В отличие от игровой терапии, эффект которой обусловлен принятием роли фрустрирующего персонажа, в рисуночной терапии ребенок остается самим собой, что облегчает ее применение у больных со страхом изменения "я". Поэтому рисование предшествует игре, создавая для нее необходимые психотерапевтические предпосылки.
Вместо рисунков больному может быть предложено сделать маски или вылепить страшных для него персонажей. Во всех случаях продукты изобразительной деятельности больных остаются в кабинете врача в виде настенных рисунков, собрания используемых в последующей игре масок, лепных произведений. Это принятое с согласия больного решение действует в качестве подкрепляющего суггестивного фактора и означает, что он "отдал" свои страхи врачу, который их "принял" и отныне "держит" у себя. Устранение страхов имеет исключительно важное значение в психотерапии, так как приносит больному существенное облегчение, активизирует его волю, повышает авторитет врача и предотвращает последующее навязчивое развитие страхов, в том числе образование логофобий и навязчивых тиков. Надежность устранения страхов у детей в немалой степени зависит от успешности психокоррекционной работы с родителями. Для этого необходимо знать, каким страхам и опасениям они подвержены сами.
Приведем примеры психотерапевтического использования рисунков. В первом случае мальчик 5 лет панически боялся собак. Страх был снят после двух рисунков, на которых он изображал себя убегающим от собаки и стоящим с ней рядом (рис. 9).
Рис. 9. Устранение с помощью рисунков фобии собак у мальчика 6 лет.
Во втором случае девочке 5 лет часто снился волк, агрессивное поведение которого напоминало ей отца, злоупотреблявшего алкоголем. На повторный прием девочка принесла рисунок, где просто изобразила волка. Тем не менее она перестала бояться его во сне. Одновременно мать отметила у дочери более спокойный сон. Но днем она стала более возбудимой и агрессивной. В последующей игре с куклами девочка взяла роль зайца (т. е. косвенно себя) и назначила на роль волка врача. В игре заяц не только оказывал сопротивление волку, но и сам нападал на него. В итоге волк перестал сниться девочке. На этом примере видно, что кошмарные сновидения - это вытесненные в подсознание дневные переживания, своеобразная форма их отреагирования. Устранение психотравмирующего, агрессивного содержания сновидений сопровождается повышением возбудимости и агрессивности днем. Агрессивность не направляется в силу разных причин на отца, который является ее источником, но может быть в символической форме отреагирована на враче, исполняющем ассоциированную с образом отца роль волка.
В третьем случае мальчик 6 лет после просмотра соответствующего кинофильма панически боялся динозавра, который, с его точки зрения, мог проникнуть в дом, проломив стены. Отец мальчика действительно мог это сделать, находясь в состоянии аффекта. Вечером мальчик напряженно прислушивался к разным шорохам, не мог долго заснуть, спал с открытыми глазами, просыпаясь при малейшем шорохе. Он смог нарисовать только одного динозавра, но после двух посещений врача стал быстрее засыпать, несмотря на еще продолжающееся появление чудовища во сне. Полностью страх перед ним и сами кошмарные сновидения были устранены после игры, в которой мальчик изображал динозавра, поочередно сражавшегося с врачом и отцом, выступавшими в роли боящихся. В последующем динозавр стал объектом шуток и насмешек ребенка.
В четвертом случае девочка 5 лет боялась Бабы-Яги. Ее мать с тревожно-мнительными чертами характера, как она сама пишет в дневнике, "всю жизнь искала выход из-под ига родительской любви". Тяготясь семейными обязанностями, она не хотела в свое время появления ребенка и, по существу, проявляла в отношении дочери не столько любовь, сколько чувство долга и тревоги, выражаемое внешне гиперопекой. Создавая тревогой невротическую привязанность у дочери, мать спала с ней вместе, и дочь при этом всю ночь в напряжении держала ее за руку. Сама же мать была излишне строгой, стремилась педантично соблюдать режим дня, без конца читала дочери мораль и пугала ее всяческими последствиями непослушания. Отец девочки, твердый и решительный по характеру, постоянно был в командировках и не мог уделять ей соответствующего внимания. В 2,5 года мать впервые ушла от спящей дочери к соседям. Вернувшись, она застала дочь с перекошенным от ужаса лицом, мечущейся по комнате, с криком "мама, мама". После того как мать снова легла с ней, дочь заснула. Но в течение последующих месяцев девочка подолгу не могла заснуть, беспокойно спала, плакала во сне и многократно проверяла присутствие рядом матери. Резко ухудшился аппетит, появились истерики, капризность, упрямство и негативизм. Перестала отпускать мать от себя и днем, ревновала ее к отцу, на которого была похожа внешне, стала неуправляемой в присутствии обоих родителей (синдром "третьего лишнего"). На этом фоне появились заикание, отказы от игр со сверстниками, непроизвольное использование заикания как средства смягчения излишне строгих и временами деспотичных требований матери. В 5 лет отчетливо проявился тревожно-депримированный фон настроения, страх смерти. Заострились и страхи сказочных персонажей с ведущим страхом Бабы-Яги. (Заметим, что в народном эпосе Баба-Яга представляется как противоположный красоте, любви и искренности уродливый, бездушный и коварный образ, олицетворяющий собой в конечном итоге смерть. В некоторых сказках Баба-Яга выступает и в роли людоедки, похищающей детей.) При игре с врачом девочка предпочитала агрессивное поведение своих персонажей, в частности зайца, который нападал на волка (врача). При игре с матерью девочка изображала ее, в то время как мать должна была играть непослушного сына, т. е. дочь подобной расстановкой ролей перестраивала отношение матери. Последняя действительно хотела иметь сына, а не дочь, и относилась к ней так, как если бы она была мальчиком. Дополнительно матери и дочери было рекомендовано проигрывать дома возникающие между ними конфликты, чтобы в известной мере разрядить аффективный заряд их отношений. Однако существенное улучшение в состоянии девочки наступило после того, как она дома спонтанно вылепила Бабу-Ягу, крадущую ребенка из коляски у спящей матери. Описывая эту сцену на приеме, девочка, сильно заикаясь, добавила, что Баба-Яга, украв девочку, проглотила ее, а мать так и не проснулась. Когда мать спросила дома, почему же она не проснулась, то услышала в ответ, что Баба-Яга сильнее матери. Больная, вероятно, не помнила кошмарного сновидения в два года, в котором Баба-Яга крадет беззащитного ребенка у спящей матери. В последующем пережитый ужас все время держался в подсознании, подкрепляясь ассоциированным с образом Бабы-Яги излишне принципиальным и недостаточно эмоционально включенным отношением матери. После того как больная воспроизвела и отреагировала раннее шоковое переживание, в ее состоянии наступило существенное улучшение, подобно эффекту катарсиса. Уменьшились эмоциональная напряженность и капризность, улучшилась речь, на лице появилась улыбка. Ослабла, как сказала мать, "неуловимая пуповина тревоги и страха", связывавшая их, в результате чего дочь впервые стала отпускать мать от себя. Параллельно девочка по собственной инициативе стала рисовать свои страхи, испытывая при этом значительное облегчение. На большинстве рисунков в различных ситуациях изображалась Баба-Яга. На одном из них она сняла со своей избушки курьи ножки, чтобы дети не догадались, что это ее дом. Затем Баба-Яга влетела в окно и унесла одну девочку, которая плохо ест, вместе с кроватью. Изображено лицо девочки в избушке, на которой написано "мама" и "лапа". На другом рисунке Баба-Яга соединила переходом свой дом с домом девочки и по нему унесла ее в свой дом, где их уже поджидал Змей Горыныч. Вдвоем они съели девочку. Кроме этого, Баба-Яга изображена в полете, в котором она "крутит" всех детей детского сада на качелях и хочет унести "грязную", т. е. плохую, девочку к себе. На рисунках в конце игровой терапии образ Бабы-Яги отсутствует, вместо нее изображены фантастическая машина, которая "всех врагов режет", и образ "врага", напоминающий Кота в сапогах. После серии рисунков заикание девочки практически прекратилось, но потребовался еще многомесячный курс групповой психотерапии, чтобы преодолеть ее болезненную застенчивость и неуверенность в себе. На первых групповых занятиях она с удовольствием делала страшные маски, испытывая при этом, как и при рисовании, значительное облегчение. Перестройка отношения матери позволила добиться полной нормализации состояния больной.
В пятом случае мальчик 11 лет боялся кошмарных снов: "Плохой дядька с мешком гоняется за мной в коридоре". Иногда он вскакивал ночью и бегал по комнате. На электроэнцефалограмме имелись признаки пароксизмальной активности. Вечером боялся чудовищ, поэтому тщательно закрывал дверь и укрывался с головой. Мальчик был нежеланным для родителей, которые имели еще одного сына. Рос тихим, застенчивым, впечатлительным, привязанным к матери. У него конфликт с отцом, которого он боялся из-за излишне строгого и принуждающего отношения. Не проявляясь днем, конфликт переходил в область сновидений. По совету врача мальчик принес рисунки кошмарных снов, после чего перестал их бояться, вскакивать ночью и закрывать дверь. Поскольку он боялся отвечать перед строгим учителем математики, ассоциируемым с отцом, была проведена игра с участием последнего. Мальчик изображал строгого учителя, а отец и врач - учеников, в том числе и его самого. В дальнейшем он стал более уверенно отвечать в школе.
