«Садырин уходит. Питер — в шоке», — так называлась заметка в «Спорт-Экспрессе», опубликованная 6 ноября 1996 года. Информация о назначении Бышовца вышла в номере за 23 ноября. По данным газеты, руководство клуба также рассматривало кандидатуры Юрия Морозова, немца Бернда Штанге, прежде возглавлявшего «Днепр» из Днепропетровска, а также совсем уж неожиданную фигуру — Владимира Тумаева, президента и… форварда клуба первого дивизиона «Газовик-Газпром» из Ижевска.
Наличие всех этих альтернатив клуб принялся яростно опровергать. Но теперь-то, из приведенных ранее слов Геннадия Орлова, мы знаем, что Морозову предложение возглавить «Зенит» делалось. Но тот из солидарности с Садыриным отказался. Выходит, нет дыма без огня!
Наверняка и разговор с Тумаевым не был газетной «уткой». Серьезный деятель газовой сферы, глава предприятия в Ижевске, этот человек до такого самозабвения любил футбол, что в 50 с лишним лет, при удобном, разумеется, счете выходил на поле за свою команду в матчах первого дивизиона и порой даже забивал голы — почти всегда, конечно, с пенальти. И совсем не исключено, что по линии «Газпрома», уже тогда одного из главных акционеров «Зенита», кандидатура Тумаева, что называется, вентилировалась. Но Мутко к тому времени уже достаточно неплохо понимал футбол, чтобы осознавать: это не уровень «Зенита».
В свою очередь, идея со Штанге как раз очень напоминает стилистику Виталия Леонтьевича. Во-первых, идеей-фикс для него стала «экологически чистая команда» — а лучшего варианта, чем иностранный тренер, для этого не придумать. Именно Мутко на стыке 2002 и 2003 годов станет первым президентом сильного российского клуба, который пригласит зарубежного специалиста — Петржелу. И Хиддинк, первый иностранный тренер сборной России, возглавит ее тоже при Мутко.
Во-вторых, одновременно с неприязнью к Садырину у Мутко возникло отторжение ко всей отечественной тренерской «тусовке» — людям, много лет работающим в одной упряжке, обросшим дружескими, а порой и деловыми связями, ощущающими себя единой российской футбольной семьей. Которая жила под сенью всемогущего «папы» — тогдашнего президента РФС Вячеслава Колоскова.
Недаром, когда Мутко возглавит РФС, ветераны футбола начнут жаловаться, что он посадил у входа в офис охрану, и теперь нельзя, как в былые годы, без всякого пропуска зайти в тот или иной кабинет к старым друзьям и посудачить «за жизнь». Мутко вышел из другого мира и, в отличие от Колоскова, не чувствовал себя частью этой семьи. Хорошо это или плохо, не знаю. С одной стороны, после прихода Мутко в РФС отношение к людям в футбольных верхах стало жестче, суше и холоднее. С другой, хоть чего-то (или кого-то) начали бояться, что иногда для дела совсем неплохо.
Правда, порой кажется, что Мутко демонстрирует устрашение ради устрашения. В апреле 2009 года из-за ляпа штаба «Зенита» и резервного судьи в матче с «Локомотивом» на три минуты был нарушен лимит на легионеров: после одной из замен иностранцев на поле оказалось не шесть, а семь. При том, что «Зенит» не был наказан техническим поражением (вдруг выяснилось, что нет соответствующего пункта в регламенте), Мутко личным решением отстранил до конца первого круга всю судейскую бригаду. Хотя ни рефери Гвардис, ни его ассистенты ни по каким законам не имели к контролю за количеством легионеров никакого отношения. В ответ авторитетный судья Игорь Егоров заявил, что в знак солидарности с коллегами отказывается обслуживать матчи до тех пор, пока их не амнистируют. И добавил: «Мутко надо руководить ЖКХ, это у него получится лучше, чем управлять российским футболом». И основания для демарша у Егорова, бесспорно, были. Но вернемся в середину 90-х.
Итак, Мутко не воспринимал российских тренеров, те же — особенно после увольнения Садырина из «Зенита» — прониклись крайней неприязнью к Мутко. Это чем-то напомнило мне ситуацию во время чемпионата России 2008 года, когда в Ярославле после очередного матча местного «Шинника» его гендиректор Александр Рожнов попытался устроить провокацию в адрес судьи Игоря Захарова, обвинив того в употреблении алкоголя перед матчем. История получила резонанс, за Захарова (а скорее, представив на его месте себя) оскорбились многие его коллеги. После чего ошибки в пользу соперников «Шинника» стали случаться из раза в раз, и ярославский клуб пулей вылетел из премьер-лиги…
Одни поморщатся — круговая порука. Другие возразят — профессиональная или, как сейчас любят выражаться, корпоративная солидарность. Первое — плохо? Второе — хорошо? В зависимости от того, какую шкалу оценок применить. Прав Эйнштейн: все в мире относительно.
* * *
Бышовец в своей книге «Не упасть за финишем» вспоминает:
«На одном совещании в РФС уже в роли тренера питерцев я наткнулся на дружную группу в лице Садырина, Игнатьева, Овчинникова — да-да, того самого Бормана. Уже тогда просматривались присущие этой группе грязные технологии ведения околофутбольной борьбы, и в данном случае их объектом стал Мутко…
Эти коллеги смотрели на меня и пересмеивались: "Ну, мы ему покажем". Ясно, что "покажем"… Мы проходили рядом с Колосковым, и даже Вячеслав Иванович не сдержался: "Ребята, ошибаетесь. Это совершенно другой тренер и человек".
Стоявший рядом судья Сергей Хусаинов был немало удивлен: "Я и не знал, что Колосков о вас такого мнения!" — "Сережа, — отвечаю, смеясь, — он это говорил не для того, чтобы похвалить меня как тренера, а для того, чтобы эти люди не расслаблялись"».
К этим словам — как и многому из того, что говорит Бышовец, — можно относиться по-разному, но лейтмотив видится мне таким: Анатолий Федорович не просто не входил в российскую тренерскую семью, а был ее яростным оппонентом.
То есть своего рода «внутренним иностранцем». И именно этим, полагаю, привлек к себе внимание Мутко.
После конфликта в сборной на исходе 2003 года Бышовец стал для Колоскова персоной нон-грата — не случайно и до «Зенита», и много лет после человек, выигравший Олимпиаду-88 в Сеуле, не получал работу в России. Учитывая, что многие руководители клубов чувствовали себя зависимыми от РФС, ничего удивительного в этом не было.
Правда, Мутко, возглавив футбольный союз, поведет себя во многом так же — и именно из-за этого, как считают многие, его недруг Петржела не смог возглавить ни «Ростов», ни другие российские команды.
Бышовца Виталий Леонтьевич назначил, исходя из трех явно просматривающихся соображений. Первое — чтобы сделать побольнее Садырину, для которого Анатолий Федорович был врагом номер один. Второе — чтобы дистанцироваться от большой группы тренеров, с которой Садырин дружен. И третье — чтобы продемонстрировать Колоскову, что тот ему не указ, и он, Мутко, сам себе в доме хозяин. Таким образом, футбольная революция в России тоже зародилась в Питере — и не на рубеже нового века, когда в стране сменился президент, а намного раньше.
Как Мутко вышел на Бышовца?
Орлов:
— По заданию Мутко нового тренера для «Зенита» стал искать Женя Шейнин. Позвонил судье Сергею Хусаинову — а тот и ответил: «Чего искать? Есть Бышовец». Мы с Толей были дружны, он мне сразу позвонил и о предложении Мутко рассказал. Добавил, что не хочет отказываться, и спросил: «Что ты думаешь по этому поводу?» Было, если не ошибаюсь, 9 ноября, прошло дня четыре с момента объявления об отставке Садырина. Я ему только посоветовал: «Подожди хотя бы несколько дней, пока в Питере все уляжется».
Учитывая, что официальное сообщение о приходе Бышовца в «Зенит» последовало лишь 22 ноября, тренер прислушался к рекомендации комментатора. А может, все это время вел с Мутко переговоры, жестко настаивая на своих условиях. Анатолий Федорович, говорят, умеет это делать виртуозно.
В любом случае, рассказ Орлова подтверждает то, что Бышовец в своей книге не лукавит, утверждая:
«Меня позвали в Петербург в тот момент, когда Виталий Мутко отказался продлевать закончившийся контракт с прежним тренером, Павлом Садыриным. Пришел я не на живое место, как это подавали потом отдельные люди, а на свободное, и фактически вместе с президентом "Зенита" выдержал серьезный пресс, связанный с изменениями в клубе, которые очень многим не понравились».
Сопоставление рассказов разных людей говорит о том, что Бышовец действительно Садырина не подсиживал. Переговоры начались уже после отставки Пал Федорыча.
Вот версия появления в Питере, изложенная самим Бышовцем в его книге «Не упасть за финишем»:
«Я вернулся из Кореи и уже имел несколько предложений из-за рубежа. Но у меня умерла теща, и мы поехали с женой в Киев на похороны. Впрочем, исключительно частным визит на родину не получился. У меня состоялась встреча с председателем Совмина, руководителями "Динамо" и сборной страны. Мне предложили национальную команду и встречу с Леонидом Кучмой (тогдашним президентом Украины. — Прим. И. Р.), но я вынужден был отказаться, потому что быть тренером сборной и не быть тренером "Динамо", которое являлось базовым клубом, означало здорово и неоправданно рискнуть. Разговор же с Григорием Суркисом (тогда — президентом киевского "Динамо". — Прим. И. Р.), который должен был быть на этой встрече, у меня не состоялся, после чего мы решили взять в переговорах паузу.
