Тогда в Дортмунде я увидела, насколько важно уметь быть разной, какой оглушительный эффект это производит. Поэтому стала внимательнее относиться к своему имиджу. Он всегда отличался серьезностью и неприступностью: зрители, фанаты, арбитры, пресса и многие тренеры считали меня слишком холодной, железной леди в гимнастике. И я была такой на всех снарядах, пока не доходила очередь до вольных упражнений. Стоило мне выйти на ковер, как я отпускала свои чувства на свободу, переставала сдерживать эмоции и полностью отдавалась музыке. Улыбалась, была очень мягкой, искренней, душевной. А закончив упражнения, я убегала с ковра, и мое лицо вновь обретало серьезность. И этот образ владел в те времена всем гимнастическим миром.
Почему я так долго не могла достичь этого эффекта? Думаю, что шел процесс постепенного накопления: лишь когда все внутри выросло и созрело, я поняла, насколько мне это близко и органично. Многие молодые гимнастки пытаются улыбаться на ковре, выполняя вольные упражнения, но выглядит это все-таки искусственно и явно по-детски. Заметно, что все их мысли сосредоточены исключительно на акробатике, и цельного образа из-за этого не получается, все распадается на отдельные элементы. Точно так же было и со мной, пока в создание образа не включилась душа. Могу раскрыть и еще один маленький секрет: у меня никогда не хватало физических сил на выполнение полной комбинации ни на одном гимнастическом снаряде, будь то брусья, бревно или вольные.
И все мои упражнения были составлены так, чтобы можно было на небольших связочках, так называемой «водичке», — чисто хореографических па — немножко передохнуть. Но, делая это, в эмоциональном плане я из кожи вон лезла, чтобы зажечь и заворожить зрителей и судей своим артистизмом. И в вольных тоже вся акробатика и гимнастические элементы были разбавлены чувственной хорео-графической «водичкой». Эти маленькие хитрости помогали создавать единую композицию. Конечно, гореть душой — нелегко, а мой эмоциональный градус в вольных упражнениях, бывало, зашкаливал. Выходя на ковер, я чувствовала, как меня изнутри колотит и разрывает на части. Но это длилось лишь мгновение, пока не начинала звучать музыка и я не входила в образ, бросаясь в него как в омут головой. А когда музыка смолкала — убегала с ковра под сумасшедшую барабанную дробь собственного сердца, которое колотилось чуть ли не в пятках.
Да, в моей жизни был период, когда я не могла вставать на эти проклятые полупальцы. Но смогла преодолеть и это. Да, я была нестандартного роста, слишком высокой, при этом не очень крепкой и сильной, не самой пластичной. Но я брала не силой, а сложностью и техничностью исполнения упражнений, авторскими элементами, которые до сих пор носят мое имя, стилем, пластикой, душевностью и искренней улыбкой, своим оригинальным «хоркинским» почерком. Мы с тренером добились того, что у меня были очень акцентированные, тонкие и стильные вещи, которых не было ни у кого и которые помогали мне создать уникальный образ и донести композицию до зрителя.
А что же Карасев, спросите вы? Мы, к сожалению, больше не встречались лично. Но Борис Васильевич однажды пересекся с ним где-то. И, естественно, напомнил ему те его слова, которые меня когда-то завели, не преминув заметить, что та самая не встававшая на полупальцы гимнастка, на которой он поставил крест, стала не просто сильной спортсменкой, а настоящей звездой, несколько раз выиграв Олимпийские игры. Ну а я, честно говоря, очень благодарна Карасеву за ту жесткость в мой адрес. Его слова долгие годы помогали мне не сдаваться. И я доказала не только Карасеву, но и всему миру, что каждой спортсменке нужно давать шанс, а не выносить ей раньше времени «приговор». Хотя мне тогда было смертельно обидно: ведь многие в том строю, да и в сборной СССР не могли стоять на этих пресловутых полупальцах.
Но вернемся на спортивную базу профсоюзов «Крылатское». Подходил к концу тренировочный сбор, главной целью которого было выступление на взрослых всесоюзных соревнованиях, прозванных в гимнастическом мире «Комсомолкой». И я знала, что спортсменок, хорошо выступивших здесь, вызывают тренироваться в сборную команду страны. Каждый год «Комсомолка» проходила в разных городах СССР. На сей раз турнир состоялся на спортивной базе «Озеро Круглое» — именно там, где уже много лет тренировалась сборная СССР. Я была на седьмом небе от счастья: я увижу всех наших звезд гимнастики!!
Несколько лет назад, когда по телевизору транслировались какие-то крупные международные соревнования по гимнастике, я обратила внимание на Богинскую. Причем даже не потому, что она была сильнейшей гимнасткой планеты. «Мама, папа! — закричала я на всю квартиру. — Смотрите, Богинская похожа на меня, она такая же длинная!» И я стала ею больше интересоваться, следить за ее успехами и восторгаться.
Но на «Круглом» нас поселили не на самой базе, а на фазенде.
В то время телевидение транслировало бесконечный бразильский сериал «Рабыня Изаура», и после него все пригородные участки в 6 соток стали именовать не иначе как фазендами. Вот и мы прозвали те небольшие двухэтажные строения, которые сегодня называют сараями, этим красивым бразильским словом. Расположены они были в пяти-семи минутах ходьбы от главного корпуса, где живут сборники. А еще старожилы нас многозначительно предупредили, что на фазенде обитают привидения. И нам действительно чудилось, что по ночам где-то что-то постукивало и грохотало. От страха мы старались быстро-быстро уснуть, чтобы не слышать все эти ночные звуки, а до того как дрема смыкала девичьи очи и утихомиривала наше волнение, лежали тихо-тихо, не шевелясь, боясь привлечь внимание ужасных чудищ. Впрочем, в то время нас не сильно заботило, в каких условиях мы живем, куда важнее было то, где мы находимся и с какой целью.
Я бегала на все тренировки сборной страны, ловила моменты, когда в зал приходила Богинская, и наблюдала за любимой гимнасткой чуть дыша. Мне нравилось в ней абсолютно все: то, как она себя держит, как общается, как выглядит, как ведет себя с другими, может быть не менее великими. Но я не хотела беспокоить великую гимнастку своим чрезмерным вниманием, поэтому старалась, чтобы она не почувствовала моей тотальной слежки. Наблюдая за Богинской, я не забывала и других: Оксану Чусовитину, Татьяну Гуцу, Розу Галиеву, Дину Кочеткову — что ни имя, то огромный список побед. Там была и Оксанка Фабричная: хотя по возрасту она еще входила в молодежную сборную, но ее уже пригласили тренироваться в составе основной сборной СССР, как подрастающую смену. И, внимательно изучая их, я порой забывала, для чего, собственно, я туда приехала. Ведь сбылась моя мечта — увидеть сильнейших в работе. Казалось, что сами соревнования мне уже не так важны, так как я получила то, что хотела. Когда же наступил день моего выхода на помост, даже несколько удивилась. Я была спокойна, как никогда, потому что весь период подготовки к этим стартам абсолютно о них не думала — была занята наблюдениями за звездами, напрочь забыв о предстоящей борьбе и собственном результате. Оттого и вышла на соревнования без всякого волнения и мандража. Я не стремилась прыгнуть выше головы, а лишь четко выполняла предписания своего тренера. Мне было всего 11 лет, поэтому к соревнованию мастеров спорта меня не допустили — нужно было ждать еще два года. Но в своей группе я с первого же вида программы — опорного прыжка — захватила лидерство, потом укрепила его на брусьях. А вот на бревне, выполняя «фляк» с поворотом на 360 градусов с одной ноги в «ласточку», я потеряла равновесие и оказалась на полу. Когда свалилась — меня бросило в жар. Но тут же вспомнила слова тренера: не раскисать! Впереди новые упражнения и еще можно все наверстать. Правда, после следующего — вольных — я завершила соревновательный день лишь на седьмой позиции. Зато на следующее утро после выступления на брусьях переместилась уже на третье место, затем на бревне хорошенько собралась и снова вышла в лидеры, а окончательную точку поставила опорным прыжком. И в итоге стала победительницей в многоборье, да еще получила первое место в опорном прыжке и третье — на разновысоких брусьях.
Мне подарили немецкую куклу — ну просто настоящий ребенок! И я, счастливая и довольная, вместе с Борисом Васильевичем уехала домой, в Белгород. Мне не терпелось поделиться эмоциями и впечатлениями от всего увиденного с Юлькой и мамой и показать всем свою замечательную куклу.
Вернувшись домой, я еще долго вспоминала эти состязания на «Озере Круглом». Но уже через несколько часов после того, как мы сошли с поезда, я отправилась на тренировку в спортзал и, не дожидаясь тренера, приступила к разминке. Вообще-то в этот день можно было позволить себе и отдохнуть, но уж больно мне хотелось начать учить сложный опорный прыжок Куэрво, названный так по имени знаменитого кубинского гимнаста. Мало кто из мужчин включает его в свою программу. Борис Васильевич рискнул обучать меня этому нелегкому прыжку. И уже на следующих всесоюзных соревнованиях, где я выступала, арбитры оценили его высшим баллом.
