Олег Мильштейн - Надежды и муки российского футбола

Для иллюстрации факта редкого становления бывшего хорошего игрока хорошим тренером можно провести параллель с искусством. Лучшие музыкальные педагоги тоже не были обычно выдающимися исполнителями. Ростропович или Коган выходили из рук учителей школы Столярского в Одессе, которые не были какими-то там выдающимися исполнителями, но имели педагогический дар. Вот такой особый дар должен быть и у тренера. Он должен не просто объяснить футболисту азы, не просто показать, что и как делать, – тренер должен стать для них отцом – в меру строгим, в меру добрым, уметь настроить их на игру, проявить проницательность, угадав с составом. Всегда существует совершенно подсознательное противоречие между тренером и игроком. Тренер говорит игроку: «Играй так и не играй так», а игрок это видит как-то по-своему. Может быть, из-за этого это две разные специальности?!

Симонян, Бесков были потрясающими игроками и стали потрясающими тренерами. А вот Аркадьев, Гавриил Иванович Качалин, Олег Иванович не были такими уж знаменитыми игроками, но стали замечательными тренерами. Олег Иванович девять раз был чемпионом страны, а все остальные «разы» – в призерах. Я его помню: игрок он был хороший, надежный, но яркой звездой не был. Правда, защитники редко становятся звездами. Но тренер-то – милостью Божьей, такого футбольного фаната надо еще поискать! На него вдруг ну просто несправедливость обрушилась!

Все Вами перечисленное (диктат рынка, шоу-бизнес) присуще футболу. Футбол – это индустрия, это большие деньги, и спорить с этим – все равно что спорить с трактором без тракториста, который (трактор) едет на тебя: взывать к нему – совершенно бесполезная вещь. Вот на Западе это уже заключено в определенные юридические рамки, чтобы не было каких-то нечестных, что ли, вещей. Ясное дело, если в «Реале» играют такие люди, как Ро-налдо, Зидан, Фигу, Рауль, – это сборная мира, такая команда привлекательна для рекламодателей. Эта команда привлекательна на любой игре и у себя, и на выезде: публика платит немалые деньги, забивает стотысячные стадионы. Естественно, такой игрок дорого стоит, но команда с ним может и выиграть, может и прогадать – тут уж как повезет. Это как в шоу-бизнесе: выпускает фирма какой-то альбом, затрат много, исполнителям много заплачено, а альбом не пошел – где просчитались, что упустили? А все потому, что хит, шлягер – это нечто такое, что точно не просчитывается, это вещь тонкая – может, «покатит», а может, нет. Бывает, «раскручивали-раскручивали» какую-то звезду, нужно возвращать деньги со сборов за концерты… и вдруг – провал.

Представьте, что команда «Уралан» приобрела себе Марадону, чтоб он хотя бы на один тайм выходил… или еще какого-то бразильца, – люди придут на Марадону, хотя он уже никакой не игрок. Это обычный бизнес, спрос-предложение. Конечно, гонорары там иногда чересчур. Понимая ситуацию, некоторые футболисты сами приходили и говорили: я согласен получать такую-то

(меньшую) сумму. По-разному бывает. Я помню, одно время самым дорогим игроком был какой-то венгр, за него было заплачено черт знает сколько. На самом деле это могла быть какая-то финансовая комбинация, и ему самому досталось мало.

Да, футболист сегодня – это во многом гладиатор, который должен отрабатывать вложенные в него деньги. Сейчас у нас это вполне реально. Это первые годы наших игроков за бесценок за рубеж брали, а сейчас все поумнее стали, уже и у нас появились футбольные агенты, которые подходят к этому делу очень серьезно, умеют договориться. Эта система уже, можно сказать, сформировалась. Во всяком случае, футболист уже и у нас не является серым существом, бессловесным рабом (не хотелось говорить «бессловесной скотиной»). А прецеденты были: было знаменитое дело Босмана (хотя суть я так и не понял: чего он добился?), были другие дела. У нас стали поговаривать, чтобы ограничить присутствие иностранных игроков в командах, – я «за».

Но у нас нет закона о футболе. Во всем мире есть, во всех странах. Пора принимать закон – тогда многие споры наподобие тех, которые разгорались вокруг Сычева, Смирнова, станут невозможными.

Я считаю себя композитором, я музыкант, я аранжировщик. Я инструменталист, музыкант-инструменталист. У меня записано свыше десяти сольных альбомов, спето сотни за две песен разных композиторов.

Когда-то в молодости я как саксофонист несколько раз становился лауреатом международных джазовых фестивалей. Сейчас я Заслуженный артист России.

Я думаю, что футбол – это прежде всего специфическая форма мужского общения, потому что одна из главных черт маскулинности вообще, в какой-то степени даже межвидовая, – это гомосоциальность, потребность в общении с себе подобными, за исключением женщин. А это происходит везде и всюду: у детей половое обособление начинается где-то с трех-четырех лет, причем начинается у девочек (у них раньше развивается самосознание и вербальные способности), затем очень быстро мальчики их опережают, и в течение всего детского возраста идет процесс обособления: исключительно мальчики с мальчиками, а девочки – объект. Это совсем не обязательно связано с гомосексуальностью, это совсем другая вещь, но потребность в таком исключительно мужском общении фундаментальна для мужчин, и это везде и всюду.

В древнейших обществах объединения по половому признаку были разные: мужские группы, женские группы, женские дома, мужские дома (где мальчик и воспитывался); а женщины – их предназначение в рождении детей, в сексе, но не более того. Постепенно, по мере эволюции человека и общества, эта разрозненность отходит, исчезают мужские дома, закрытые мужские союзы, появляются мужские клубы, мужские виды спорта, мужские пивные и так далее. Постепенно они тоже начинают разбавляться, женщины эмансипируются, проникают всюду. Как только где-то оказываются женщины, мужчины создают нечто исключительно свое – женщины туда если и допускаются, то только на подсобных ролях. Без этого мужское начало не формируется. И мужские силовые виды спорта – футбол, бокс (они разные у разных народов и в разные периоды развития общества) способствуют формированию настоящих мужчин. Постепенно это становится еще и зрелищем. А раз есть болельщики, это становится важной формой мужской самореализации. Вот эта эмоциональная и другие формы деятельности перестают быть уже исключительно мужскими. Сегрегация постепенно исчезает даже в армии. Эмоционально, психологически значимым для мужчин становится та сфера деятельности, где они либо целиком одни, либо где они командуют. И вот там-то проигрываются всевозможные модели и коллизии. Многих смущают и не нравятся агрессивность, пьянство и тому подобные вещи. Но стоит только закрыть что-нибудь одно, тут же появляется что-то другое.

Меня футбол интересует именно в этом ключе. Сам я к спорту глубоко равнодушен, в особенности в силовом и соревновательном аспекте. Я ни разу в жизни вообще не был на стадионе, и футбол я видел только в детстве (как играют мальчишки). Это я смотрел с удовольствием, но особенно интересно мне было, когда нарушались правила и начиналась ссора. То есть меня интересовала психологическая сторона дела, а что касается самой игры, то мое восприятие было на уровне старика Хоттабыча: «Я бы дал каждому по мячу – зачем им волноваться!». Но когда я заинтересовался этими проблемами маскулинности научно, с точки зрения психологии, социологии, педагогики, сексологии, то меня заинтересовал и футбол вообще, особенно в контексте истории мужского тела, а точнее, историей мужского тела. И это было, в общем, очень забавно.

Я очень долго не покупал телевизор, у меня не было к этому интереса. Потом я приобрел его и больше всего смотрел фигурное катание – вот это мне нравится, потому что это эстетическое зрелище, это балет. Позже неожиданно для себя я обнаружил то, что наименее эстетично: состязания штангистов, поднятие тяжестей. Тут мне было абсолютно понятно, что меня интересует: крупный план (лицо), явно выраженные чувства (победа, поражение, торжество, слезы). Это те эмоции, которые у мужчин нигде больше не увидишь, а тут тебе все преподносят крупным планом. Поэтому мне совершенно безразлично, какой вес поднимает спортсмен, и что там происходит, и его мышцы – мне это не очень понятно. Но вот эмоции – это очень интересно, такого и на сцене не увидишь. А уж потом я иногда – не без удовольствия – стал смотреть футбол. Я абсолютно не понимаю, как они забивают, и, наверное, никогда не буду этим интересоваться, но там тоже иногда есть крупный план, там прекрасно видны эмоции и, кроме того, там опять же видно самое мужское тело. Это силовой спорт, и здесь все ладно и эстетично.