Графиня (заинтересовавшись). Какой ловкач! Я уже давно, с тех пор, как почувствовала, куда ветер дует, все время вам говорила, что надо быть очень любезными с такими людьми. Но вы просто ни на что не способны.
Граф (легко). Я еще при прежнем режиме подозревал, что я малоспособный человек. Теперь же для меня это совершенно ясно.
Графиня. Но ведь это несчастье — позволить себя так глупо расстрелять только потому, что вы опять ни о чем не подумали заранее. Вспомните, как в 1912 году во время путешествия по Франции вы отправили весь наш багаж в Биарриц, потому что ваша тогдашняя любовница проводила там лето и у вас в голове ничего, кроме названия этого города, не было. Она вроде была танцовщицей?
Граф (устало машет рукой). Все это было так давно… Танцовщицы теперь станут важными партийными чиновниками. К ним больше не подступишься.
К ним подходят молодые люди: Людвиг, зять графа, Ганс, его младший сын, Гертруда, его дочь.
Гертруда. Отец, вы знаете новость? Хильтехаузены в Центральной тюрьме. Штурпы и Бенкенхеймы тоже. Генрих фон Виллештейн попросил, чтобы его туда перевели, и каким-то образом добился своего. Теперь уже все, у кого в этом городе есть имя, в Центральной тюрьме. Похоже, что сейчас это единственное место, где есть общество. Только мы сидим здесь, в толпе лавочников и коммерсантов. Отец, я уверяю вас, вы должны потребовать, чтобы нас перевели. С вашим именем наше место там!
Ганс. Тем более что это единственное место, где еще можно развлечься. Похоже, что там вполне сносно кормят. Начальник — тюрьмы — бывший дворецкий Адлонов.
Граф (улыбаясь). Бедные мои дети, вы грезите…
Гертруда. Ну, конечно, вы, отец, никогда не умели заставить уважать себя. Весь свет в Центральной тюрьме, а вас заперли здесь вместе с мелкими буржуа, и вы до такой степени сноб, что в восторге от этого. Вы никогда не хотели жить, как все.
Людвиг. Мой дорогой тесть, позвольте мне сказать вам, что я полностью разделяю мнение Гертруды. В том испытании, которое сейчас выпало на нашу долю, единственное наше утешение — это быть среди своих. Вчера я встретил своего портного, сегодня утром едва не столкнулся ног, к носу с сапожником, которому я сильно задолжал и который наверняка воспользовался бы этим, чтобы держать себя со мной запанибрата. Это очень неприятно.
Граф (мягко). Мой дорогой Людвиг, те списочки, которые нам ежедневно зачитывают, делают ваши маленькие неприятности совершенно смехотворными.
Людвиг. Я офицер и всегда относился к смерти как к естественному для моего ремесла явлению, но я не испытываю желания стоять во время расстрела между своим портным и своим сапожником. Это мое право.
Граф (мягко). Знаете, между мертвецами…
Гертруда (возмущенно). Отец! Людвига не могут расстрелять! Он никогда ничего не делал! Его нельзя обвинить в том, что он сосал народную кровь. Он не способен заработать и гроша!
Граф (вежливо). Будем надеяться, что это ему зачтется.
Графиня. Зигмунд, вы отвратительны! Я всегда говорила, что вы демагог. Дети имеют все основания хотеть быть вместе со своими друзьями. Если вы не желаете ничего сделать, я сама найду начальника тюрьмы и устрою ему такой скандал…
В окружении солдат входит человек с листом бумаги в руке.
Шум в камере сменяется глубокой тишиной.
Граф (заставляя Графиню замолчать). Держите себя приличней! Сейчас прочтут список, и кто-то пойдет умирать.
В пугающей тишине некоторые заключенные встают и с ужасом смотрят на того, кто пришел распорядиться их судьбой.
Маленький смешной человек собирается читать свой список.
Граф подносит к глазам монокль и внезапно восклицает.
Граф. Да это Альбер!..
Графиня (восхищенно). Ну да, это он! (Кричит.) Альбер! Мой дорогой Альбер!
Граф (жестко). Замолчите! Это неприлично! Вы никогда не говорили с этим человеком таким тоном.
Человек со списком скользит по ним тусклым взглядом. Такое впечатление, будто он их не знает. Однако потом, когда он начинает читать список, в его глазах появляется блеск.
Альбер (читает). Бывший граф фон Валенсей, бывшая графиня фон Вален-сей. Ганс фон Валенсей, Людвиг фон Куберстроф, Гертруда фон Куберстроф, бывшая баронесса Мина фон Брахейм. Все в канцелярию!
Альбер показывает пальцем на выход.
Заключенные смотрят на него, как бы оцепенев.
Граф двигается с места первым, за ним направляются члены его семьи.
Их окружают солдаты. Остальные заключенные печально и в то же время с облегчением смотрят, как их уводят. Декорации меняются. Гостиная. Через высокие, покрытые позолотой двери видны другие комнаты.
Солдаты вводят группу заключенных.
Графиня (разглядывая все вокруг в лорнет). Вполне прилично обставлено, хотя и нельзя сказать, что с безупречным вкусом. Например, это маленькое французское кресло само по себе и недурно, но оно явно не на месте.
Граф (насмешливо). Мы предъявим претензии.
Графиня. Вы, как всегда, острите, вернее, пытаетесь острить. А я считаю, что они приняли во внимание наше положение. Это, конечно, не бог весть что, занавески весьма провинциальны, да и мебель жалкая, но тем не менее улучшение бесспорное.
Людвиг. Совершенно очевидно, что если бы они хотели расстрелять нас сегодня после обеда, то сюда бы не перевели.
Баронесса (возвращается, осмотрев соседние комнаты). Я хотела бы занять комнату с туалетом, окна которой выходят в сад.
Графиня (едко). И, таким образом, всем остальным придется пользоваться единственной исправной ванной комнатой! Да, Мина, революций может произойти сколько угодно, вашего эгоизма они не изменят.
Баронесса. Я должна это понимать так, что вы выбрали ту же комнату? В самом деле ничего не меняется.
Граф. Я был бы вам признателен, если бы вы избавили нас от ваших вечных споров. Нам совершенно не обязательно знать, где вы расставите ваши банки с кремом, если вы, конечно, думаете, что у вас будет время им пользоваться. Эти люди, возможно, заставят нас работать.
Графиня. Какой ужас!
Граф. Меня занимает совсем другое: видите веревку? Интересно, для чего ее здесь протянули?
В самом деле, огромную гостиную разделяет на две равные части закрепленный на стояках шнур, который уходит в открытые двери и, похоже, тянется через всю анфиладу комнат. Все, ничего не понимая, разглядывают шнур.
Баронесса. Какие вы глупые! Ведь это просто для того, чтобы мы не убежали.
Услышав это детское умозаключение, все пожимают плечами.
Ганс (выбегая из соседней комнаты). Папа, я понял, где мы находимся. Я сориентировался по окнам. Они выходят на казармы гвардии. Дворец правосудия и памятник королеве Вильгельмине. Потому, как расположены парки, это не что иное, как дом Вальдшуцей!
Графиня (вскакивает). Мы у Вальдшуцей? Я поклялась, что нога моей у этих людей никогда не будет! Вы забыли, что они сделали с нашей бедной тетей Эленой? Зигмунд! Вы немедленно должны…
Граф (взрываясь). Оставьте меня в покое! Я никуда не пойду протестовать! Эти люди размещают нас там, где хотят, и мы не у Вальдшуцей, потому что Вальдшуцы больше не у себя. Вам надо бы все-таки уразуметь, что произошла революция.
Баронесса. Но почему они поселили нас у Вальдшуцей вместо того, чтобы поселить нас в нашем собственном доме?
Граф. Мы это узнаем, когда они захотят нам это сказать. Если они, конечно, захотят…
В этот момент входят солдаты и Народный комиссар, маленький интеллектуал в очках, очень левый и злой, но иногда демонстрирующий изысканные манеры. За ним идет Альбер, бывший дворецкий.
Графиня. Альбер! Вот Альбер!
Граф (тихо). Ни слова, пожалуйста! Он был у вас на службе. Ведите себя пристойно!
Комиссар. Они все здесь?
Альбер. Да, товарищ комиссар.
Комиссар (берет список). Бывший граф Зигмунд фон Валенсей.
