, как называют его католики. И со временем люциферы станут её частью, возможно лучшей частью, это будет зависеть от того, как они станут себя вести по отношению к остальным землянам.
— Что ж… Да будет так, как хочет Извечный! И чего Он не пожелает, да не свершится оно во веки веков! — произнёс клятвенное обращение к Извечному старик Гэбриэл, воззрившись в небеса и воздев руки, в одной из которых находились чётки розария.
— Так почему боги возлюбили этот Мир? — вдруг спросил Лука, словно подводя итоги и вынуждая старого жреца признать что-то сакральное.
— Потому что небесные ангелы выбрали его своим новым домом, домом своих будущих земных потомков, — пожал плечом старик.
— Так почему ты пошёл на самопожертвование?
— Что ты хочешь этим доказать? — Гэбриэл приблизился почти вплотную к обновлённой фреске, чтобы лучше разглядеть её.
Но Лука, взяв старика за плечо, заставил его отвлечься от изображений и посмотреть ему в лицо.
— Я отвечу тебе, почему ангелы отдали своего наследника в жертву. Отвечу не своими словами, а словами тех, кто писал Евангелия, не любимых тобою христиан, — говорил Лука Гэбриэлу прямо в глаза. — «Сын человеческий не пришёл в мир, чтобы мир судить, но чтобы его спасти». И «уничижил Себя Самого, приняв образ раба, став послушным даже до смерти, и смерти крестной». «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную». Скажешь, всё было не так?
— Ты пытаешься найти мне смысл в поступке двухтысячелетней давности?
— Нет. Я пытаюсь тебе доказать, что ангелы распятием спасли не только своих будущих потомков, но — ради собственного спокойствия и счастья в будущем — спасли и будущее простых смертных. Избавив их от неминуемого рабского повиновения тем, кто и по сей день продолжает мечтать о единоличном правлении миром, дабы быть правителем послушных и бессловесных рабов. Жрецы сделали всё, чтобы Земля не превратилась в рассадник дьяволов, каким стал прежний мир наших предков. И твой отец поддержал тебя. Твой Отец, твой Бог.
— Старики всегда знают, что лучше для будущего. С этим я согласен. И ты согласись, — Гэбриэл присматривался к плитам в полу и мысленно сравнивал их по цвету.
— Ты на самом деле спас человечество. Смертные хоть и писали немного о другом, но они сказали о тебе истинную правду. В этом уникальное совпадение, а может и промысел Извечного. Ты действительно их второй Адам, их Им-Ману-ил. Бог действительно был с ними, боги были с ними. Это давало людям надежду тогда и даёт теперь. Даёт веру в то, что они не брошены, что за ними наблюдают, что ждут, когда они станут совершенными. Это даёт им стимул стремиться к этому совершенству…
