Однако по-настоящему я запил только после того, как ушел (сравнительно рано, в тридцать один год) из футбольной лиги. Именно тогда мне стала угрожать реальная опасность.
Слишком поздно я понял, что ушел из большого спорта, когда впереди у меня было еще немало лет настоящей игры. От своего бессилия что-либо изменить я хватался за горлышко бутылки. Но вскоре сама бутылка схватила меня за горло. Я стал ее рабом.
Зимой 1977 года я попал в больницу в наркологическое отделение психиатрической больницы в Колчестере, графство Эссекс. У меня была белая горячка, и когда меня из нее вывели, то предупредили, что я медленно, но верно свожу себя в могилу.
В лечебнице я увидел людей, потерявших человеческий облик, увидел загнанное выражение их широко раскрытых глаз, и в меня закрался страх, что я могу остаться там навсегда. Вскоре я потребовал, чтобы меня выписали.
Через несколько недель меня снова забрали в психиатрическую больницу, на этот раз в Уорли. Журналисты с Флит-Стрит[2] пронюхали, что со мной происходит, и когда о моей болезни стало широко известно, я понял, что дальше катиться некуда.
Два года я состоял в обществе «Анонимных алкоголиков», но относился к нему недостаточно серьезно. Однако после газетной шумихи я понял, что должен самым серьезным образом следовать советам и рекомендациям, которые получал в этом обществе, иначе жизнь свою я утоплю в бутылке.
В то время меня постоянно преследовала мысль о Хью Галлахере – гении шотландского футбола, забившем несметное количество голов; он, как и я, играл в свое время за «Челси». С ним на протяжении всей моей футбольной карьеры меня постоянно сравнивали. Уйдя из футбола, Галлахер превратился в алкоголика. В сорок четыре года, потеряв семью, оставшись без друзей, всеми забытый, он спрыгнул с платформы под поезд и погиб.
Обо мне говорили, что я забиваю голы, как Галлахер. Может быть, меня ждет тот же путь на кладбище? Мысль о возможности такого конца не оставляла меня. И когда все вокруг рушилось, я знал, что есть край платформы, ступив с которого, я могу разом покончить со всеми бедами.
Мысль о самоубийстве приходила ко мне давно. Не раз в минуту глубокой депрессии я брался за бритву, чтобы перерезать вены. Но то ли склонность к долгим раздумьям, то ли трусость не дали мне довести дело до конца. Я был тогда действительно очень болен.
Мне повезло больше, чем Галлахеру. Вокруг меня были люди, друзья, которым я был небезразличен. Самыми верными среди них были Норман Куик и его чудесная жена Джин. Норман, фоторепортер с Флит-Стрит, уже двадцать лет мой ближайший друг. В самые беспросветные периоды моей жизни он и Джин помогли мне выжить, к ним обращалась Ирена, когда я устраивал пьяные скандалы дома.
Другой мой хороший друг, вызволявший меня из беды, – Дейв Ундервуд, председатель клуба «Барнет» южной лиги. За этот клуб я имею честь и удовольствие выступать во время футбольного сезона и сейчас.
В тот страшный период, чтобы как-то попытаться самому справиться со своей бедой, я было начал играть в «Брентвуде», а затем в «Челмсфорде», но из этого ничего не вышло, и я предался безудержному пьянству. И тут на выручку пришел Дейв Ундервуд, который, действуя тактично, деликатно, сумел вернуть меня в футбол, потому что знал: Джимми Гривсу без футбола придет конец. Если бы не его помощь, я был бы сейчас законченным алкоголиком.
О моей беде теперь в клубе «Барнет» знают все. В футбольном мире слава алкоголика – тяжкая слава, но для меня лучше, что это перестало быть тайной. Такое испытание необходимо. Оказавшись в центре внимания, я должен доказать всем, и в особенности самому себе, что у меня есть мужество и сила воли, чтобы справиться со своей бедой.
От алкоголизма избавиться непросто. К сожалению, это не просто «причуда». Но если удастся продержаться трезвым хотя бы день, то, значит, можно начать выруливать на правильную дорогу.
Живи сегодняшним днем, Джимбо. Все, что от тебя требуется, это прожить еще двадцать четыре часа без выпивки. И сегодня я не возьму в рот ни капли.
Меня часто спрашивают, как становятся алкоголиками? Ответ прост: для этого надо пить.
Вступив в общество «Анонимных алкоголиков», я понял, что «одна рюмка – много, а двадцать – недостаточно». Чтобы излечиться от алкоголизма, нужно пройти три этапа. Среди «анонимных алкоголиков» они известны как «три» «п». Первое – признание себя алкоголиком, второе – привыкание к новому образу жизни, третье – преодоление болезни.
Я прошел первый этап и, возможно, для многих самый тяжелый. Трудно признать себя алкоголиком.
Меня зовут Джимми Гривс. Я – профессиональный футболист. И я – алкоголик.
Кому б ни выпал жизни скучный путь,
Куда бы ни вела его дорога,
Мог каждый вспомнить и вздохнуть
О том тепле, что путника встречало за порогом.
Уильям Шестой (1714 – 1 763)
Когда вы стараетесь вылечиться от алкоголизма, самой тяжелой является необходимость навсегда отказаться от всего того, что раньше доставляло удовольствие. Мне сейчас не хватает не столько самой выпивки, сколько той атмосферы и той обстановки, которые ее сопровождают.
Вспоминая те годы, когда я только начинал карьеру профессионального футболиста в «Челси», могу честно признаться, что больше всего наслаждался атмосферой товарищества, царившей в нашем клубном баре. Лишь много позже (когда выпивка превратилась в необходимость) меня стало занимать не то, что вокруг, а только то, что в стакане.
В юности я пил очень умеренно. Пара кружек легкого пива, и мне было хорошо. Теперь я понимаю, что причина такой умеренности заключалась не во врожденной склонности к трезвой жизни, а в ограниченных средствах: только это мешало мне пуститься в обход всех пивных, что тянутся вдоль Кингс Роуд. Мой заработок, когда я женился в восемнадцать лет на Ирене, составлял 17 фунтов в неделю во время футбольного сезона и 8 фунтов в межсезонье. Мы жили в однокомнатной квартире в Уимблдоне, и чтобы было легче платить за нее, я в «мертвый сезон» подстригал газоны.
Привычка выпивать у меня появилась уже в клубе «Челси», но пил я тогда очень мало. Насколько помню, напился впервые я в день своей свадьбы в 1957 году, но опьянел тогда не столько от количества выпитого, сколько от того, что пришлось пить. До дня свадьбы я не пил ничего крепче пива, а тут – виски и бренди, которые конечно же сразу ударили мне в голову. К этим напиткам я пристрастился лишь много лет спустя.
В мое время футболисты даже материально не имели возможности удариться в разгул. Сейчас молодые игроки пьют гораздо больше. И если мы заказывали обычно только пиво, то они – бакарди с кока-колой или джин с тоником. Сам был не раз свидетелем того, как юнцы платили за выпивку столько, сколько я обычно зарабатывал в «Челси» за неделю.
Может быть, и нет большого вреда в том, чтобы немного выпить. После сложного матча или тяжелой тренировки неплохо на часок расслабиться с товарищами по команде в каком-нибудь пабе,[3] – это самый легкий способ снять огромное напряжение, которого требует от игроков большой футбол. Но я настойчиво взываю к каждому футболисту: пусть пережитый мной кошмар послужит предостережением тому, кто чаще, чем другие, тянется к бутылке, пусть даже с пивом. Алкоголизм – хитрая болезнь. Она подкрадывается незаметно, и вот ты уже у нее на крючке. Мне казалось, что я могу бросить пить в любой момент. Но когда я попытался это сделать, то оказалось, что единственное, без чего мне стало невозможно обходиться, – это спиртное.
В клубе «Челси» я еще не знал всех «роз» и «шипов» «веселой жизни». До чего свободно мы тогда себя чувствовали и на поле, и вне его! Менеджером.[4] в «Стамфорд бридже»[5] был Тэд Дрейк, прекрасный малый. Тэд прославил себя тем, что, играя за «Арсенал» в первой группе, в одном матче забил семь голов. Но Дрейку вздумалось сделать ставку на совсем молодых игроков; видимо, его соблазнил успех юношей клуба «Манчестер Юнайтед», и он все чаще стал выставлять в команде «Челси» ребят по возрасту чуть старше бойскаутов. Нас прозвали «утята Дрейка»[6] Из всех команд, за которые мне приходилось выступать, эта была, пожалуй, самая многообещающая. Но чтобы проявились потенциальные способности молодых игроков, им необходимо играть вместе с опытными футболистами, мы же еще были просто детьми на поле и чаще всего занимали только вторые места.
После матча у нас происходили самые нелепые и смешные сцены. Помню, однажды мы проиграли 5:6, и надо было видеть, как после игры Фрэнк Бланстоун запустил своими бутсами через всю раздевалку в защитников и с горечью им выговорил: «Забей мы восемь голов, вы бы тогда пропустили девять». Возражать никто не стал.
Мы чувствовали себя в клубе, как в лагере отдыха. Неудачи нисколько не портили нашего настроения; и даже потерпев поражение, мы могли в раздевалке покатываться со смеху над какой-нибудь историей, происшедшей в нашем клубе; ведь мы были еще детьми.
