Гитлер не смог скрыть своего разочарования столь бессмысленным радикализмом, который в том числе себе позволяли некоторые из руководителей спортивных объединений. В то же самое время он счел неприемлемым ультимативный тон обращения графа де Байе-Латура. Понимая, что организационный комитет по подготовке Олимпиады-1936 будет находиться в подчинении МОК, Гитлер отказался от поста председателя почетного комитета. Левальд оказался между молотом и наковальней. Ему пришлось в срочном порядке убеждать МОК в том, что в Германии царит большое воодушевление по поводу предстоящих Олимпийских игр, а потому нет никакого смысла переносить их из Берлина в другой европейский город. Одновременно с этим ему пришлось вести активную работу с министерством внутренних дел, чтобы то осадило фон Чаммера. В итоге Имперский комиссар по вопросам спорта получил в организационном комитете по подготовке Олимпиады всего лишь право совещательного голоса.
Как бы то ни было, но когда в июне 1933 года в Вене вновь был поднят вопрос о том, насколько власти рейха были готовы подчиниться олимпийским правилам, то были предоставлены все необходимые гарантии. Отдельное внимание было обращено на то, что в Олимпиаде могли без проблем принимать участие даже евреи. Но в этой связи надо задаться двумя вопросами. Во-первых, не ослабил ли граф Анри де Байе-Латур свой решительный тон? Во-вторых, были ли уполномочены германские делегаты давать подобного рода гарантии от лица имперского правительства? Сохранились сведения, что в венском заседании МОК принимал участие Ганс фон Чаммер, который и представил документы, подписанные министром внутренних дел Вильгельмом Фриком. Судя по всему, Гитлер категорически отказывался давать гарантии от своего имени. В то же самое время в архивах сохранились документы, из которых следует, что решение об участии в Берлинской Олимпиаде еврейских спортсменов было принято только в сентябре 1934 года! И произошло этого только после афинского заседания МОК.
Однако, несмотря на то что в Вене руководство МОК получило письменные гарантии от немецкой делегации, граф де Байе-Латур не смог полностью избавиться от терзавших его подозрений. В итоге, когда в 1934 году в Афинах вновь состоялось очередное заседание Международного олимпийского комитета, то тема преследования евреев в Германии вновь оказалась на повестке дня. Впрочем, на этот раз Байе-Латур в качестве президента МОК отметил, что «в этой стране прилагаются самые серьезные усилия, чтобы избавить спорт от политического влияния». Но это не помешало ему попросить представителей Германии вновь озвучить гарантии, которые были даны в Вене. В то время членов МОК очень беспокоили события, происходившие в Германии. И их опасения не были безосновательными. Пройдет год, и на очередном партийном съезде, который окрестят «съездом свободы», будут приняты так называемые «Нюрнбергские законы», согласно которым евреи окажутся ущемленными в своих правах. Именно к этому моменту достигнет своего апогея волна акций, в ходе которых звучали призывы бойкотировать Берлинскую Олимпиаду. Наиболее сильно кампания критики и бойкота развернулась в США, и ее даже отчасти поддерживали американские члены МОК.
Между тем 7–8 марта 1935 года граф Анри де Байе-Латур проводил ревизию строящихся в Берлине олимпийских объектов. После этого он решил предпринять самые решительные меры. В октябре 1935 года он стал настаивать на личной встрече с Гитлером. Темой разговора должны были стать опять же еврейские спортсмены и проблема развернутой в США кампании бойкота. Чтобы упростить возможность встречи графа с фюрером, имперская канцелярии составила специальный документ, в котором Байе-Латур изображался как дружественный по отношению к Германии деятель. В частности, речь шла о письме американских членов МОК Ширила и Джанке, которые выражали скептическую позицию по поводу возможности проведения Олимпиады именно в Германии. Чтобы снять внутренние противоречия внутри Международного олимпийского комитета, Байе-Латур привел несколько аргументов, которые весьма ловко использовались Германией в собственных целях. Он указывал на то, что еврейские спортсмены в Германии были допущены к тренировкам, более того, на игры в Берлин была приглашена даже сборная Палестины. Президент МОК заявлял: «С марта этого года я нахожусь в постоянном контакте с господином Чаммером унд Остеном, который дал мне гарантии, что евреям разрешат входить в состав германской сборной». Более того, граф не упустил возможности, чтобы напомнить американцам, что у них в стране тоже не наблюдалось расового равноправия. В завершение он произнес, что ни одна из стран мира не разорвала дипломатических отношений с Германией из-за преследования евреев: «Не стоит спорт смешивать с политикой». На этот раз данный тезис играл в пользу Германии.
Принимая во внимание, под каким углом подавалась деятельность Байе-Латура, нет ничего удивительного, что он воспринимался как дружественный рейху деятель. Прежде чем организовать его встречу с Гитлером, Теодор Левальд подготовил для имперской канцелярии небольшую биографическую справку, в которой отразил основные вехи жизни президента МОК. Аристократ, близкий в свое время к покойному бельгийскому королю Альберту; много времени уделил дипломатической службе; состоял в браке с дочерью князя Клари-Альрингена; член МОК с 1903 года; в 1925 году стал наследником Кубертена; в 1920 году президент организационного комитета по проведению Олимпийских игр в Антверпене. Теодор Левальд насколько мог восхвалял «совершенную беспристрастность графа». Учитывая кампании бойкота и дискуссии, имевшие быть внутри МОК, Левальд добавлял: «Когда я в 1931 году предложил провести Олимпиаду в Берлине, то поддержал это начинание, а теперь выступаю против клеветнических измышлений, благодаря которым Америка хочет испортить репутацию Германии». Развивая этот сюжет, Левальд добавлял: «Граф готов лично направиться в Америку, чтобы, используя свое влияние и авторитет, положить конец кампании травли Берлинской Олимпиады».
По большому счету о встрече Гитлера и графа Анри де Байе-Латура, которая произошла 5 ноября 1935 года, известно не очень много. В официальных сообщениях пресс-службы имперского правительства лишь сообщалось, что «рейхсканцлер Гитлер в присутствии Фрика, Чаммера и Левальда принял президента МОК». Также указывалось, что состоялась длительная беседа, суть которой не передавалась. О ее содержании можно только догадываться, но через несколько дней Байе-Латур заявил своим коллегам по Международному олимпийскому комитету: «Я имею честь довести до вашего сведения, что имел беседу с германским рейхсканцлером. Расследование, предпринятое мною, позволяет говорить, что ничто не может помешать проведению XI Олимпийских игр в Берлине и в Гармиш-Партенкирхене. Немецкий олимпийский комитет с глубоким почтением относится к принципам, которые изложены в Олимпийской хартии». После этого Байе-Латур заявил прессе, что ни один из членов МОК не поддерживает кампанию бойкота берлинских игр, так как «эта кампания является сугубо политической, и основывается она на беспочвенных утверждениях, ошибочность которых я могу легко разоблачить». Как бы то ни было, но визит Байе-Латура в Берлин на некоторое время защитил еврейских спортсменов Германии. Однако нельзя не признавать, что граф заблуждался, — он оказался во власти иллюзий.
Глава 5
Страсти по бойкоту
3 ноября 1933 года граф Анри де Байе-Латур сделал более чем откровенное признание. Он заявил: «Лично мне не нравятся евреи, и я скептически отношусь к их влиянию. Но я никоим образом не буду им досаждать. Я знаю, что они постоянно кричат о том, что нет никаких причин для их преследования. Но меня всегда поражал факт, почему общественное мнение не взволновали ужасы, происходящие в России, которые во сто крат хуже того, что творится в Германии? Почему? Потому что в данном вопросе пропаганда поставлена не на должном уровне». Эти слова содержались в конфиденциальном письме, получателем которого был 46-летний глава Американского олимпийского комитета и шеф Любительского спортивного союза США Эйвери Брэндедж.
Этот человек был не только крупнейшим спортивным функционером в США, но состоятельным человеком. Впрочем, мировой кризис 1929 года поставил его на грань банкротства. Сам он вспоминал позже, что «у меня не было ни гроша в кармане, но об этом знали только мой бухгалтер и секретарь». В отличие от многих американских бизнесменов, Брэндедж решил не сводить счеты с жизнью. И во многом этим самообладанием он был обязан своей спортивной закалке. Эйвери Брэндедж мечтал не просто о карьере спортивного функционера, но о лаврах победителя Олимпиады. Нельзя сказать, что он был напрочь лишен таланта и способностей. В любом случае Брэндедж принимал участие в Олимпийских играх 1912 года, которые проходили в Стокгольме. Он решил попробовать себя в качестве атлета-пятиборца. Но на медаль ему едва ли приходилось рассчитывать, так как по итогам соревнований Брэндедж занял хотя и почетное, но явно непризовое шестое место. После этого он понял, что ему не хватало многих качеств, чтобы претендовать на олимпийскую медаль. Интересным является тот факт, что тогда в пятиборье победил известный американский атлет Джимми Торп, которого впоследствии лишили золотой олимпийской медали, так как выяснилось, что он выступал на платной основе за одну из бейсбольных команд, а потому не мог считаться спортсменом-любителем, а стало быть, его участие в играх 1912 года противоречило тогдашней Олимпийской хартии.
