С появлением Стрельцова в сборной я все чаще оставался на скамейке запасных. Но ревностного чувства к нему, как и к Боброву, не испытывал. Передо мной были и талант и молодость. Он только что взошел, а я уходил. И хорошо понимал, что играть осталось недолго. К тому же Эдик подкупал своим простодушием, добросердечием. И по сей день такой же.
После того как он совершил проступок, вырвавший его надолго из нормальной жизни, из футбола, мы спрашивали себя, друг друга: предвещало ли что-нибудь эту беду? Наверное, предвещало. Молод, окружен толпой поклонников, для всех – Эдик. Вокруг полно желающих пригласить в ресторан, в пивную. Людей, для которых смысл жизни – приобщиться к чьей-то славе, хоть отбавляй. Такие в собственных глазах вырастают, если могут сказать: «Вот выпивали мы однажды с Эдиком…» Или: «Поспорили мы тут с Серегой Сальниковым…» Эдика всюду приглашали, а отказывать, отказываться он не умел.
Был и предупреждающий звонок, когда они с Валентином Ивановым опоздали на поезд – команда ехала в ГДР на ответственный матч с польской сборной. Поезд нагнали уже в Можайске, где он сделал вынужденную остановку по распоряжению ответственного товарища из Министерства путей сообщения. Эдик искупил вину игрой – вышел на поле с недолеченной травмой, забил один из двух голов. Ему все простили, все забыли. А поступи с ним строже, кто знает, может, и уберегли бы от случившегося потом, вскоре.
Мы тогда досадовали, злились, осуждали его, ругали, но… не перестали любить. Я очень уважаю его за то, что мужественно перенес наказание, не сломался, смог снова занять достойное место в большом футболе. Когда Эдуард вернулся домой, ему разрешили играть в первенстве Москвы за клубную команду автозавода. Его не забыли, и он по-прежнему был настолько популярен, что во время любой игры его команды происходило столпотворение. Где бы ни назначался матч – в Филях или в Черкизове, – на стадион устремлялись тысячи болельщиков. Шли на Стрельцова. В конце концов ему разрешили играть за команду мастеров. И дважды он признавался лучшим футболистом сезона. Какой же надо иметь талант и волю, чтобы после долгого перерыва вновь обрести себя.
Думаю, Эдуард Стрельцов сильнее многих звезд, о которых взахлеб писала вся мировая пресса, особенно после Стокгольмского чемпионата, куда он уже не попал. Если бы не случилось… Да что теперь говорить!
Стрельцова знают не только те, кто видел его на поле восемнадцати-девятнадцатилетним, когда мы в сборной звали его «наш бэби». Он и в шестидесятые годы был любимцем трибун. И сейчас, когда выступает за команду ветеранов, к нему проявляют невероятный интерес и почтенные болельщики и молодые, которым хочется собственными глазами увидеть живую легенду.
В 1982 году мы снова оказались с Эдуардом в одной команде – сборной ветеранов страны, которая отправилась в Будапешт на встречу со сборной ветеранов Венгрии. Стрельцова, как и всех известных мастеров – неизвестных, собственно, не было, – очень тепло приветствовал стадион.
Мы все, разумеется, изменились. Вышел на поле с трудом узнаваемый Ференц Пушкаш, раздобревший, растолстевший. Мелькнуло: интересно, как будет играть, не помешает ли солидный живот? Но когда он погасил высоко летящий мяч, остановил, раздался шквал аплодисментов. Когда Пушкаш делал передачи, предельно точные и выверенные, мы узнавали прежнего Ференца, его коронную левую ногу. Я еще раз убедился в том, что класс игрока остается классом. И Эдик тогда тоже блистал. И мы снова играли с ним в паре…
Он не стал большим тренером. Работал с юношеской командой. Его постоянный напарник на поле Валентин Иванов тренирует, как известно, «Торпедо». Взрывной, неспокойный, неуравновешенный. Во время игры кричит иногда не умолкая. Встречая, пытаюсь его урезонить как младшего: «Что ты кричишь, Валя? Ведь ты же Иванов!» Не действует. Его голос слышен с первой до последней минуты: «Шавейко, куда летишь?! Полукаров, можешь точнее?» Характер, видимо, не переделаешь. Говорит, если не буду кричать – меня хватит инфаркт. Напряжение, согласен, страшное. Оно усугубляется еще и тем, что сам тренер был блистательным футболистом и весь матч, все девяносто минут, не останавливаясь, «играет» – «бежит» и «бьет», то за одного, то за другого. Знает, видит, как бы сам это сделал, как делал лет двадцать назад, но не все ведь могут подняться на высоту его былого мастерства…
И в матче ветеранов в Будапеште демонстрировалось былое, неутраченное. Интересная была поездка. Встреча с молодостью, с прославленными героями футбола пятидесятых годов, которые дважды побили Англию, были в финале чемпионата в 1954 году.
Снова предстали перед нами наши былые грозные соперники – Бузанский, вратарь Грошич, Хидегкути… К сожалению, уже не было среди них Йожефа Божика. Лев Яшин, Игорь Нетто и я ездили на кладбище поклониться его могиле, возложили цветы…
В последний раз мы виделись с Божиком, когда я тренировал сборную СССР и приехал в Будапешт посмотреть венгерскую команду, с которой предстояло вскоре встретиться. Божик, отыграв, ушел из футбола и не пробовал себя в тренерской роли. Открыл маленький частный магазинчик, на витрине которого красовались кофточки.
Мы искренне обрадовались друг другу, отправились обедать, и он очень проникновенно говорил о той нашей сборной, в которой я играл, – о Яшине, Нетто, Сальникове, Стрельцове, Иванове. Я тоже сказал ему, что он для нас эталон игрока не просто техничного – интеллигентного.
Йожеф был красив. Похож на американского актера Роберта Тэйлора. Им все любовались. Он и на поле не разочаровывал многочисленных своих почитателей.
И с Пушкашем и с Грошичем нам было что вспомнить через много лет. С Грошичем сложились почему-то особенно теплые отношения. С ним и с Львом Ивановичем Яшиным поехали из Будапешта в маленький городок на встречу с болельщиками. Стоял душный июнь, палило солнце. Мы сидели посреди площади на деревянном помосте, под самым солнцепеком, и отвечали на неиссякавшие вопросы. Нас расспрашивали о предстоящем чемпионате в Испании, о шансах сборных разных стран. И вдруг кто-то спросил меня, сколько мячей я забил в свое время Грошичу? Ответил – ни одного, уверенный, что речь идет об официальных международных матчах. Но, услышав это, Дьюла поднялся, взял микрофон в руки и сказал, как бы за меня извинившись:
– Жарко, поэтому Никита Симонян запамятовал. Он забивал мне. – И рассказал о матче «Гонвед» – «Спартак», который состоялся в день открытия «Непштадиона» в 1953 году. «Спартак» тогда специально, в знак уважения, пригласили на праздник.
Не пожелал Грошич приписок к славе, которая и без того велика: один из лучших вратарей мира. До сих пор в венгерском футболе нет равного ему.
В сборной Венгрии пятидесятых годов были не просто классные игроки, а игроки экстра-класса. Команда выглядела очень солидно. Отличная техника владения мячом на высокой скорости. Великолепное футбольное мышление, футбольный интеллект. Полное взаимопонимание. И каждый игрок – яркая индивидуальность: сам мог поставить сложную задачу, выполнить ее, создать партнеру выгодную ситуацию, завязать комбинацию, завершить ее, обыграв одного соперника, второго…
Неудивительно, что они победили бразильцев на чемпионате мира 1954 года. У тех была техника ради техники, виртуозность ради виртуозности. Из этого создавался культ. Думаю, что урок, который преподали венгры, заставил их перестраиваться, может быть, благодаря этому появилась тактическая новинка, которую они продемонстрировали через четыре года в Швеции.
Многие специалисты признают, что сборная Венгрии была сильнейшей командой мира в 1954 году. Почему же в таком случае венгерские футболисты уступили золотые медали команде ФРГ? Наверное, немалую роль тут сыграла чисто психологическая уловка противника. В предварительных играх, зная, что они уже прошли, попали в следующий этап, западногерманские футболисты выставили на матч с венграми ослабленный состав. Те разгромили их со счетом 8:3, в какой-то степени усыпив собственную бдительность. Встретившись с поверженным соперником в финале, венгерские игроки не сомневались, видимо, что и на этот раз легко с ними справятся. Но тут футболисты ФРГ проявили характер, волю к победе, высочайшую дисциплину. Несмотря на то, что проигрывали 0:2, сумели переломить ход матча в свою пользу.
И тем не менее та блистательная сборная Венгрии многому всех научила, и нас в том числе.
…И вот встреча почти через тридцать лет. Бархатный газон стадиона и наш давний соперник. Постепенно захватывает чувство азарта. Без азарта нет игры. Я коснулся ногой мяча, и тотчас как из-под земли вырос защитник – обыграть, обойти! – глаза привычно выхватили из образовавшейся толчеи открытого товарища – пас! – и снова вперед. Невольно отмечаю: техника у наших соперников все та же, А вот скорость… Ну а сам-то ты? – гашу критический настрой. Немало постиг, немало понимаешь в футбольном искусстве, немало знаешь, но жизнь уже столкнула с одной из своих величайших несправедливостей: в молодости, когда есть силы – не хватает опыта, с возрастом, когда он тебя распирает – убавляется сил. Бегу по полю, бегу, как мне кажется, ничего, но это только кажется. Раньше-то – летел!
