Как можем продолжаем укреплять "Салеву", но временами ветер просто распластывает ее по площадке. Понадобился нож. Прошу Пастуха достать его из клапана моего рюкзака. Он пытается проделать это, не снимая пуховых рукавиц. Естественно, ничего не выходит. Не выдерживаю, подхожу и делаю все сам. Без рукавиц, голыми руками продолжаю привязывать палатку.
А. П.- Витя же хирург, наверное, старался беречь руки. Хотя они всем нужны, не только хирургам. Скажи, трудно в таких ситуациях сдержаться, обойтись без комментариев?
С. Б.- Здесь я, наверное, не сдержался. Как комментировал ситуацию, представить нетрудно. Почему дал волю эмоциям? Ситуация усложнилась, а ребята повели себя не так, как всегда.
Только в шесть вечера вконец измотанные влезаем в "Салеву". Там полчаса не можем разжечь примус - неисправен насос. Непонятно: те, кто нес его сюда, что, не удосужились проверить? Холодно. Ребята и в палатке не снимают рукавицы. На вечерней связи говорю, что такие "пляжные" палатки, как "Салева", выше базового лагеря ставить нельзя. У нас нет уверенности, что до утра ее не разорвет. Радиопереговоры проходят под аккомпанемент ураганного ветра. Ефимов - единственный, кто сразу понял всю опасность нашего положения. Я чувствую его беспокойство. Благодарю за советы.
Ужин - чисто символический: едва притронулись к еде мы с Ринатом, Витя только попил чаю, а Миша, как только оказался в палатке, сразу влез в спальник и остался в нем до утра. Через час после ужина, когда все уже улеглись, оторвало половину тента палатки. Он оглушительно хлопает. Ветер продувает насквозь, в "Салеве" почти так же холодно, как и снаружи. Решаем с Ринатом, что тент нужно срезать, иначе с ним вместе может сорвать и палатку. Обуваюсь и вылезаю наружу. Обрезаю тент.
В палатку влезаю обессиленный. Благо, хоть раздеваться не надо. Снимаю только верхние пластиковые ботинки, связываю шнурками, прищелкиваю к карману палатки, чтобы в случае чего быстро найти ночью. Влезаю в спальник. На такой высоте, пока настоящей акклиматизации еще нет, ночь - это не сон, а какой-то полубред. Не покидает ощущение тревоги: вот сейчас разорвет палатку...
Все же до утра мы продержались. Витя Пастух начал еще с вечера отогревать ноги, которые прихватило, он уверен, во время строительства площадки. Растирание не помогает. Начинает дышать кислородом (0,5 литра в минуту). Становится чуть лучше, но Витя продолжает растирать ступни в спальнике. Все сильно кашляют.
А. П.- В первой гималайской экспедиции были, помнится, и серьезные обморожения, например у Мысловского. Как удалось избежать этого во второй? Можно ли вообще без этих неприятностей обойтись?
С. Б.- Мне кажется, нам и погода помогла (за исключением южной ветки). Опять же, сказался опыт первого восхождения на восьмитысячник, зимних восхождений на семитысячники. Нет, обморожения - совсем не обязательная "дань" высочайшим вершинам. Мне кажется, отсутствие травм, обморожений - подтверждение высокого класса команды. Хотя иных "болельщиков" такой итог нашей экспедиции откровенно разочаровал.
4 апреля. Витя начинает копошиться, как только рассвело. Работа с примусом требует железных нервов и выдержки. С трудом согреваем немного какао, закусываем его шоколадом. Завтракают на этот раз все, но едим очень мало - сказывается высота, все-таки уже 7800. (Заметка на полях, сделанная позже: как потом выяснилось, высотомер "ошибался" на 200 метров в сторону уменьшения. К обозначениям всех высот в моем дневнике надо добавлять те же 200 м. То есть мы были уже на 8000!).
В палатке гораздо холоднее, чем вечером. Снаружи все тот же ураганный ветер. Работать на маршруте невозможно. Сообщаем по связи, sjjo возвращаемся вниз. Команда РСФСР выходит нам навстречу. Казбек с ребятами делают грузовую ходку на 7800. Группа Хрищатого идет в лагерь-4.
Выходим вниз в 9 утра. Как только начал спускаться по перилам, почувствовал, как сильно мерзнут пальцы на ногах, на руках еще сильнее. Дает о себе знать гипоксия. Спускаемся очень медленно, к 10.30 мы только возле лагеря-3. Навстречу - трое из команды РСФСР. Почему только трое? Саша Погорелов заболел. Похоже, ангина. Женя Виноградский принял решение спускать его вниз с нашей группой.
Чем ниже, тем слабее ветер. Облачности нет. Солнце. Пока спускались к лагерю-2, так перегрелся, что еле дошел. Пришлось на ходу снимать лишние одежки. В лагере-2 Сережа Ефимов. Греем воду, едим консервы. Витя спускается позже всех. Ефимов и Погорелов уходят вниз, а мы не спешим - гоняем чаи.
В лагере-1 застаем только Погорелова. Вите Пастуху плохо, начал принимать таблетки. В базовый лагерь спускаемся к шести вечера. Нас встречают Венделовский с микрофоном и Голубев с кинокамерой. Роль кинозвезды, может, и не самая неприятная, но достаточно утомительная. Особенно после такого выхода.
На вечерней радиосвязи Виноградский говорит, что они переставили палатку двумя веревками выше. Ветер там по-прежнему очень сильный. Они очень поздно подошли к лагерю-4. Валиев вернулся ночевать на 7500.
А. П.- Интересно, как осуществлялась у вас радиосвязь?
С. Б.- На связь выходили три раза в день радиостанциями "Нокия" на УКВ. Рации работали на аккумуляторах - они постоянно подзаряжались в базовом лагере. Каждая группа брала на выход заряженный аккумулятор, на ночь, чтобы не замерз, прятали его в спальнике. В общем, радиосвязь была довольно устойчивая, а вот весили рации довольно много - больше 1 кг.
Хрищатый - в лагере-3. У него улетели рюкзак и радиостанция. Валера пришел туда, чтобы на базе не волновались. Ведь из лагеря-4 выйти на связь он не мог. Попросил Казбека, который завтра спускается, помочь ему в поисках рюкзака.
А. П.- А тебе приходилось бывать в такой ситуации, когда, например, улетает рюкзак? Чем это чревато?
С. Б.- Нет, не приходилось. Потеря снаряжения, скажем рюкзака с палаткой, понятно чем грозит: холодной ночевкой, обморожениями, а возможно, ситуациями и похуже. Поэтому на любой стоянке, на склоне или на скале обязательно прищелкиваем рюкзак к крючьям или перилам.
5 апреля. Ночь в базовом лагере. Для нас его высота 5500 (почти вершина Эльбруса) сейчас - как равнина. Ровный, спокойный сон, какое это наслаждение! Если бы не кашель...
Утром согреваем воду, с удовольствием моемся, стираем. Традиционное развлечение - преферанс в компании Васи Сенаторова. Вечером приходят "казахи". Вид у всех довольно измученный. Ужин сегодня знатный. "Гвоздь программы" - мясо буйвола. Хоть и жуется с трудом, но все же натуральное.
Как всегда после выхода - разбор. Рассказываю о сильном ветре, о том, что если бы утром все же попытались идти наверх, были бы обморожения. Прошу тренеров оценить наши действия. Мысловский говорит, что решение спускаться - правильное. Потом рассказывает о своем выходе Казбек. Говорит, что удивлен моим сообщением об ураганном ветре. У них дуло, но не слишком. Его группа дошла до высоты 8000! Занесли туда палатку, бензин, снаряжение. Нашли остатки лагеря какой-то экспедиции. Говорят, впечатление такое, будто оттуда до гребня, соединяющего Ялунг-Канг с Главной, метров 100. То и дело в разговоре мелькает словосочетание "группа траверсантов". Интересно, что произносится это так, будто речь идет о посторонних людях, а не о нас.
Всех беспокоит, что до траверса у всех групп остается по одному выходу, а многое не готово. Шерпы в лагерь-3 не ходят. По всей вероятности, придется каждой из групп делать грузовую ходку наверх. Иванов вдруг выражает недовольство положением дел на нашем направлении, мол, две группы сходили, а ничего не сделали, ничего конструктивного для исправления ситуации не предложили, а Туркевич сказал, что работы там на два месяца. Миша возражает: паниковать рано, а про два месяца он не говорил. И главное: почему это мы ничего не предложили, если я высказался предельно конкретно - стартовать на траверс нужно именно с южного направления? Поэтому группа должна будет не только обработать маршрут, но и вывести туда побольше грузов.
6 апреля. Сон, даже в палатке базового лагеря, уже не восстанавливает. Утром просыпаемся если и не больными, то, во всяком случае, и не здоровыми. Насморк, болит горло, кашель буквально разрывает на части. Большинство ребят спустились вниз. Дружно лечимся и... по-прежнему кашляем.
7 апреля. Уже три ночи мы в базовом лагере, а дела со здоровьем не лучше: кашляем, хрипим. В полдень группа Валиева и с ней Букреев уходят в лесную зону. Из этой команды в базовом остался только Дедий. У него разболелся зуб. Вещь и внизу малоприятная, а уж здесь тем более. Валера Карпенко включил "хонду" (не мотоцикл, а японскую портативную электростанцию) и бормашиной просверлил больной зуб. Витя лежит в палатке, опухоль не спадает. Это уже вторая зубная "операция", проведенная здесь Валерой. Еще раньше он удалил зуб Сереже Арсентьеву - удачно.
Наш режим дня, да и образ жизни, больше всего напоминает больницу. По сигналу ходим в столовую - очень медленно. От нашей палатки метров сто, не больше, вверх по склону. Но если идти в обычном темпе, сразу сбиваешь дыхание и начинается приступ кашля. Поэтому ходим неспешно, осторожно. В остальное время - "постельный режим" - книги, карты (да-да, из песни слова не выкинешь, есть такой грех), радио - тоненькая живая ниточка, связывающая нас с Большой землей, и - сон, он почти не снимает накопившуюся усталость, но все равно желанный.
