АМАЛИЯ (немного помрачнев, почти оскорбленно). С чего это вдруг Красавчик принесет мне? Я сама купила.
АССУНТА. Нет… я подумала… Ведь все в переулке говорят… что вы… В общем, что Красавчик… (Замечает, что сказала лишнее, и начинает улыбаться.) Гм… ах… да…
АМАЛИЯ. Ну что говорят? (Выходит из себя.) Что там могут болтать эти…
АССУНТА (прерывая ее, встревоженно). Вы не сердитесь. Это я так сказала… (Словно вспомнив предупреждение.) Тетя мне всегда говорит, что я должна научиться держать язык за зубами. Но я не со зла. Я дурочка… (Начинает смеяться истерическим смехом, который не дает ей закончить фразу.) Иногда я одна смеюсь… (Смеется до слез.)
АМАЛИЯ. Чего ты смеешься?
АССУНТА. Ой, не надо, не говорите, не то будет хуже… (Не может остановиться. Затем вдруг, словно рассердившись на себя.) Господи Иисусе, да что это со мной?
АМАЛИЯ (раздраженно). Слушай, дуреха, ты своим смехом можешь вывести из себя…
АССУНТА (немного утихает). Что ж поделаешь? Это моя слабость. Дайте немного высмеюсь. (Овладевает собой.) Вот и прошло. Хотела я вас спросить… С тетей я не могу говорить, потому что она еще глупее меня… Вы же такая женщина, что купите и продадите весь мир…
АМАЛИЯ (с досадой). Ну говори же, Ассунта…
АССУНТА. Вот… Я хотела спросить, я — старая дева?
АМАЛИЯ. А я почем знаю?
АССУНТА. Я вышла замуж за Эрнесто Сантафеде двадцать четвертого марта тысяча девятьсот сорок первого года, но наш брак так и остался на бумаге, потому что Эрнесто был в армии и служил в Северной Африке. (Восхищаясь платьем Амалии.) Какое красивое платье на вас сегодня! Новое?
Амалия (с деланным безразличием). Позавчера портниха принесла.
АССУНТА (возобновляя прерванный разговор). Он пошел в солдаты, когда еще за мной ухаживал, и последний раз мы виделись как жених и невеста. А как муж и жена, — прямо будто кто-то на нас несчастье послал, — мы не смогли… (подыскивает слова) как это говорится? Ну, это дело… (Сопровождает фразу жестом, ударяя в ладоши.) Пришел он в отпуск на пятнадцать дней, я все приготовила в комнате. Тетя перебралась в мезонин, чтобы оставить нас одних, потому что нам нужно было поворковать… Но как нарочно начались эти бомбежки… Я так красиво нарядилась… Вылила на себя флакон одеколона… (Имитирует сигнал тревоги.) Пе — е-е… И бежим… Так пятнадцать дней отпуска и провели в убежище… Он уехал… И только его и видели! Потом пришло извещение, о котором узнали даже не мы, а свояк одной моей подруги, он был в Риме и наказал передать нам с одной старушкой, которая должна была поехать в Калабрию и проездом находилась в Неаполе…
АМАЛИЯ. Э — э-э! (Как бы говоря: «Какая длинная история!»)
АССУНТА. Что же поделаешь?! Передали, что он был в плену… Один его товарищ, который вернулся, сказал мне, что он умер. Другой — что видел его живым… Вот я и думаю: при всех этих слухах я — все же старая дева?
АМАЛИЯ. А как же? Раз так получилось; что ты не жила со своим мужем. Но дело в том, что, так как у тебя нет точных сведений, ты по — прежнему замужем.
АССУНТА (озабоченно). В том-то и дело…
АМАЛИЯ. Ты не можешь выйти замуж второй раз…
АССУНТА (отмахиваясь). Кто? Я? Да нешто я об этом думаю? Прежде всего я чту светлую память человека, который, возможно, умер… (Показывает черный металлический медальон, висящий на шее.) Вот, видите? Он у меня всегда здесь. Я и траур надела. Сняла, когда мне сказали, что он в плену. Потом надела опять… (Смеясь над своим положением.) О боже, я то снимаю, то надеваю опять этот траур. С ума сойти можно… Надеялась, что сниму его и больше не надену… (Лукаво.) Когда же я жизнь-то узнаю? (Сокрушаясь.) Видно, когда рак свистнет!
Входит Эррико. На нем великолепный светло — серый костюм, желтые ботинки, яркий галстук, в петлице цветок. Дорогая шляпа. Все это свидетельствует о большой перемене в его положении. Он теперь мультимиллионер. Это заметно и по его медленной, уверенной походке и крупному бриллианту на среднем пальце правой руки, который он выставляет напоказ с назойливой небрежностью… Теперь Красавчик — кумир женщин квартала, это ему хорошо известно и льстит его самолюбию.
ЭРРИКО. Вот и я. (Замечает Ассунту, недоволен.) Донна Амалия, ваш слуга.
АМАЛИЯ (восхищена, пожирает его глазами). Поздравляю вас и желаю доброго здоровья!
ЭРРИКО. Спасибо. Да, тридцать шесть стукнуло. Начинаем стареть.
АССУНТА. Тридцать шесть лет. Вы в самом расцвете…
АМАЛИЯ (с легким упреком). Откровенно говоря, я ждала вас пораньше.
ЭРРИКО. Моим долгом было явиться немного раньше, чтобы приветствовать вас и поблагодарить за чудесный букет роз, который вы мне прислали на дом сегодня утром, и попросить извинения за беспокойство, которое вы себе причиняете, празднуя в вашем доме мое рождение.
АМАЛИЯ. Ну что вы… Вы — человек одинокий, и здесь вы будете чувствовать себя как в своей семье…
ЭРРИКО. Еще раз спасибо. (Галантно.) Однако вы сами не должны переставлять ни одного стула. Мы с Амедео позаботились обо всем. (Садится справа у стола.) Итак, я говорил… Я пришел бы раньше, но меня немного задержали дела. Мне нужно было отправить два грузовика в Калабрию, и, не будь я лично при погрузке, товар исчез бы. Я его сдал, мне выдали чеки, и я ушел. Затем потерял полдня в АЧЧ, Би — Ви — Би. бай — бай — бай, и сам черт не разберет, как еще они называются… Там, чтобы получить разрешение, нужна рука самого господа бога. Потом забежал на полчасика к ювелиру… Да об этом деле я уже вам говорил… Зашел домой переодеться, потому что я выглядел как портовый грузчик… И вот я здесь… Амедео пришел?
АМАЛИЯ. Нет! Он тоже ушел еще ночью.
ЭРРИКО. Девушка, а тебе дома нечего делать?
Ассунта не знает, что ответить.
АМАЛИЯ. Она здесь на случай, если Ритучча проснетея…
ЭРРИКО. Как здоровье малютки?
АССУНТА (услужливо). Лучше. Из-за нее я и здесь. Если бы не… думаете, я но знаю, что, когда вы здесь, мне надо уходить… потому что… (Внезапно останавливается и начинает смеяться.) Гм… ах… да… (Истерически смеется.)
АМАЛИЯ. Опять начинаешь?
АССУНТА (смеется). Ну что я могу поделать? Это моя слабость! (Неудержимо смеется.) Какая я дура… Иногда смеюсь так, без причины… Кто мне поверит… Разрешите… (Уходит.)
ЭРРИКО. Ну и дура!
Появляется Поп, за ним следует виноторговец с пустым бочонком на плече.
Поп. Вино все разлито по бутылкам.
ЭРРИКО (подавая ему бумажку в сто лир). Дай ему сто лир… (Показывает на виноторговца.)
ПОП (передает деньги). Благодари синьора.
Виноторговец благодарит жестом.
Он немой.
Виноторговец уходит.
Вам ничего не требуется?
ЭРРИКО. Будь в переулке. Понадобишься — позову.
ПОП. К вашим услугам… (Уходит.)
ЭРРИКО (Амалии). Значит…
Входит Пеппе, продолжая разговор с Федерико, который следует за ним.
ПЕППЕ. Ничего у нас не получится, Федери…
ФЕДЕРИКО. Послушай, сейчас я подпишу этот чек и отдам тебе.
ЭРРИКО (с досадой). В этом доме слова не дают сказать!
ПЕППЕ (к Федерико). Дело не в чеке… А в том, что надо платить двести шестьдесят тысяч лир.
ФЕДЕРИКО (готовясь подписать чек). Ладно, надо же кончить с этим делом… (Амалии.) Донн'Ама, две чашки кофе… Привет, Красавчик.
Амалия наливает две чашки и подает.
ПЕППЕ. Выпьем кофе. Я угощаю. А что касается денег, то тут ничего нельзя рассчитать.
ФЕДЕРИКО. Значит, там пять покрышек для «Фиат-1100»?
ПЕППЕ. Да, и совсем новенькие. На них еще заводская марка и тальк не стерлись. Вот тут Красавчик, он в этих делах разбирается.
ФЕДЕРИКО. Я очень уважаю Красавчика, но я сам в этом разберусь!
ПЕППЕ. Тогда гони двести шестьдесят тысяч лир да скажи спасибо, что отдаю. Еще немного, и они будут стоить триста тысяч лир…
