Заключение
Колли Сиббер однажды заметил, что, выйдя из моды, ты покидаешь этот мир. Но что значит быть модным и стильным – это вопрос нашего отношения к моде. Те, кто пренебрегает ею, обречены на провал: они лишают себя изысканного разнообразия и очарования, которое заключают в себе таящиеся в глубине нашей натуры прихоти. Пренебрегая модой, человек пренебрегает самой жизнью.
На страницах этой книги я постарался ненавязчиво изложить общие мысли и принципы конкретных людей, воплотившиеся в конкретных вещах, либо мысли, возникшие в беседе с этими людьми. Теперь, когда мой маршрут подходит к концу, я начинаю видеть единое полотно, сложившееся из отдельных фрагментов. Сформулировать на основе этой книги строгое наставление или философскую идею, пожалуй, непросто, но все же можно сделать нескольких важных выводов.
Кажется очевидным, что перемены в моде соотносятся с действием определенных сил в обществе, носящим неуловимый, часто скрытый характер: свою роль играют политический, экономический и психологический факторы. В этом смысле мода – это символ.
Восточная одежда – пример художественного совершенства
Эволюция фасона в истории
Почему же человек, стремящийся к вечному и неизменному, должен заботиться о мимолетном, исчезающем? Может быть, бесконечными превратностями жизни ведает один неизменный дух? Правда, пожалуй, состоит в том, что ни одна из известных человеку форм выражения не удовлетворяет его до конца. В искусстве, как и в моде, новые стили и формы – лишь часть непрестанного, каждодневного поиска одной, самой совершенной из всех форм. Тело человека подвержено физическим изменениям, однако он стремится к абсолюту и по иронии судьбы создает вещи не менее изменчивые и эфемерные, чем он сам. Изменения его творений весьма устойчивы, однако существуют формы, снова и снова появляющиеся в несколько ином виде в разные эпохи. Крестьянское платье и материал, из которого оно шьется, удивительным образом напоминают одежду древних египтян. Современная женщина, отправляясь к парикмахеру, даже не догадывается, что несколько тысяч лет назад подобные прически носили жительницы Вавилона. Следовательно, пусть возрождения моды как таковой и не происходит, в ней на протяжении столетий существуют некие константы. Так, восточная одежда – пример художественного совершенства, его можно достичь, только если постоянно носить одно и то же. В нашей западной культуре аналогичным примером могут служить церковное облачение, форма наездника, военная форма, ливрея лакея – все эти разновидности одежды в силу религиозных, ритуальных или функциональных причин мало подвержены переменам.
Почему же европейская мода не стремится к подобной простоте и красоте, почему единственным фасоном не становится туника или тога, которая уж точно прослужила бы более десяти лет? Ответ, несомненно, кроется в нашей испорченности, нашем внутреннем ненасытном желании перемен. Оно дорого нам обходится: ежегодно выбрасываются на ветер миллиарды фунтов, долларов, франков, лир, крон и пиастров.
Те, чья жизнь или работа как-то связана с миром моды, вынуждены дышать этим переменчивым воздухом: они подобны мексиканскому фермеру, несколько лет назад обнаружившему, что посреди его кукурузного поля пробуждается вулкан. Работающие в сфере моды всегда должны готовить себя к худшему, в том числе к ранней потере профессии. Но тот, кто попал в колесо этой индустрии, быстро забывает прошлые уроки; так, зная, что люди в принципе смертны, мы свою смерть представить себе не можем.
Но моде свойственно не только коварство, она способна приносить радость. Современная реклама, хотя и привела во многом к стандартизации моды и разрушила ее мистический ореол, способствовала развитию у людей вкуса. Можно не соглашаться с тем, что оптовые продажи и массовое продвижение товара так уж определяют нашу жизнь, однако все это помогло заложить потенциальный модный канон; готовое платье, ширпотреб сегодня производят по лекалам более качественным, чем прежде, особенно в Америке.
В целом люди по всему миру обрели более тонкий вкус в делах моды. Конечно, вкусы и ценности, если их пытаются внедрить в массовом порядке, подвержены определенной вульгаризации: достаточно взглянуть на удручающего вида предметы, выставленные в витринах магазинов дешевой мебели и домашней утвари. Люди по-прежнему в массе своей скупают чудовищные обои, обивочные ткани, линолеум и глиняную посуду. Возникает вопрос, распространяется ли это дурновкусие на производителей мебели, одежды, фарфора и кинофильмов.
Униформа: в строгом соответствии с традицией
Если вы человек бедный и живете в Англии, то какой бы хороший ни был у вас вкус, вы, пойдя в магазин, купите там вещь непременно ужасную. В любой стране континентальной Европы, будь то Италия или Франция, можно поехать в любую деревню, и, хотя даже в тамошние маленькие лавчонки уже проникла безвкусица, они по-прежнему интересны: вещи тут продаются простые, бесхитростных оттенков, творения художников или ремесленников – да, в Европе такие по-прежнему не перевелись. В Англии ковры, шторы, материал, из которого производят мебель, а также другие товары делаются блеклыми: вещь синего цвета купить невозможно, это будет либо серо-синий, либо зелено-синий. Розовый встречается крайне редко и называется «кедровым» или «цветом давленой земляники», а насыщенного, рдеющего красного оттенка почти не найти.
Почему бы не стремиться к тому, чтобы и шахтер жил в красивом доме? Правда, у жены шахтера едва ли есть возможность выбрать что-то кроме предлагаемого отвратительного ассортимента. Плохой вкус – у производителя, это он полагает, будто знает, что нужно людям.
Моей тете Джесси некоторые вещи служили годами; я и сам сегодня ношу некоторые костюмы, купленные 20 лет назад. Но отсутствие стабильности, отсутствие прочных ремесленных традиций, дешевые методы производства и сборки – всегда это очень скоро себя проявит. Сегодня уже серьезные художники берутся за малярные краски, дающие дешевые оттенки, а не те, что смешиваются из растертых пигментов. Один художник, когда его картина спустя год пошла трещинами, воскликнул: «А вы хотели, чтобы она существовала вечно?!» Это лишнее подтверждение нервическому непостоянству, составляющему основу нашей нынешней жизни. Похоже, две беды нашего времени – непостоянство и конформизм; моде между этими двумя отрицательными полюсами тяжко и неуютно. Известно, что непостоянство и мода сочетаются вполне: так, культура балийцев – одна из самых непостоянных в мире, она почти непрерывно перестраивается и переделывается, однако ни ремесел, ни художественных традиций этот народ не утрачивает. А вот мы живем в непостоянстве, которое разрушает традиции, но ничего не предлагает взамен; медленно, но верно приближается упадок наших ценностей. Кажется странным, что американцы, которые уважают индивидуальность и давно уже осознали себя как отдельные личности, настолько же склонны к конформизму, насколько хотят отличаться от других. Не секрет, что и в Америке, и в Европе люди разучились чувствовать культуру, как в прежние времена. Мы в этом отношении куда несчастнее немногих уцелевших на земле «первобытных» народов, поскольку те в местах своего проживания умудряются поддерживать свое искусство и свое наследие. Когда индианка расчесывает волосы гребнем, в этом ее движении больше цивилизации и культуры, чем демонстрируют сегодня иные западные женщины. Наблюдая за венецианским гондольером, мы восхищаемся изяществом, с которым он работает веслами, и понимаем, что эти движения шлифовались не одну сотню лет, прежде чем дошли до нас. Так что же такое культура, как не ощущение прошлого, воскрешенное в настоящем?
В нашу эпоху «усредненного человека» даже те, кто так упорно стремится сорвать куш или сделать сбережения, вынуждены держаться в стороне, подальше от чужих глаз. Винить их нельзя, хотя некоторые сегодняшние общественно-политические теории вселяют в нас соразмерное нашему разуму чувство вины и препятствуют наслаждению роскошью. Если в обществе отсутствует класс «люкс», значит, оно лишено почти всех важнейших культурных ценностей.
Моды в прежнем виде сегодня уже почти не существует. В отличие от других эпох, состоятельные дамы сегодня не научены и даже не стремятся становиться законодательницами мод, более того, у них нет такой возможности. Конечно, не всем хочется соглашаться с этой мыслью, однако действительность такова, что шика и блеска на Земле стало меньше. Даже таинство, заключенное когда-то в одежде (шарф, в котором могла появиться роковая незнакомка, эгретка на шляпке у куртизанки), столкнувшись с прозой жизни, почти испарилось, растворилось в образе посыльного, который катит по 7-й авеню тележку, полную совершенно одинаковых готовых нарядов. Лина Кавальери превратилась в сестер Габор; Форзан померкла перед фотографией Мэрилин Монро; а дамы Пуаре, статные, будто фламандские лошадки, бродившие по парку Лоншана, уступили место выстроившимся в очередь старлеткам, плакатным барышням в купальниках и героиням календарей. Однако нет-нет да и вспыхнут то тут, то там блуждающими огнями шик и оригинальность, таинственность и красота, напоминая нам о том, что ничто не умирает безвозвратно и иногда обретает вторую жизнь.
