— Снова провалился… Я не мог думать, не мог двигаться. Все тело было зажатым.
Потом он спросил, считаю ли я, что он вообще сможет когда-нибудь пройти этот экзамен.
— Ты очень хочешь его пройти? — спросил я в ответ.
— Больше всего на свете, — сказал он.
Я положил руку ему на плечо и сказал:
— Тогда ты сделаешь это. Просто при сильном напряжении твои разум и тело сжимаются, потому что ты нервничаешь. Ты становишься умственно и физически закрепощенным, ты задыхаешься. Но это происходит со всеми, от спортсменов на Олимпиаде до обычных школьников во время экзамена. В этом нет ничего позорного.
— А с вами так бывало? — спросил он.
Я рассказал ему о том, как проходил свой первый экзамен на черный пояс в Сеуле, после целого года почти ежедневных тренировок, проводимых до полного изнеможения. Был разгар зимы, и стояли сильные морозы. Додзё было расположено в сорока пяти милях, и мой сержант позволил мне взять грузовичок с автобазы. После двухчасовой поездки по обледеневшим дорогам я совершенно окоченеют, а температура в «тренировочном зале» была такой же, как и снаружи: минус восемь. Я был страшно возбужден мыслями о предстоящем испытании, и мне казалось, что мой мозг сейчас взорвется.
Я был единственным представителем своей школы среди двухсот учеников-корейцев, собравшихся для прохождения экзаменов на различные ранги. В течение получаса я с интересом наблюдал за их выступлениями, но очень скоро мой ум сосредоточился только на том, что мое тело замерзло и онемело. Примерно через три часа ожидания, когда мои тело и разум совершенно оцепенели от холода, я услышал, как произнесли мое имя.
Я вышел к экзаменаторам, поклонился, и мне было ведено проделать хэйян, упражнение, которое я в совершенстве исполнял бесчисленное количество раз до этого. Но сейчас я ничего не соображал. Я сказал, что не могу вспомнить хэйян, и
мне приказали вернуться на свое место, после чего мне пришлось прождать еще несколько часов, пока не закончились все выступления; только тогда я смог уйти.
На протяжении долгого возвращения на базу я пребывал в жалком состоянии духа; мне было стыдно показываться на глаза своему наставнику, мистеру Шину. Он никогда не заговаривал о моем провале и позволил мне спокойно тренироваться еще три месяца.
Я выбросил из головы все мысли о первом экзамене; я понимал, что, если буду тратить время на сожаления о своей неудаче, она закрепится в моем подсознании. Наоборот, я думал только об успехе и воображал, как в совершенстве исполняю каждое движение. Я внимательно наблюдал за обладателями черного пояса из моего класса. Даже если у меня не было ни единого собственного успеха, о котором я мог бы вспоминать, я мог учиться на примере успехов других, и поэтому ставил себя на их место, когда делал стандартные упражнения. Я похищал их поведение и мысленно и телесно превращал в свое собственное.
Я осознавал, что подлинно важным является не сам экзамен; важным было то, как я к нему отношусь. В своих мыслях я вновь и вновь проходил сквозь это испытание, идеально выполнял любое движение перед своим внутренним взором и сотво-рял в своем разуме образ успеха. Я знал свою цель и то, как ее добиться. Я не допускал ни единой мысли о том, что опять потерплю крах или перегорю от волнения. Все, что мне предстояло сделать, было впечатано и вырезано в моем уме, так что я мог автоматически реагировать даже при сильном напряжении. В следующий раз я прошел экзамен — и я заранее знал, что сделаю это.
— Волнение сказывается тогда, когда вы позволяете напряжению управлять собой, вместо того чтобы самим управлять напряжением. Обычным откликом на напряжение являются мысли о поражении, потому что при напряжении пульс учащается и сердечный ритм вызывает нервозность, — говорил я своим ученикам. — Всегда помните, что ваш успех начинается внутри вас; если вы не увидите его первыми, окружающие не заметят его никогда.
Ученик, о котором я рассказываю, прошел свой экзамен шесть месяцев спустя. Когда я преподнес ему новенький черный пояс, он улыбнулся.
— Вы были правы, — сказал он. — Когда наступила моя очередь выходить на мат, я вновь начал волноваться, но тут же представил самого себя исполняющим все в идеальном совершенстве, так, как получалось во время тренировок. Я знал, что способен на это, и я сделал это.
Не преграждать путь самому себе
Последний раз, когда я видел своего отца, он стоял перед баром в Уилсоне, штат Оклахома, и выглядел старым и потрепанным. Это было летом 1962 года, и я не видел его уже несколько лет. Я только что уволился из Военно-Воздушных Сил и мог бы рассказать ему многое о себе и о своей жизни, но в итоге я лишь сообщил ему, что женился и что моя жена ожидает ребенка, — новостями такого рода обычно делятся с парикмахером или незнакомцем, сидящим рядом в самолете.
— Здорово, — сказал он и вернулся в бар.
Вот и все.
Мой отец был прекрасным примером человека, никогда не пытавшегося управлять своей жизнью. Печальная правда заключалась в том, что он просто плыл по течению, спотыкаясь о самого себя, неизменно выдумывая оправдания каждой своей неудаче и отказываясь принять на себя ответственность за собственные действия.
Многие люди ведут себя, подобно моему отцу, словно они всего лишь проходят мимо жизни, перебираются из одного дня в другой. Не то чтобы у них не было никаких желаний или мечтаний о том, как они добиваются огромных успехов; но эти мечты сопровождаются множеством оправданий своего ничегонеделания, основанных на убедительных доводах, и они мгновенно преграждают им путь, как только такие люди начинают думать, что, возможно, — лишь возможно! — наступит день, когда они начнут исполнять эти желания. Но им всегда что-нибудь мешает — неудачное время года, срочный ремонт автомобиля или то, что они слишком устали вчера вечером. Так они говорят, но истина заключается в том, что единственным препятствием, стоящим на их пути, являются они сами.
Мне вспоминается фраза, которую несколько лет назад произнес один мой ученик. У этого новичка были большие проблемы с координацией. Когда ему приходилось одновременно двигать руками и ногами в различных направлениях, он терялся и в половине случаев шлепался на спину. Однажды, в очередной раз грохнувшись на мат, он посмотрел на меня и горько сказал:
— Я опять делаю все по-своему…
Решить его проблему было довольно легко — в первую очередь, благодаря его отношению. Он понимал, что делает что-то не так, страстно стремился научиться правильному исполнению и был открыт всему, что я ему говорил. Для него это действительно означало лишь изучение каждого движения в отдельности, а затем их объединение и согласование для того, чтобы они стали плавными. Однако многие люда продолжают делать все по-своему в гораздо более сложном смысле слова.
Они мешают себе преуспеть, самостоятельно создавая для себя препятствия и ловушки, никак не связанные с вмешательством внешнего мира.
В Дзэн существует известный коан о надлежащей форме приветствия незнакомцев, встречающихся на жизненном пути. Конечно, у вас могут возникнуть другие мысли в отношении этого вопроса, но мне самым подходящим кажется такое решение: каждый встреченный незнакомец означает нас самих. Как бы вы поздоровались с самим собой? Как бы вы оценили самого себя, идущего по жизни? Вы можете вообразить этот коан как две человеческие фигуры — вы и незнакомец, — стоящие на тропе друг перед другом; при таком подходе можно ощутить некий парадокс: ничто не препятствует движению незнакомца по дороге, кроме него самого, точно так же, как ничто не мешает вашему движению вперед, ничто не ограничивает вашу свободу, кроме вас, ибо этот незнакомец — вы сами.
Этот факт трудно принять, и еще труднее жить в соответствии с ним. Довольно легко увидеть свой путь, петляющий вокруг препятствий, которые воздвигаются перед вами другими людьми, но те преграды, которые вы создаете сами, преграды, исходящие из глубин вашего собственного мышления, кажутся вырастающими из-под земли и закрывающими все поле зрения. Это не удивительно, ибо ваш путь преграждаете вы сами.
