Кресла, находящиеся по бокам, могут быть выполнены с низкими спинками из самшита. Вилла, находящаяся в глубине сцены, белого цвета. В центре фасада располагается просторный вход, выполненный весь из стекла. С каждой стороны от входа имеется по два арочных окна; во всех четырех окнах зажжен свет и создается такое ощущение, что весь первый этаж виллы занимает атриум прямоугольной формы.
Между окнами атриума первого этажа и между окнами второго этажа оставляется пространство высотой, по крайней мере, в один метр. Для памятной надписи — эпиграфа, который в определенный момент действия пьесы неожиданно появится там, словно выбитый на фасаде, и, который, естественно, будет заранее заготовлен и прикрыт, до поры, до времени, наложенными на него листками бумаги, того же цвета, что и фасад здания. Эти листочки будут убираться друг за другом, сзади, по мере того, как *** будет произносить свою заключительную речь.
Фасад виллы будет выполнен из раздвижных панелей, с тем, чтобы можно было их в определенный момент легко собрать и сложить по высоте, и, перемещая их медленно сзади по двум направляющим, сходящимся в центре, быстро их убрать со сцены. Одновременно в центре освободившегося пространства на высоту до одного метра поднимется «статуя». Это произойдет сразу же после того, как наш герой в конце пьесы усядется в курульное кресло. Это кресло должно быть крепко закреплено на платформе, служащей пьедесталом, и, отделанной по периметру белой тканью, которая будет выталкиваться из-под пола сцены, и таким образом статуя поднимется над сценой.
При поднятии занавеса в саду еще будут ощущаться сумерки, которые будут потихоньку все более сгущаться. Таким образом, в конце этого Действия пьесы наступит уже вечер, в тиши которого появится луна со своим ярким, загадочным сиянием. Перед стеклянным входом, в залитой светом вилле, в этот момент можно будет увидеть группу приглашенных и двух журналистов, занятых ранее во втором Действии пьесы. Которые, не найдя свободных мест в атриуме, (не исключено, что эти журналисты из каких-то чисто профессиональных побуждений не старались их и найти), предпочли остаться здесь и внимательно смотрят по сторонам.
Можно различить, но с трудом, голос Его Превосходительства Джаффреди, произносящего речь по случаю юбилея — пятидесятилетия рождения поэта, а также в связи с вручением ему титула графа. Время от времени раздается шум аплодисментов, перекрывающий речь Джаффреди.
На переднем плане находятся Тито, Чезаре и два случайных официанта.
Тито (Быстро тараторит). Уже было объявлено о его прибытии. Но он, вряд ли, пройдет отсюда. Все уже расписано. Будьте внимательны к звукам рожка, звуки которого раздадутся сразу же, едва его автомобиль остановится там, у ограды, Как это произойдет — тут же подбегайте к нему –
Чезаре: — двое с этой стороны и двое с другой стороны, вместе с привратником, и низко поклонитесь ему; как мы уже об этом ранее договорились. Кстати, нам удалось найти для привратника также и трость.
Тито: Прекрасно, прекрасно.
Cобирается вернуться вовнутрь виллы, но затем останавливается и добавляет:
И предупреждаю, впредь его надо величать не «Его Высочество», а «Ваше Высочество синьор Граф».
Чезаре: Не сомневайтесь,… синьор Граф. И об этом нас также предупредила синьора Графиня.
Тито: Прекрасно, прекрасно.
Из группы, толпящейся у входа в виллу, выходят два журналиста. Они идут навстречу Тито, который направляется в виллу, откуда снова слышится шум аплодисментов.
Первый журналист: Пожалуйста, не могли бы вы быть, так любезны…
Тито: Вам что, не досталось места? Пойдемте со мной!
Первый журналист: Нет, нет, мы остались снаружи специально –
Второй журналист: — чтобы пообщаться с кем-нибудь из его семьи… Если бы вы могли уделить нам немного внимания…
Тито: Но, к сожалению, я не имею сейчас такой возможности; вы сами это можете видеть. Мне еще надо успеть дать массу указаний Только что объявили о прибытии Князя. Поговаривали, что он не сможет присутствовать на этом торжестве, однако…
Первый журналист: Прекрасно! Таким образом, это мероприятие будет отмечаться на самом высоком уровне.
Второй журналист: Как жаль, что Его Превосходительство Джаффреди уже начал свою речь…
Тито: Это просто восхитительно! Восхитительно! Вы его слышали?
Первый журналист: Его речь была набрана в печать в типографии еще утром. Пожалуй, она носит несколько полемичный характер…
Тито: Но это же его обычный стиль! (Раздаются аплодисменты). Вы только послушайте, послушайте, какой у него ошеломляющий успех! А, какой зал! Вы его видели?
Второй журналист: Конечно, видели! Un parterre des rois… (достойный королевского дворца).
Тито: Простите, но я должен срочно бежать…
Первый журналист: Как жаль…
В этот момент из виллы выходит Валентина, с огромным букетом цветов.
Валентина: Тито, Тито, я просто не знаю, что мне делать, я стала здесь, у входа, чтобы вручить цветы Его Высочеству, а вдруг он решит воспользоваться запасным входом, предназначенным для важных персон!
Тито: О, царица небесная, неужели ты не можешь спросить об этом у мамы?! Откуда мне знать это? Вручишь ему цветы, когда он будет в зале!
Первый журналист (Обращается к Валентине). Синьорина, не могли бы вы оказать нам любезность…
Тито: Извините, господа, но лучше будет, если вы обратитесь ко мне! Чтобы вы хотели узнать?
Валентина: Вас интересует список приглашенных лиц?
Первый журналист: Он у нас уже есть!
Второй журналист: Для освещения торжества там внутри остались другие наши коллеги…
Тито: Но тогда, простите! Отвлекать нас в такой момент…
Первый журналист (Обращается к Валентине). Вы не могли бы немного рассказать нам о некоторых сторонах личной жизни вашего Отца…
Второй журналист: Это был бы очень ценный материал! Мы так мало знаем об этой стороне его жизни…
Первый журналист: Он, по всей видимости, должен быть очень доволен оказанными ему почестями?!
Тито: Доволен? Понадобилась вся сила убеждения нашей матушки и авторитет Его Превосходительства Джаффреди, чтобы заставить его согласиться на организацию этого мероприятия! Знали бы вы, как нам всем пришлось попотеть при этом! Мы все еще до сих пор не пришли в себя….
Валентина: Но только не подумайте, пожалуйста, что эти почести ему совсем не нравятся, хотя нам и пришлось его буквально уламывать. Более того, я бы сказала, что они ему нравятся очень.
Тито: Да еще как!
Первый журналист: Что он строптивый, мы все это знаем!
Тито: Поверьте, но во всем, чего он добился, есть неоспоримая заслуга нашей матушки — в том, что его слава стала прочной как глыба мрамора. Мы, дети, это отлично понимаем!
Валентина: Да, да, мама для этого сделала очень много… Поскольку в жизни он ведет себя, словно ребенок. Он не в состоянии купить себе самостоятельно даже носового платка. Единственное, что он может делать, так это только наблюдать.
Тито: Что, верно, то верно! Можно поклясться, что и сейчас он там за всем наблюдает. Со стороны может показаться, что он витает все время где-то в облаках, и ни до чего ему нет дела. Уму непостижимо, как только ему это удается делать! Мама, все время обижается: Как! Неужели, ты не видел этого? Или, неужели, ты не видел того?! Но ему все нипочем! Он ничего не видит в упор; но зато может заприметить такие вещи, о которых мы никогда и не догадываемся, и, когда он нам рассказывает о них, нам не остается ничего, как только поражаться его наблюдательности. Ты помнишь, как он обратил наше внимание на ту синьору, которая нервно, едва уловимыми движениями заламывала себе пальцы. Он тут же повторил нам их точь-в-точь; и в этом, на первый взгляд ничем непримечательном жесте, он выразил всю суть той женщины! Мы все тут так и ахнули от удивления!
Первый журналист (Все время делает заметки в своем блокноте). Здорово! Это очень интересно!
Второй журналист (Также делает заметки у себя в блокноте). В высшей степени!
Тито (Обращается к Чезаре). Чезаре, голубчик мой, что ты стоишь здесь как вкопанный?! Пошли, по крайней мере, этих двух официантов вовнутрь и пусть они там дежурят в полной готовности!
Чезаре: Слушаюсь, синьор Граф.
