Изготовление нити, свивание ее веретеном тоже называлось сучением. Поэтому я предполагаю, что за этим понятием должны скрываться какие-то мифологические представления — они существовали в народе за всем, что относилось к ткачеству и прядению, поскольку считалось, что наши судьбы ткутся богами, и вписываются в книгу жизни именно сучеными нитями. Нить судьбы, как вы помните, именно сученая нить и свивают ее Судьбицы…
Но никаких знаний о том, что сучение в любках рассматривалось мифологически, у меня нет. Есть смутные воспоминания, что время от времени кто-то из стариков-мазыков говорил какие-то странные приговорки, которые можно было отнести к осколкам мифологических представлений. Но признаюсь честно: я их просто не смог запомнить. Даже помню, что меня поражали многие из них, как пример народной мудрости и умения сказать слово к месту, но я просто не умел запоминать такие вещи. Все-таки был сильно перегружен тем, чем занимались, да и мировоззрение у меня тогда было еще иное, с трудом впитывало такие изюминки. Для того, чтобы естественно впитывать жемчужины русского слова, надо расти в этой среде…
Для меня сучения в любках естественно происходили от выражения "сучить ногами". Даль определяет это выражение так: болтать сидя, бескокойно дергать, или лежа тереть нога-об-ногу, как дети при боли в животе. Но для меня это понятие, скорее, вырастало из плясовых движений, когда про хорошего плясуна говорят, что он мелко сучит ногами. То есть выделывает всяческие тонкие коленца, держа ноги тесно, так что они чуть ли не касаются друг друга.
Вот, примерно, это и должны делать ноги любошника, только касаясь не своих ног, а ног противника. Они должны быть легкими и очень подвижными, постоянно выискивая, если не возможность для удара, то слабину в ноге противника, к которой тут же прицепляются, заползая за ногу и продавливая ее, чтобы поставить его на колено, или дернуть, и повернуть все тело в неудобное, а лучше уязвимое положение.
Нога, как и рука, оказывается ищущей и липнущей, смолящейся к ногам противника. Хотя начинает она с длинных подсечек, если вы еще не сблизились до околицы, затем переходит на короткие прямые удары, и уж если они не проходят, то не возвращается в исходное положение, а старается зацепить противника и помешать ему или вытащить на прием, вроде сваливания или броска.
По большому счету, сучение, являющееся прекрасным боевым оружием, нужно все-таки для раскрытия видения.
Любошный бой на руках, когда противники присмолились друг к другу, очень сложное явление. Оно перегружает сознание, и постоянно думать о том, как обойти противника, почти невозможно. Нужно учиться раскрывать видение, расширяя его, и просто течь по плотностям, постоянно стремясь зацепить противника ударом или захватить на прием. Поэтому требовалось сначала раскрыть в себе эту способность биться не думая, обучить тело само цепляться и бить. Только после этого подключались ноги.
Если дать работу ногами одновременно с руками, то уровень сложности превысит возможности начинающего бойца, и он просто начнет нарабатывать образцы, и утеряет любки. Поэтому ногам обучали лишь тогда, когда руки хорошо взяты, и работают сами. Вот тут ноги становятся видны, и резко взрывают обычное сознание.
Взрывают потому, что видны они не глазами. Глаза должны быть направлены, можно сказать, на противника. На самом деле прямо на противника не смотрят, разве что, когда это нужно, чтобы отвлечь его. Смотрят в пространство, мимо противника, или просто сквозь него. Видеть нужно, условно говоря, боковым или рассеяным видением. И это очень важно.
Дело в том, что прямое зрение хорошо различает мелкие детали, а вот боковое лучше замечает крошечные движения. Думаю, что так складывалось исторически, еще в те времена, когда предки наших биологических тел были животными, борющимися за непосредственное выживание. Прямо ты смотришь на то, что хочешь съесть, а сам в это время следишь боковым зрением за теми, кто хочет съесть тебя. Поэтому, если в бою перейти на условно боковое зрение, начинаешь замечать не только движения рук и ног противника, но и сами намерения, которые он вынашивает. И тогда тело легко и естественно перехватывает и втекает в любые движения, которые начинает противник.
Как вы понимаете, уже работа в смолениях при рассеянном зрении открывает способность видеть тоньше. Но почему-то, когда обучаешься смолениям, это еще не так бросается в глаза. Наверное, у нас сохраняется подозрение, что это все как обычно, просто я научился чему-то ловчее, чем раньше.
Но вот стоит перейти к сучениям, как вдруг ты понимаешь: смотреть вниз, когда ваши руки сцепились в сложнейшей вязи движений, нельзя! Но видеть надо! Иначе пропустишь удар. И ты начинаешь следить за движениями ног, расширив «боковое» видение до «нижнего». Попросту говоря, ты раскрываешь видение, и обучаешься не только видеть, но и переходить в следующие пространства видения, отчетливо распахивая нечто в своем сознании.
Вот эта способность вскрывать и распахивать свое видение, возможно, важней всех сучений, потому что ее можно развивать, и учиться распахивать его еще и еще… Например, для видения в темную, с завязанными глазами.
Раскрытие видения вообще считалось важнейшей задачей любков, и я помню, как мне Поханя предложил подвигаться прямо в прихожей их с тетей Катей избы, где были растелены половички.
— Может, убрать? — спросил я его.
— У тебя и руки и ноги должны быть с глазами, — ответил Поханя. — Учись ходить, не грудя половиков. Чтобы хозяйка не обижалась…
Чтобы хозяйка не обижалась, так сильно сработало, что я все время успевал поправлять все, что зацепил ногой. И очень удивлялся, почему Поханя, который вроде бы совсем ног от земли не отрывал, вообще ничего не грудит?..
Любой боец, любошник он или не любошник, должен понимать разницу в бое со своими, и с чужим. Бой с чужим ведется на поражение, и это определяет весь его рисунок. Никаких игр и кружений вокруг такого противника не нужно. А нужно просто бить и ломать, стараясь остаться неуязвимым. В сущности, бой с чужим в любках мало чем отличается от боев рукопашников по армейской или спортивной версиям, или от боев без правил. Разве что разрешены все запрещенные приемы. Но ведь это бой с действительным врагом и битва идет за жизнь.
Конечно, любой любошник, освоивший боевое искусство, может принять участие в каких-то спортивных соревнованиях, хоть по той же рукопашке. И тут его любошная подготовка не очень ему поможет, потому что правила заставят отбросить большую часть его умений и сведут все искусство к минимуму необходимых навыков. Минимум этот уже определился в боях и прекрасно освоен мастерами всех тех направлений, в которых хочет принять участие любошник. Учиться рукопашке надо у рукопашников, а боям без правил у тех, кто бьется без правил.
И не обольщаться: как бы хороши вы ни были в любках, как только на вас наложат сеть из правил, вы будете работать только малой частью своих умений, и значит, сразу же станете значительно слабее и себя, и, наверное, противника, который «заточен» именно под эти правила. При этом у вас многое будет таким же, как и у противников, если не хуже — удары, борьба. Их качество зависит только от тренировок, которые у противников могли быть и лучше, поскольку они этим целенаправленно занимались.
Единственное, что сохранится как преимущество у любошника, — это видение и умение ходить. Это надо использовать и в спортивных схватках. Но научиться этому можно, только если хорошо понимаешь, что такое бой с настоящим врагом и умеешь биться, если не на смерть, то уж до полной победы.
Вот рисунок такого боя и стоит рассмотреть, как исходный для всех боев — в любках, зверках или не на жизнь, а на смерть.
Я говорю «рисунок», имея в виду некий образ, по которому ты перемещаешься и действуешь во время боя. Это как бы общий образ, охватывающий весь бой. У него может быть простейшая часть, она называется Иста боя.
Иста — это Исходный образ, созданный из самых простых образов, называвшихся Истотами. Истоты совсем просты, они неразложимы далее на составные части. И в каждом движении вы можете дойти до такой простоты, чтобы понимать, к примеру, удар через истоту удара. Но в бою образы вынужденно становятся сложней. К примеру, нанося прямой удар, ты можешь видеть его истоту — короткое тычковое движение рукой со сжатым кулаком вперед, — но применять будешь сложный образ, содержащий в себе возможности для разных прочтений ударов. От возможности изменить линию, по которой его наносишь, до хранящегося прямо в образе удара образа захвата, в случае, если удар не прошел.
Так из истот рождается Иста удара. И так же, из образов отдельных боевых действий складывается Иста всего боя или поединка. Что в нее обязательно должно входить? А обязательность — непременная часть всего, что входит в Исту. Исты не содержат ничего лишнего — они основы, на что это лишнее накручивается, и с чего оно может быть удалено. Но удаление всего лишнего не должно приводить к тому, что исходный образ, Иста перестает узнаваться как бой. Иста — это все то, что делает бой боем, но ничего лишнего, что можно назвать искусностью.
