Он приходит с новыми идеями не только на каждую тренировку, новые мысли и идеи обуревают его и перед каждым матчем. С каждым соперником команда Тарасова стремится играть по-разному. И если даже нам предстоят почти подряд два матча с главным нашим соперником — «Спартаком», даже если армейцы накануне выиграли, то и на второй матч, мы не сомневаемся, Тарасов предложит новый план действий.
Хотел бы, чтобы меня правильно поняли. Тактическая, игровая дисциплина — высший в толковании нашего тренера закон хоккея, но в то же время мы призваны, мы обязаны, мы должны творить, импровизировать.
Начинается матч. Все игроки еще под впечатлением напутствий тренера. Все играют строго в соответствии с планом на матч, все идет как надо, и все-таки… не так. Инициатива у нас, вратарь соперника загружен работой до предела, а счет по-прежнему не открыт.
Звучит команда «Смена!».
Усаживаемся на скамейку. На лед через бортик перемахнули Викулов, Фирсов, Рагулин.
Тарасов встает со стула, подходит к нам — вся тройка сидит вместе.
— Вы не роботы, — убеждает Петрова, Михайлова и меня Тарасов. — Вы — художники, артисты. Вы все знаете в хоккее. Так решите, как играть сегодня, сейчас. Каждый должен быть сам для себя тренером. Сам должен решать, как именно выполнить задание. Больше хитрости! Соперник у вас сегодня доверчивый…
Любимый вопрос — а что ты внес в предложенное тебе задание? Непросто новичку угадать, уловить грань между верностью истине и правом на домысел. Но этому Анатолий Владимирович учит настойчиво, день за днем, сезон за сезоном, пока наконец хоккеист не научится великолепно импровизировать в рамках игрового задания.
Не прощает трусости, лени, халатного отношения к игре. Когда кто-то в пылу схватки заведется, нарушит правила, то тренер не будет особенно строг, если хоккеист этот был смел, решителен, но если кто-то сыграет сверхосторожно, трусливо, если кто-то испугается идти на единоборство с могучим и решительным соперником, а потом, исправляя свой промах, полезет драться, то уж такому-то хоккеисту достанется по первое число.
Анатолий Владимирович любит сравнивать хоккей с боем. Он считает, что в спорте действуют те же нравственные и психологические законы: каждый имеет право рассчитывать на помощь партнера, товарища, и никто не имеет права подвести друга. Не устоит, не выдержит напряжения схватки один — образуется брешь, залатать которую в ходе боя трудно.
Максимализм знаменитого тренера не знает пределов. И он не ограничивается рамками, бортами хоккейной площадки: вся жизнь, весь быт, настаивает Анатолий Владимирович, должны быть подчинены хоккею. Исключений из этого правила для настоящего мастера нет. И не может быть.
У меня не шел бросок. Бросал я хотя и неожиданно и точно, но не сильно. Тренер сказал, что в те минуты, когда в руках у меня нет клюшки, я должен заниматься с теннисным мячом: постоянно сжимать и разжимать его, вырабатывая силу рук. С тех пор я не расставался с теннисным мячом, но однажды, когда я шел в столовую из своей комнаты, Тарасов увидел, что мяча в руках у меня нет.
— А где мяч?
— Но я же обедать иду, руки сейчас заняты будут…
Анатолий Владимирович обиделся:
— Куда бы ты ни шел, мяч должен быть с тобой. И в столовую, и в театр… Ты же пока не за столом…
Когда проходишь мимо нашего тренера, то как-то невольно обращаешь внимание на себя, на свой внешний вид. «Культура поведения, умение вести себя, аккуратно одеваться, — говорил нам Анатолий Владимирович, — влияют на класс игры».
Заниматься с Тарасовым было интересно. Хотя и трудно. Очень трудно. Но усилия наши окупались, и это бесспорная истина для каждого хоккеиста, который учился у Тарасова.
Многоопытный тренер замечает все, и это помогает спортсмену. Когда я был помоложе, Анатолий Владимирович буквально после каждого матча находил у меня недостатки, и я порой удивлялся перед началом разговора: неужели опять что-то не так? Ведь ЦСКА выиграл крупно, а наше звено набросало кучу шайб. Однако Тарасов снова недоволен — сыграл я, как он любит выражаться, подходяще, но вот…
Сегодня он говорит, что я мало маневрировал.
Через два дня выясняется, что маневр у меня стал лучше и интереснее, но вот не использовал я пока смену ритма.
Потом тренер обращал внимание на то, что я выдал всего лишь два точных паса во время обводки, то есть когда соперник не ожидает передачи шайбы партнеру.
Перед каждым матчем Тарасов умело настраивал команду в психологическом плане. Правда, иногда он, на мой взгляд, перебарщивал. То подробно, с энтузиазмом говорил о вещах, слишком хорошо известных, то начинал призывать нас отдать все силы, не жалеть себя, когда мы и так уже готовы сокрушить соперника, решить исход мачта в ближайшие пять-семь минут.
Но это частности. Главное — искусство Тарасова убеждать коллектив.
В общем-то, нас удивить трудно: соперника мы знаем, кажется, наизусть — и с «Химиком», и со «Спартаком», и с «Крылышками», и со сборной Швеции или Канады мы играли множество раз, и потому порой перед началом подготовки к матчу, перед установкой на игру настроены скептически — что бы ни говорил тренер, мы все это знаем. Знаем, как силен «Спартак» и как сильна сборная Чехословакии. Знаем, как важно сыграть против них без ошибок в обороне. И тем не менее Анатолий Владимирович нас нередко чем-то удивлял. Он неожиданно, в самую неподходящую минуту говорил не о силе соперника, а о его уязвимых, слабых местах. Перед матчем с чехословацкими хоккеистами, нашими извечными соперниками, тренер говорил не о том, как следует нейтрализовать звено Холика или Мартинеца, не о том, как важен предстоящий матч — победа приносит нам золотые медали (это мы знаем не хуже тренеров, журналистов и болельщиков), а лишь о тех слабостях, что подметил он накануне, наблюдая за тренировкой или игрой нашего конкурента.
А вот перед встречей с соперником слабым Анатолий Владимирович ничего не говорил о тех хоккеистах, против которых мы сейчас будем играть. Он предавался… воспоминаниям. Припомнив несколько эпизодов из матчей, сыгранных в прошлом сезоне или пять лет назад, матчей, где наших общепризнанных асов подвела несобранность, он вдруг так расписывал мощь, коварство хоккеистов «Сибири» или сборной Швейцарии, что у молодых игроков едва ли не начинали от волнения предательски дрожать коленки: такой сильной рисуется команда, с которой нам предстоит вечерний матч. И вот ЦСКА или сборная СССР выходит на лед и начинает так, будто сегодня решается судьба медалей. В результате уже в начале матча мы обеспечиваем себе столь солидное преимущество, что тренеры в третьем периоде начинают экспериментировать, что-то проверять, готовясь к послезавтрашней встрече.
Но если в пределах хоккейной площадки Анатолий Владимирович, безусловно, наивысший судья и авторитет для всех хоккеистов — и новичков, и ветеранов, то за ее пределами начинается брожение умов. Здесь существуют разные точки зрения. Одни полагают, что Тарасов абсолютно прав во всех конфликтах с игроками — это, мол, публика такая, им только сделай поблажку, сразу на голову сядут. Другие же, и их больше, полагают, что требуется более внимательное отношение к игроку, умение прощать человеческие слабости. Если уж не прощать, то хотя бы понимать.
Конфликты Анатолия Владимировича с хоккеистами — не редкость. И в этом нет тайны. Все, кто интересуется хоккеем, слышали о них.
Я готов понять обе стороны. И тренера. И игроков. Понятна требовательность тренера, его фанатизм, безграничная и безмерная любовь к хоккею. Понятно его желание, его стремление требовать такого же отношения к хоккею и от спортсменов. В конце концов, он подает личный пример такого беззаветного служения хоккею — я взял популярнейший термин из лексикона Анатолия Владимировича. Но… не каждому такой максимализм по плечу.
Фанатизм порой утомляет.
С Анатолием Владимировичем и интересно, и тяжело. Очень тяжело. С ним не расслабишься, не пошутишь вволю: чувствуешь себя все время каким-то скованным. И все разговоры в конечном счете сводятся к хоккею — вольные темы в присутствии знаменитого тренера кажутся неуместными и самому себе, и оттого… устаешь. Хочется расслабиться, забыть о хоккее.
А завтра тренировка Тарасова, и идешь на нее с тем же интересом, как и год, как и два, как и пять лет назад.
Кто-то счастливо придумал соединить усилия столь диаметрально противоположных, столь невообразимо разных людей и тренеров, как Анатолий Владимирович Тарасов и Аркадий Иванович Чернышев.
Вроде бы они безоговорочно исключают один другого. Они абсолютно несхожи и несовместимы. Кажется, нет у них и не может быть ничего общего. И все-таки их сила — в единстве, в поразительно удачном дополнении друг друга.
