14 мая 1985 года. Вильнюс. Стадион «Жальгирис». 8500 зрителей. Матч чемпионата СССР 1985 года.
«Жальгирис»: Юркус, Мажейкис, Баранаускас, Бузмаков, Янонис, Каспаравичюс, Данисявичюс, Нарбековас, Якубаускас, Малкявичюс (В. Тамулявичюс, 72), Расюкас (Левяндраускас, 66).
«Динамо»: Прудников, Силкин, Буланов, Поздняков (Головня, 83), Матюнин, Бородюк, Атаулин, Вик. Васильев (Хапсалис, 46), Стукашов, Вас. Каратаев, Газзаев.
Голы: 0:1 Стукашов (31), 1:1 Данисявичюс (39, с пенальти), 1:2 Вас. Каратаев (61), 1:3 Бородюк (64), 1:4 Газзаев (84), 1:5 Стукашов (87).
Судья: Кусень (Львов).
5) Это был мой первый полноценный матч за сборную СССР. Предыдущий – дебютный – закончился для меня травмой. Против японцев я сыграл на очень приличном уровне, открыл счет своим голам за национальную команду и в довершение всего сделал дубль.
Япония —
СССР – 1:4 (1:3)
19 ноября 1978 года. Токио. Стадион «Комадзава-Олимпик». 10 000 зрителей. Товарищеский матч.
Япония: Тагути, Сонобе, Отиаи, Фудзисима, Фурута, Имаи, Хасегава, Фудзигути, Хара, Канеда, Усуи.
СССР: Дегтярев (Роменский, 78), Пригода, Жуликов (Костава, 64), Маховиков (к), Бубнов, Бережной (Гаврилов, 64), Хидиятуллин, Бессонов, Дараселия, Кипиани, Газзаев.
Голы: 1:0 Фудзигути (9), 1:1 Дараселия (17), 1:2 Газзаев (37), 1:3 Газзаев (42), 1:4 Гаврилов (85).
Судья: Курамоти (Япония).
Глава 4
Опередив Лобановского, родился заново
В первый же полноценный день моей тренерской карьеры в большом футболе я столкнулся с любопытной ситуацией. Ко мне подошел один из лидеров «Спартака» (Орджоникидзе), назовем его мистер X, и сказал: вон с тем я на поле не выйду. Через час «тот», и тоже один из лидеров, нанес ответный удар: я с мистером X за один стол не сяду. На следующее утро я без объяснений отчислил обоих, потому что нужно было спасать атмосферу в коллективе. И мне, вот уж, наверное, единственный раз в жизни, не было жалко ребят – свои амбиции они поставили выше интересов клуба. Надеюсь, мое решение стало для них уроком. А вообще-то расставаться всегда тяжело. Даже с тем, с кем отношения уже на сходе. Каждый спортсмен самолюбив, и я должен учитывать его внутренние переживания. А уж если футболист квалифицированный и человек хороший, то настроиться на разговор с ним совсем не просто. Вот взять Кириченко – классного, кстати, бомбардира! Когда я определился с тем, что в 2005 году буду отдавать предпочтение более перспективным и подходящим под нашу тактику Вагнеру и Оличу, мне стало грустно за Диму: я не хотел, чтобы он терял время на скамейке запасных. Нельзя было ни скрывать это, ни кормить его обещаниями: сезон длинный, шанс представится всем. Я взял на себя ответственность и, честно обрисовав Дмитрию ситуацию, посоветовал сделать выбор. Я искренне рад тому, что он все правильно понял и нашел себя в «Москве».
Прощание – очень серьезный аспект нашей работы. Перед началом второго своего сезона все в том же Владикавказе[1] мне надо было расставаться с капитаном, который многое сделал для осетинского футбола той поры. Ну не поспевал он – душа команды – за нашими темпами. Признаюсь, мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы сообщить об отчислении. Помню, чеканил слова и смотрел ветерану в глаза, а у самого сердце разрывалось. Я ведь осознавал, что, быть может, ломаю парню судьбу. Потом успокаивал себя тем, что спорт – штука жестокая, благотворительность здесь чревата поражениями. Я обязан давать результат, и я его буду давать! Но ради этого я должен чем-то или кем-то жертвовать. То ли в знак наказания себе за свою жесткость, то ли из-за уважения ко всем людям, с которыми работаю, я тогда, во Владикавказе, поклялся, что всегда сам и только сам буду сообщать ребятам свои вот такие обидные для них решения. Я сам должен отвечать за свои поступки! К тому же перекладывание ответственности в выполнении столь незавидной миссии на кого-то другого будет означать проявление слабости. А однажды проявив ее в малом, когда-нибудь обязательно проявишь и в чем-то более существенном. Падение ведь всегда начинается с мелочей, с ненадежно завязанного шнурка, например. И об этом необходимо помнить постоянно.
* * *
Фортуна любит людей твердой воли. Моя жесткость, хотя я бы подыскал другое слово, была неоднократно вознаграждена. Свой же первый тренерский триумф, по совместительству один из самых ощутимых для себя, познал в 1990 году, когда мало того что выиграл первую союзную лигу, так еще и был признан лучшим тренером СССР. И это при живом-то Лобановском! Вот в тот период я и состоялся, окончательно поняв свое призвание. И, что важно, у меня появился повод оглянуться назад и некоторые моменты для себя заново открыть. Я отмотал пленку хронологии событий на два года и содрогнулся: а ведь всего этого могло бы не быть!
…Зимой 1989-го мой предшественник Олег Романцев покинул Осетию и уехал в Москву, в «Спартак». Команда наполовину разбежалась. Когда в феврале я откликнулся на предложение земляков и собрал народ на тренировку, чуть в обморок не упал. Передо мной стоял отряд ополченцев: 7 полевых игроков и 2 вратаря. Кто-то обут в тапочки, кто-то в кеды, формы ни у кого нет. Ну, в лучшем случае, заводская секция! Когда я пришел домой, мне плакать хотелось. Я привык в «Динамо» к другим условиям, у меня амбиции, у меня желание доказать, а тут откровенная западня. Без малейших шансов на выживание! Я ночь не спал и под утро надумал в это болото не соваться – ну не имел права нормальный человек влезать в такую авантюру и обрекать себя на бессмысленные мучения. Я даже нашел слова, которые должен был донести до руководства, чтобы никого не обидеть: у меня дети, семья в Москве, нам друг без друга будет тяжело. И вот я настроился, начистился и нагладился и уже взялся за ручку двери, дабы отправиться на столь непростой разговор, как зазвонил телефон. И один из игроков, которого я успел пригласить в Орджоникидзе еще до своего знакомства с клубом, откликнулся: Валерий Георгиевич, я согласен. К сожалению, я уже позабыл, что это был за футболист, но его звонок придал мне мужества. Потом еще дозвонилось двое ребят. Я почувствовал, что я смогу, успею сколотить коллектив, хотя времени оставалось чуть более месяца. Но прежде чем взяться за дело, я себе поставил условие: для того чтобы начать уважать себя как тренера, я должен вывести Осетию в Высшую лигу. Наметил срок – 2 года. Решил, что, если у меня не получится, покончу с футболом. Навсегда! Уйду в юриспруденцию.
Когда все для себя проговорил, собрал людей и озвучил свою позицию: скоро мы будем выступать в Вышке, потом выйдем в Кубок УЕФА и к нам еще «Бавария» приедет. Надо мной украдкой смеялись и крутили пальцами у виска, но я верил, что сдержу обещание. Единственное, «Бавария» так и не оказалась на нашем стадионе, зато вместо нее это сделали другие именитые гранды.
* * *
Спурт к международной арене начался с того, что мы с Сашей Стельмахом, местным администратором, впоследствии ставшим моим близким другом, полетели в столицу покупать трусы и майки. Из дома я забрал все свои бутсы, чтобы раздать ребятам. Хоть как-то команду приодели и приобули.
Вторым тренером я пригласил Сашу Ирхина, с которым мы близко познакомились в ВШТ. Он вроде бы согласился, но когда посмотрел на мое хозяйство, отказался – заверил, что ему нужно спокойно доучиться и получить диплом. Спустя годы он признался, надо было быть самоубийцей, чтобы влезать в такое болото. Я считаю, он испугался. Я же тогда родился заново.
Нереально передать словами, насколько мне было тяжело! Каждый день – на пределе, на изломе, на грани. Получилось, что меня, как слепого кутенка, бросили на середину озера: выплывешь – герой, утонешь – ну, значит, не судьба. Наверное, это здорово, когда у человека, особенно если он сильный, нет возможности к отступлению. Приходит осознание: все зависит только от тебя! Это помогает мобилизовываться и продираться через обстоятельства. Так на эмоциях, на кураже мы смогли первый круг закончить на шестом месте! Это был подвиг. Но я прекрасно знал, что обольщаться не стоит: главное – не вылететь. Мы выжали из себя все соки и посыпались, в итоге заняв то ли четырнадцатое, то ли шестнадцатое место. Однако по ходу всего второго круга я занимался селекцией, собирал состав на следующий год. Признаюсь, мысль бросить все к чертовой матери возникала у меня неоднократно. Я так до конца и не мог определиться, покину я «Спартак» или нет. Но я твердо был убежден, что должен вести свою работу с прицелом на будущее – даже если ты уходишь, то ты должен оставить после себя достойное наследство. Явно лучше того, что оставили тебе.
