Алена действительно стала невменяемой от такого поворота событий. В голове нашей женщины, которая за всю свою жизнь не совершила ни одного рационального поступка, категорически не укладывалось, как это она должна отдать детей или хотя бы отдавать их на выходные родному отцу, как предписывали ей социальные службы?! Больше всего ее, конечно, бесило, что и после развода нужно было слушаться или, по крайней мере, прислушиваться к мнению этого невменяемого придурка Саввы. То, что на ее место пришла пожилая американская женщина, ее как-то не очень тревожило, а кому еще такой придурок нужен? Но выяснилось, что и Клэр, приглядевшись к Сане и Ване, захотела стать матерью и стала по этому поводу бить копытом во все известные ей органы и организации.
Короче, наметился серьезный межэтнический конфликт с погонями и перестрелками. Мелодрама переросла в вестерн, а вестерн тяготел к триллеру. Француз решил не сдаваться и перевез новую семью еще до завершения бракоразводного процесса в другой штат, поменяв, между прочим, работу. Деньги на адвокатов шли немереные. Алена не могла удерживаться от того, чтобы не проявлять свое очевидное женское превосходство, и обзывала то респектабельную судью, то правозащитницу Клэр старыми девами и перечницами. А это само по себе стоило немалых денег. Ситуация утяжелялась. И через полгода судебных тяжб Алене было уже предписано не пересекать границы как минимум двух штатов, Орегона и Вашингтона, иначе – арест и немедленное выдворение из страны с отнятием детей, а также наказание в виде выплаты штрафов за оскорбление и неповиновение.
В какой-то момент Морис оказался совсем без работы: как раз стали сворачивать электронный бизнес и первыми пострадали иностранцы, особенно такие перекати-поле, как Морис. И пара оказалась перед выбором – в какую страну им теперь податься?
Впереди – Париж, отступать больше некуда.
С этих пор горячая парочка с двумя ангелочками на время скрылась с моего горизонта, и три года я не слышала о них.
Казалось бы, выезд во Францию разрешил все проблемы. Дети в безопасности, вскоре выучат язык, пойдут в приличный французский колледж. Савва тоже не на бобах остался. В крайнем случае, привезет себе дивчину с Украины – симпатичную, работящую, покорную, родит с нею пару американских детей, а то и не пару. Аборты среди баптистов запрещены, потому можно и 17 родить, как это многие делают, – Америка всех прокормит.
Но не тут-то было!
Паблисити, внимание общественности и средств массовой информации – страшная вещь. Разгоряченная и уже добившаяся кое-каких успехов новая американская парочка не могла остановиться. Они решили, что Америка, конечно, переплюнет Францию по части прав и свобод, и этот случай по спасению детей от вырождающейся Европы сделает их героями нации.
Просто жить счастливо, рожать и работать – это удел простого гражданина. А разве Клэр была простой? Или, может, Савву можно было назвать обыкновенным парнем?
Но французы тоже в гробу видели этих зазнавшихся ковбоев. Им тоже нужны были свежие белокожие иммигранты, и они тоже не могли оставить на произвол судьбы французского парня высокого, как оказалось, аристократического происхождения. Молчала только незалежная Украина, привыкшая к тому, что ее сыны и дочки уезжают во все концы света в поисках пропитания и счастливой доли. До оранжевой революции было еще пять лет, да и оранжевая революция, как показал опыт, равнодушна к судьбам своих детей. В Америку выехал миллион, а теперь моя родная Украина хочет в НАТО пристроиться.
За это время Алена прошла головокружительный духовный путь. Приехав в Париж, она не нашла ни одного украинского баптистского дома и быстро пристала к одному из вечно враждующих русских православных приходов. Во Франции давно знали и с уважением относились к русским, а украинцев все равно причисляли или к полякам, или все к тем же русским. Словом, в целях укрепления международного авторитета и дети, и мать были срочно крещены в православном храме, а с диким баптизмом порвали навсегда.
Но тут активизировались старые аристократы, родители Мориса, которые обрадовались только одному – тому, что Алена не алжирка, с одной стороны, и не американка, с другой. У каждого свои заморочки. Авторитетная французская мама резонно заметила:
– Если уж менять религию, то нужно переходить в католицизм.
– Мама, это ее выбор.
– Морис, как ты себе представляешь обряд венчания и семейные обеды?
Они поругались.
Когда Алена узнала, в чем причина грустного настроения Мориса, она не могла поверить, что из-за этого. Конечно, нужно принять католицизм. В голове у девушки была схема, согласно которой накопление религиозных принадлежностей оценивалось как накопление трудового стажа – чем больше, тем лучше.
Саню и Ваню успели отдать в воскресную церковно-приходскую школу при Соборе Трех Святых.
Я как раз в это время вела прием именно в этой школе и просто не могла поверить, что мы снова встретились.
Я упросила тогдашнюю директрису школы взять интервью у новых русских эмигрантов, на что она неохотно согласилась. Неохотно, потому что с детства питала ненависть к Совдепии и была заражена шпиономанией, которой болела вся первая волна белой эмиграции. Спасло меня то, что, видимо, и сама директриса получала средства на содержание школы исключительно от Московского патриархата. Она недоумевала:
– Зачем тратить время на русских женщин и детей? Они сами во всем разберутся!
– А куда во Франции обращается женщина в разводе и без средств к существованию?
– Она никуда не обращается. Она просто еще раз выходит замуж.
Мориса очень испугала легкость Аленкиного перехода из одной религии в другую. Алену же обескуражило то, что Морис готов делать проблему на пустом месте. Она резонно заметила, что заниматься духовными поисками можно только тогда, когда есть что пожрать. Ну, прямо по теории психолога-гуманиста Маслоу: пока человек не удовлетворит потребности более низкого порядка, ему нечего и думать о высоком.
Влюбленные на время поссорились, и Алена снова начала лепить свои свечки для продаж на «пюссе», парижском блошином рынке.
Потом Алена все-таки приняла католичество, и венчание состоялось.
Но однажды на «пюссе» она повстречала Пьера. Он был учителем русского языка и литературы. Кстати, арабом и мусульманином. В судьбе молодой женщины наметился новый поворот. Она бросила теперь уже французского мужа, оставив ему, на время конечно, детей, которые ему так полюбились, и переехала в Лондон со своим мусульманским учителем русского языка и литературы, где они и занимались сексом как угорелые целый месяц, не выходя из дешевой гостиницы.
На этот раз Морис приволок мне двух несчастных крошек:
– Что мне теперь делать?
– Растить детей. Вряд ли мамаша оставила их надолго. Как только наметится какой-то пристойный вариант, она заберет их к себе на воспитание.
– Ну и как это вам нравится? И что я теперь должен говорить их американскому папе? Теперь мы с ним должны заключить пакт гражданской солидарности и воспитывать детей вместе?
Морис язвил. Пакт гражданской солидарности – это, должно быть, малознакомый вам, друзья, документ, закрепляющий права наследования у геев. Что-то вроде суррогата брачных отношений для голубых. Морис указывал на близость его позиций с Саввой и готовность вступать в сепаратные (интимные) отношения.
Дети же к этому моменту говорили на странной смеси всех известных им языков: родные родители еще до развода разговаривали с ними по-украински, отчим – по-французски, мама с отчимом – на плохом английском.
– Ду ю кажете франсэ? – вежливо спросил меня как-то старший Саня. Я оторопела от такого эсперанто.
А между тем французский папа остался один на один с международными судами и детьми. К моменту очередной атаки Савва и Клэр добились того, чтобы вывоз детей во Францию без ведома отца был квалифицирован как киднеппинг (похищение). Следовательно, дети должны быть депортированы в США, а мать там же арестована.
Французские же судьи считали, что это отца, если он поведет себя агрессивно на территории свободной Франции, нужно будет арестовать и депортировать, ибо, где бы ни родились дети и как бы ни вели себя родители, им должны быть предоставлены идеальные условия. А где, как не в детоцентристкой Франции, мальчикам будет хорошо?
Кроме того, раз биологическая мать сбежала в Англию, все претензии по этому вопросу просим направлять в Англию или в Украину, где она тоже может быть. А может, сказала занудливая французская судья, они уже в Африке, откуда нынешний жених Алены. А с Африкой Франция никогда не будет портить отношения: Африке и так уже досталось от французских колонизаторов.
Атаки американцев временно были приостановлены.
Француз же бросился разыскивать нашу Аленку.
