Кончетта (в смущении). Ой, извините, доктор.
Паскуалино. Он спрятал их, а то сын украдет и продаст.
Доктор. Да что вы?
Ненилло (возмущенно). Да, как же, стану я продавать отцовские ботинки!
Паскуалино. Что, боишься?
Строят друз другу рожи,
Доктор (выслушав сердце, не очень уверенным голосом, всем). Неплохо, неплохо… Дела идут лучше.
Кончетта. Хвала мадонне! (Приободренная, Луке.) Лукарье, что такое, почему ты ничего не говоришь? Когда ты в прошлый раз болел, то рта не закрывал. (Показывает на донну Кармелу.) Вот донна Кармела… Расскажи донне Кармеле историю с фасолью.
Кармела (с деланным интересом). Да, действительно… Что это за история с фасолью? Расскажите ка.
Лука. Это интересная история… (Воспоминание его развеселило, и он хочет рассказать, ни его мысли путаются и все время возвращаются к тому, что больше всего его беспокоит.) Николино вернулся?
Кончетта. Еще нет.
Кармела. Расскажите же про фасоль.
Лука (улыбается, но эта улыбка лишь придает трагическое выражение его искаженному лицу). Я болел уже восемь дней, и доктор мне велел ничего не есть… Восемь дней я не ел и был страшно голодный. Кончетта в тот день сварила фасоль с макаронами. По дому шел такой аппетитный запах… Кончетта их так здорово готовит, чуть-чуть поджаривает. Ну вот, и ночью… (смеется, вспоминая, как он провел доктора) все спали. А я знал, что если Кончетта готовит фасоль, то сразу дня на три… (Опять спрашивает с тревогой.) А Николино то когда вернется?
Кончетта. Так на чем ты остановился?
Лука. Я встал, пошел на кухню и съел всю фасоль. И сразу поздоровел. На следующий день даже температуры не было! Пришел доктор и говорит: «Вот видите? А если бы вы кушали, то не выздоровели бы».
Кармела (поддакивая). Ну и дурак…
Доктор. Я ухожу, у меня еще много больных. Завтра, если понадоблюсь, позовите. (Встает.)
Кончетта поправляет постель мужа, ей помогает донна Кармела.
Нинучча (отводя в сторону доктора). Доктор, скажите, ну как, как он?
Паскуалино (тоже подходит к ним). Скажите нам что нибудь.
Доктор. Дорогая Нинучча, я знал тебя еще совсем маленькой… Я не могу обманывать тебя. Лука Купьелло всегда был большим ребенком и считал мир огромной игрушкой. Но когда он начал понимать, что с этой игрушкой нельзя играть, он этого не вынес. От взрослого в Луке Купьелло ничего нет. А для ребенка он слишком стар.
Нинучча. Я не понимаю, доктор…
Доктор. Бедная Нинучча… вся в отца.
Нинучча. Но надежда то есть?
Доктор. Не нужно отчаиваться. Конечно, его здорово тряхнуло. Но я сталкивался и с более тяжелыми случаями, которые кончались вполне благополучно
Паскуалино. А завтра вы придете?
Доктор. Забегу. Всего хорошего.
Все прощаются и провожают доктора.
Кончетта. Нину, давай уберем эти чашки.
Нинучча убирает их.
Не дай бог, опять столько народу соберется. За три дня полтора кило кофе вышло.
Неннилло. Они за этим и приходили.
Паскуалино. Ну, теперь то я им скажу…
Кармела. Это будет вполне прилично. Они ведь беспокоят беднягу. (Уносит чашки и возвращается.)
Паскуалино. Пойду скажу им…
Паскуалино идет к выходу, но останавливается, столкнувшись с Витторио.
Кончетта(при виде вошедшего Витторио бледнеет. После короткой паузы накидывается на него). А вам что здесь нужно?
Витторио (искренне опечаленный). Донна Кунче, не гоните меня. Вы не знаете, как я мучаюсь вот уже три дня. Я понимаю, я во всем виноват… Но поверьте, я готов сквозь землю провалиться. Три дня брожу здесь вокруг… Видел, как только что вышел доктор… Я хотел поцеловать руку дону Луке… Я хотел его видеть, донна Кунче, не отказывайте мне в такой милости.
Лука (в бреду принимает Витторио за Николино. С радостью восклицает). Николино, мальчик мой… (Привстает, хватает Витторио за руку.) Я боялся, ты не успеешь… (Никто не смеет вмешаться, сам Витторио неподвижен, уставившись в пол.
(Привлекает к себе Витторио, с нежностью.) Ты ведь любишь меня, правда? (Нинучча смотрит как зачарованная. Неннилло — единственный, кто понимает трагизм ситуации. Лицо его искажает гримаса боли и возмущения). А где Нинучча?
Нинучча (в слезах). Я здесь, папа.
Лука. Дай руку… (Берет руку Нинуччи и соединяет ее с рукой Витторио. Лицо его светлеет, говорит громче и яснее.) Помиритесь при мне и поклянитесь, что больше не расстанетесь никогда. (Поскольку они молчат, упрямо повторяет.) Клянитесь, клянитесь!
Из за сцены доносится тихий, но возбужденный разговор, Слышатся голоса: «Здравствуйте, дон Никули». И вопрос Николы: «А где…» Кончетта первая в ужасе бросается к двери. За ней следуют остальные.
Раффаэле (высунувшись из за двери). Дон Николино.
Появляется Никола, идет к постели. Он видит эту патетическую сцену, и кровь бросается ему в голову. Он готов броситься на них, но его удерживают члены семейства. За спиной Николы — группа людей, взывающих его к состраданию. Всем вместе удается увести его. Сцена сопровождается довольным смехом Луки, в котором подчас звучит издевка.
Лука (как только Никола выходит, продолжает). Вы созданы друг для друга, вы должны любить друг друга. Не сердите Кончетту, она и так много выстрадала… (Нинучча и Витторио разъединяют руки. Лука в бреду что то невнятно бормочет, медленно двигая правой рукой, словно ищет что то в воздухе. Он доволен, счастлив, что способствовал примирению. Теперь его блуждающий взгляд ищет еще кого то… Зовет.) Томмази, Томмази…
Неннилло (погруженный в свое горе, подходит к отцу, еле слышно). Я здесь!
Лука (показывает сыну неподвижную руку; поднимает ее другой рукой и бросает, давая понять, что она не действует. Спрашивает с мольбой). Томмази, скажи тебе нравится игрушка?
Неннилло (борется с подступающими слезами). Да…
Лука, добившись желанного ответа, устремляет свой взгляд далеко-далеко, перед ним возникает чудесное видение: ясли Христовы, заполняющие весь мир, радостная суета настоящих, но очень маленьких людей, торопящихся к хижине, где маленькие, но тоже настоящие ослик и корова согревают своим дыханием огромного, по сравнению с ними, новорожденного Христа, который плачет и кричит, как всякий новорожденный.
Лука (поглощенный этой картиной, говорит сам с собой). Какая красивая! Какая красивая!
Занавес
«Ясли Христовы» (preseplo). Согласно Библии, Христос родился в яслях для скота, игрушка, изображающая сцену рождения Христа, на рождество обязательно ставится под елку. — примеч. пер.