Алехандро Касона - Деревья умирают стоя

ИЗАБЕЛЛА. И не вышло?

МАУРИСЬО. Все вышло наоборот. Паника, правда, была. Только папаши не бросили свои клубы, а мамаши — свои чаепития. Просто они заперли детей дома! Полный провал.

ИЗАБЕЛЛА. Как жалко! Вы так хорошо придумали!

МАУРИСЬО. Больше так не случится. Мы уволили специалиста по педагогике и пригласили на его место фокусника.

Изабелла улыбается. Она покорена.

Спасибо.

ИЗАБЕЛЛА. За что?

МАУРИСЬО. За то, что вы наконец улыбнулись. Могу засвидетельствовать: вы это делаете исключительно хорошо. Вы останетесь с нами.

ИЗАБЕЛЛА. Не думаю. Вас много?

МАУРИСЬО. Нам всегда не хватает людей. Особенно женщин.

ИЗАБЕЛЛА. Скажите… Вот этот тиролец, который так кричал… ну, с собаками.

МАУРИСЬО. Ах, этот! Пустяки! Энтузиаст.

ИЗАБЕЛЛА. Чем он занимается?

МАУРИСЬО. Бродит тайком по горам, подбрасывает кроликов и теряет собак. Помогает плохим охотникам.

ИЗАБЕЛЛА. Ага, ага, понимаю… А нищий, который так таинственно появился из-за полки и вынул жемчужное колье?

МАУРИСЬО. Вор у воров? Этот посерьезней. Золотые руки!

ИЗАБЕЛЛА. А он что делает?

МАУРИСЬО. Он занимается мальчишками, которые выходят из исправительных домов с преступными наклонностями… (Делает жест, как будто лезет в карман.) Понимаете?

ИЗАБЕЛЛА. Понимаю. Когда они… (Делает движение всей, рукой, как будто вытаскивает что-то из кармана.)… Он идет за ними и… (то же движение двумя пальцами). Да?

МАУРИСЬО. Вот именно!

Оба смеются.

Видите, как вы быстро входите в курс дела?

ИЗАБЕЛЛА. Да, да. А потом?

МАУРИСЬО. Потом мы краденое возвращаем владельцам, я воришка получает письмо: «Пожалуйста, мальчик не делай так, больше. Это нас компрометирует». Иногда дает результаты.

ИЗАБЕЛЛА. У вас такие интересные служащие! Наверное, профессиональные артисты?

МАУРИСЬО. Артисты, да. Но не профессиональные. Ни один профессиональный актер не согласился бы на такое распределение ролей.

ИЗАБЕЛЛА (оглядывает комнату). Это невероятно. Я все понимаю, вижу, и все-таки это не умещается у меня в голове. (Конфиденциально.) Скажите честно, может быть, вы немножко…

МАУРИСЬО (смеется). Говорите, говорите, не бойтесь. Уж так повелось в мире. Если человек не глуп, — он обязательно немножко сумасшедший.

ИЗАБЕЛЛА. Я бы хотела посмотреть архив. Наверное, там очень интересные истории, сложные!

МАУРИСЬО. Ошибаетесь. Больше всего трогают как раз самые простые истории. Вот, как с судьей Мендисабалем. Одно из лучших наших дел!

ИЗАБЕЛЛА. Мне можно узнать?

МАУРИСЬО. Ну, конечно. Однажды вечером судья Мендисабаль должен был подписать смертный приговор. Он их немало подписывал в своей жизни, и не было оснований предполагать, что на этот раз у него дрогнет рука. Мы знали, что ни мольбы, ни слезы его не тронут. Судья Мендисабаль не сочувствовал людскому горю. Но он очень любил птиц. И вот он сел у открытого окна и спокойно взял приговор. В эту минуту за окном в саду запел соловей. И он… как будто услышал сердце ночи. И его железная рука дрогнула в первый раз. Он понял, что даже самая крохотная жизнь священна и никто не вправе отнимать ее у другого. Он не подписал.

ИЗАБЕЛЛА. Нет, нет, пожалуйста, это слишком. Неужели вы хотите сказать, что соловьем тоже были вы?

МАУРИСЬО. Нет, я не умею. У нас есть специалист. Подражает птицам — просто великолепно! Иногда летом, ночью, мы его посылаем в сад к судье, в знак признательности. Теперь вы все поняли?

ИЗАБЕЛЛА. Да. Только не понимаю, почему вы прячетесь, как будто делаете что-то противозаконное.

МАУРИСЬО. Потому что, к сожалению, так оно и есть. Нет закона, разрешающего воровать детей или давать взятку судье, даже соловьиными трелями. (Подходит к ней, дружески.) Теперь подумайте. Я предлагаю вам дом, хороших друзей и хорошую работу. Хотите остаться с нами?

ИЗАБЕЛЛА. Я очень признательна, но что же я могу делать? Такая бездарная, хуже всех. Я устала слушать, как мне это все время твердили в конторе. Я ни на что не гожусь!

МАУРИСЬО. Поверьте, что вы годитесь — и вы сможете все. Не думайте, что нужны какие-то подвиги. Вы сами видели — иногда достаточно букета роз, чтобы спасти жизнь. А у вас такая прелестная улыбка!

ИЗАБЕЛЛА. Благодарю за комплимент.

МАУРИСЬО. Поймите меня правильно. Это не комплимент, а деловая характеристика. Я говорю с вами как директор. Мы должны добиться, чтобы эта улыбка, которая сейчас только прелестна, стала полезной.

ИЗАБЕЛЛА. Вы думаете, улыбка может приносить пользу?

МАУРИСЬО. Все может быть. Случалось вам когда-нибудь проходить мимо тюрьмы?

ИЗАБЕЛЛА. Зачем там ходить? Такое печальное место, пустырь, там только мусор и ржавое железо.

МАУРИСЬО. Но на пустырь выходит окно, на нем решетка, а у решетки стоит человек, он всегда один, у него только этот пустырь перед глазами и ржавое железо. Пройдите там завтра в полдень, посмотрите на него и улыбнитесь. Больше ничего. И послезавтра пройдите в тот же час. И на другой день, и еще на другой…

ИЗАБЕЛЛА. Я не понимаю.

МАУРИСЬО. В тюрьме хуже всего пустота, у времени нет конца. Когда тот человек увидит, что чудо повторилось, ему и ночи покажутся не такими длинными. Он будет думать: «Завтра, в полдень…» (Протягивает ей руку.) Согласны?

ИЗАБЕЛЛА (решительно). Согласна.

МАУРИСЬО. Спасибо. Я так и думал. (Весело идет к диктофону. За сценой — пенье соловья.) Алло! Элена? Можете вернуться. И приведите того сеньора.

ИЗАБЕЛЛА (застыв у стола, слушает). Он действительно неподражаем!

МАУРИСЬО. Кто?

ИЗАБЕЛЛА. Ваш имитатор птиц.

МАУРИСЬО. Вот это? Ну, что вы! Наш работает куда лучше. (Презрительно.) Это поет настоящий соловей.

Входят Элена и сеньор Бальбоа.

ЭЛЕНА. Все в порядке?

МАУРИСЬО. Да. Сеньорита остается у нас.

ЭЛЕНА. Ну, слава богу. Поздравляю.

МАУРИСЬО. Отведите ей — комнату окнами в сад и представьте ее нашим. Она начнет завтра же утром.

ЭЛЕНА. Слушаюсь. Сюда, сеньорита. (Идет к левой кулисе.)

Изабелла протягивает руки Бальбоа.

ИЗАБЕЛЛА. До свидания, сеньор! Это было чудесное похищение! (Идет к двери.)

Маурисьо останавливает ее.

МАУРИСЬО. Минутку, коллега. Прорепетируем сейчас. Вот пустырь. Тут решетка. Начинайте!

ИЗАБЕЛЛА (улыбается счастливой улыбкой). Так?

МАУРИСЬО. Так. Большое спасибо.

Изабелла уходит, глядя на него и улыбаясь. Маурисьо стоит, не опуская поднятой для приветствия руки. Кажется, несмотря на его теории, улыбка слишком взволновала его. Наконец идет к картотеке, рассеянно просматривает карточки, насвистывает, но взгляд его все время обращается к двери. Бальбоа осторожно кашляет, чтобы привлечь его внимание. Маурисьо резко оборачивается.

О, простите, я совсем забыл. Слушаю вас, сеньор…

БАЛЬБОА. Бальбоа. Фернандо Бальбоа.

МАУРИСЬО. Надеюсь, моя секретарша ввела вас в курс дела. Вы уже не боитесь?

БАЛЬБОА. Да, все прошло. Я бы даже посмеялся, если бы не то печальное дело, которое привело меня к вам. Трудно говорить, как-то пересохло в горле.

МАУРИСЬО. Если только это, мы все сейчас уладим. (Открывает дверцу стенного шкафа.) Виски? Херес?

БАЛЬБОА. Что-нибудь, все равно.

Маурисьо наливает вино.

Когда доктор рекомендовал мне вас, я не слишком надеялся. Но после всего, что мне рассказали, я вижу: он был прав. Если кто-нибудь в мире может спасти меня, то только вы.

МАУРИСЬО. Мы сделаем все возможное. (Протягивает ему бокал.) Говорите совершенно откровенно.

Пока сеньор Бальбоа говорит, Маурисьо делает заметки.

БАЛЬБОА. Придется начать с давних времен, но я ненадолго задержу ваше внимание. Представьте себе большое счастливое семейство. Внезапное несчастье оставляет в живых только нас с женой и нашего внука. Мы так боялись его потерять, что не были в достаточной мере строги. В этом — единственная наша вина. И вот началось: подозрительные знакомства, ночи вне дома, карточные долги… У бабушки пропала одна из драгоценностей… Но — «это буйная голова, не говори ему ничего». И я не говорил. Когда я наконец решил вмешаться, было уже поздно. Однажды он вернулся домой на рассвете, глаза у него были потухшие, и я не узнал его голоса. Он едва еще стал юношей, но уже перенял все повадки взрослого негодяя. Когда я вошел, он пытался взломать мой письменный стол. Произошла сцена, о которой я не хотел бы вспоминать. Он кричал на меня, пытался поднять на меня руку. Мне было очень больно, но я ударил его по лицу и выгнал из дому.