Креше: Так что же ты меня мучаешь, говори!
Жаркец: Я не хотел предлагать, я хотел после тебя…
Креше: Да говори же!
Жаркец: Видишь ли, я, не смотря на то, что она сделала, считаю, что у Матильды, ее дочери, должен быть отец и мать. И что в нашей квартире в Любляне не должно быть кадровых изменений. Наша семья живет достаточно образцово. Я думаю, что и в вашей семье в Сплите больших проблем и разногласий нет, и что ты доволен ею, как женой.
Креше: Да, доволен. Ты же знаешь, какая наша Драгица. У нее немного тяжелый характер, но для меня нет дороже женщины на свете, чем она. Если она уйдет из моей жизни, я стану настоящей свиньей.
Жаркец: Вот. Значит, она подходит для нас двоих. Два года назад мы примирились с существованием друг друга.
Креше: А что нам оставалось делать?!
Жаркец: Но я не согласен, чтобы у нее был третий!
Креше: И я тоже. И что теперь?
Жаркец: Вот мое предложение! Мы должны признаться ей, что знаем друг о друге, пристыдить ее, но сказать, что готовы это терпеть. Потом признаемся, что знаем и о Николе, но не согласны, чтобы он был в ее жизни. И потребуем, чтобы она с ним немедленно порвала.
Креше: А если она не согласится?
Жаркец: Если не согласится, сдадим ее в полицию за многомужество. Все карты в наших руках.
Креше: Ты прав! Знаешь, я очень рад, что Драгица вышла за тебя замуж… Ты всегда такой конструктивный и умный. Ты сейчас высказал мою мысль, мое предложение, потому что и я думаю…
Слышится звонок в дверь.
Креше и Жаркец: Это она!
Креше: Скорее, скорее, давай туда.
Жаркец: А не лучше, если мы вместе ее встретим?
Звонок.
Креше: Ни в коем случае. Давай туда и слушай за дверями, не пожалеешь.
Жаркец: Хорошо.
Жаркец выходит за дверь, которая ведет в кладовку, а Креше идет открывать Драгице. Креше открывает дверь, в комнату входит Драгица, неся в обеих руках дорожные сумки и пакеты.
Креше: Заходи. С приездом, дорогая.
Драгица: На, возьми вещи. У меня руки обрываются. Тащу, как лошадь.
Креше: Давай.
Драгица: А тебе полчаса надо, чтобы оторвать свою задницу и открыть дверь. Я лбом нажимала на звонок, а тебе все равно. Дурачка из себя строишь, засранец далматинский. Хватит с меня поездов и поездок. Работаю за троих, чтобы нам было хорошо, а он даже дверь не может мне открыть. (Драгица садится на стул и делает глубокий вздох. Видит бутылку с ракией) Это что? Ты опять пил?!
Креше: У меня был гость.
Драгица: Как только меня нет, у тебя сразу же гости. Ты тут же обмениваешься визитами с соседями. Пока я работаю, ты тут чокаешься.
Креше: Да это не я, это…
Драгица: Может, ты каких-нибудь баб приводил? Может, тебе понадобились какие-нибудь сучки? Может, тебе уже мало твоей родной жены? Я не удивлюсь, если в один прекрасный день открою дверь и увижу оргию.
Креше: Жена моя…
Драгица: Не говори мне «жена моя». У таких, как я, настоящих и верных жен, в жизни всегда все складывается тяжелее, чем у остальных.
Креше: Я…
Драгица: Чтоб ты знал, лентяй далматинский, если я здесь застукаю какую-нибудь бабу или узнаю, что у тебя были в гостях женщины, я тебе ноги переломаю. Если ты мне на мою верность и любовь ответишь изменой, будешь жалеть потом до гроба.
Креше: Но я…
Драгица: Не смей меня постоянно перебивать! Не сыпь мне соль на раны! У тебя всегда есть что сказать! Замолчи! Ты знаешь, что кажешься умнее, когда молчишь.
Креше: Я думаю, что…
Драгица: Ну вот, опять! У тебя опять есть что сказать, добавить и прибавить! Я тебя вообще о чем-нибудь спрашивала? Я могу в этом доме хоть что-нибудь сказать? Хоть что-нибудь о своих муках, о своих проблемах, о своих впечатлениях? У других женщин массажи, теннис, верховая езда. А у меня ты — выигрышный билет! Господи, зачем я вышла за моряка? За бывшего моряка! Почему всегда нежные и субтильные женщины, как я, должны мучаться в объятиях примитивных неандертальцев? Откуда это наказание господне, откуда этот крест на хрупкие плечи порядочных женщин?
Креше: Видишь, я…
Драгица: «Я», «я»! Ты хоть знаешь какое-нибудь другое слово, кроме слова «я»? Хорошо, что твои родители научили тебя говорить, но было бы еще лучше, если бы они научили тебя слушать. Слушать свою жену, которая усталая приходит с дороги — это тот минимум интеллигентности и уважения, который я требую и хочу от тебя. И вообще, помоги мне снять сапоги.
Креше: А это не будет…
Драгица: Давай, чего ждешь? Ты же знаешь, что от болей в пояснице я не могу согнуться. (Креше становится перед ней на колени) Только осторожно. Нежно. У меня по-моему начинается глаукома. (Креше снимает ее левый сапог) Ой! Больно! Идиот! Даже сапог снять не можешь! Грубиян неотесанный! Давай, снимай второй, только осторожно, осторожно, понимаешь? (Креше снимает правый сапог) Ой! Больно! Больно! Ой! Дикарь, ты мне ноги искалечил. Дикарь бесчувственный! Ты ничего не умеешь, понятия ни о чем не имеешь! Ты только одно знаешь — сидеть в кабаке у Антея, пить вино и чесать языком. Чесать, чесать, чесать… Я ненавижу людей, которые всю свою жизнь проводят в кабаках, приставая к вульгарным официанткам. Я ненавижу всех этих примитивных моряков, которые не умеют ценить женскую душу, женскую нежность, субтильность. Когда я была девочкой, я жалела всех женщин, которые вышли за моряков. А теперь знаю, что есть кое-что похуже, чем жить с моряком.
Креше: Что?
Драгица: Жить с бывшим моряком. Нет хуже людей, чем бывшие моряки. Давай, помассируй мне плечи, мне что-то шею свело, меня только массаж может спасти.
Креше: Я хотел с тобой кое о чем поговорить…
Драгица: Да что с тобой сегодня? У тебя постоянно есть что сказать. Ты ведешь себя, как председатель пресс-конференции. Помолчи немного. Ты выглядишь умнее, когда молчишь. Тогда хоть создается впечатление, что тебе действительно есть что сказать. А как только начинаешь говорить, это впечатление улетучивается. Но нет же! Тебе постоянно надо что-то говорить и говорить. Хорошо, но ты можешь подарить мне хоть минуту своего молчания? Пожалуйста, я хочу посмотреть, сможешь ли ты помолчать целую минуту? Давай проверим.
Креше: Хорошо. Пожалуйста, минута молчания для моей жены!
Креше собирается, но через двадцать секунд чихает.
Драгица: Ну вот, я так и знала! Я так и знала, что ты не выдержишь даже одной минуты. Давай, помассажируй меня. (Креше подходит к ней сзади) Вот здесь возле шеи и плечи. (Креше начинает массажировать) Вот так, так, так. Легче, идиот, давай, что ты остановился. Вот так, так, так. Ой, больно! Осторожно, женщина — не лопата! Так, так, так уже лучше. Кретин! Хватит! Кретин! Даже массаж сделать не умеешь. Ты действительно ни на что не годишься. Если бы я была умной, я бы вышла замуж за какого-нибудь тонкого человека, а не за тебя. Нельзя метать бисер перед свиньями.
Креше: Или наоборот.
Драгица: Что наоборот?
Креше: Свинью перед бисером.
Драгица: Не мели чушь.
Короткая пауза.
Креше: Как поездка?
Драгица: «Как поездка»? С каких пор тебя стало это интересовать? Раньше ты никогда об этом не спрашивал.
Креше: Ну вот, теперь спрашиваю. Как поездка?
Драгица: Плохо. Ты сам знаешь, что такое поезд.
Креше: А в Любляне?
Драгица: Что в Любляне?
Креше: Как было в Любляне?
Драгица: Еще хуже! Представь только, как может чувствовать себя женщина, дама, которая должна ночевать в Доме железнодорожника, при этом одна, далеко от своего дома и мужа. Ты знаешь, что для меня самое тяжелое в этой работе — это оставаться где-то ночевать, вдали от дома и мужа.
Креше: Да, да… тебе действительно тяжело там в Любляне. Знаешь, мне пришла мысль, поехать завтра в Любляну с тобой вместе. Чтобы тебе не было одиноко, останусь с тобой в Доме железнодорожника и составлю тебе компанию.
Драгица: Это невозможно.
Креше: Почему?
Драгица: Что тебе делать в Любляне?
Креше: Буду помогать тебе в работе, буду рядом.
Драгица: Да у тебя здесь полно работы.
Креше: Я бы хотел посмотреть Любляну.
