Хаким переправил людей к «теневому судье», то есть ходже Насреддину, известному своим искусством в разрешении подобных тяжб. Ходжа, согласно положению, внимательно выслушал все, как было, и сказал: «Ну, конечно, ты прав: сомнений нет, он должен исполнить свое обещание – уплатить свой долг, – и, указывая на коврик, на котором сидел, продолжал: – Подойди сюда, дружок! Подними этот ковер, на котором я сижу. Что там?» – «Ничего», – отвечал истец. «Возьми его и уходи. Ну-ну, не задерживайся, бери, что тебе принадлежит, и проваливай!» Как всегда, присутствующие при этом были поражены мудростью ходжи в принятии решений.
Ходжу не волнует пожар дома
Случилось так, что дом ходжи Насреддина загорелся. Побежал сосед и, разыскав ходжу, сказал: «Беги скорей: твой дом горит. Я стучал, стучал, но никто не отзывается. Беги же!» Но ходжа оставался совершенно спокойным. «Друг мой, – заметил он, – мы с женой поделили домашние дела, и я теперь совершенно спокоен. Я взял на себя обязанность зарабатывать деньги, а вот смотреть за домом – ее дело. Потрудись уж, сообщи о пожаре моей жене. А я в эти дела не вмешиваюсь».
Один хвастун без умолку тараторил в собрании. Говорил он вещи, хорошо известные присутствующим, и всем уже порядком надоел. Ходжа Насреддин сидел в уголке и позевывал. В конце собрания болтун вздумал посмеяться над ходжой и говорит: «А вы совсем и рта не разеваете». – «Помилуйте, что вы говорите! – отвечал ходжа, у которого от молчания все нутро изныло. – Я так часто раскрывал рот, что чуть его не разорвал».
Как-то раз женщина, захватив с собой невестку, пришла к ходже Насреддину и, плача, пожаловалась, что у той нет детей. Тем временем невестка грустно смотрела перед собой. «Ах, эфенди, – буквально стонала свекровь, – наступает утро, муж садится в одном углу, жена – в другом, и так печально смотрят они, что прямо сердце разрывается на части. Пока нет ребеночка, который щебетал бы без умолку, словно воробушек, бегал, подымал шум, – нет в доме веселья. Это все равно, что мельница, из которой ушла вода. Ходжа, ты много знаешь. Во имя Аллаха, выгони из нее бесов, или «окури» ее, или дай ей какое-нибудь лекарство, ну, словом, что-нибудь придумай».
Услышав такие речи, ходжа расстроился. Сначала он начал толковать то и се, а потом, обернувшись к невестке, сказал: «Девонька, да может, у тебя это по наследству? У твоей матери, видно, тоже не было детей?»
«Если бы не вода, какое хорошее было бы пастбище!»
Когда ходжа, впервые придя в Акшехир со своей родины, увидел громадное озеро, он воскликнул: «Гляньте, что за великолепное пастбище, куда можно бы выгонять стада! Но вот незадача – и сюда воды налили!»
Плыл однажды ходжа Насреддин на парусной лодке. В пути поднялась сильная буря и порвала паруса. Когда ходжа увидел, что матросы карабкаются на мачту и подвязывают паруса, он сказал: «Чудаки! Это суденышко качается у основания, а они лезут на верхушку. Если вы не хотите, чтобы оно качалось, так и привяжите его внизу».
Как ходжа объяснял ношение оружия
В то время, когда ходжа был софтой[18], носить оружие было строго запрещено. Случилось так, что когда ходжа шел в медресе, у него выскочил наружу громадный ятаган, спрятанный под джуббэ. Ходжу, естественно, схватили и повели к начальнику города. Начальник сердито спросил: «Разве тебе не известен приказ правительства? Почему средь бела дня ты таскаешь эту штуковину?» – «Эфенди, – отвечал ходжа, – когда я занимаюсь, я указываю им при чтении на ошибки». Начальник рассвирепел окончательно: «Ты что, издеваешься надо мной?! Да разве такую громадную указку держит учитель в руке?!» – «Ах, ага[19], – заметил ходжа, – иногда такие бывают ошибки, что и этого мало».
Как-то раз взвалил ходжа Насреддин на осла вязанку дров, взобрался на него и, поставив ноги в стремена, так, стоя, поехал. Увидели ходжу дети и, показывая на него, столпились вокруг и заливались смехом. «Ходжа, да отчего ты не сядешь и не поедешь спокойно?» – смеясь, спрашивали они его. А ходжа отвечал: «Детки, будьте справедливы, мне еще навалиться на осла всей своей тяжестью, будто и так мало и того, что он тащит ношу! Спасибо ему, благодетелю, что он позволил подобрать с земли мои ноги».
Ходжа никак не может приготовить халву
В одном собрании, где присутствовал и ходжа Насреддин, зашла речь о «халвовых посиделках»[20]. Ходжа и говорит: «Вот уже несколько лет, как мне до смерти хочется халвы, но никак мне не удается до сих пор приготовить ее». – «Да это не так уж трудно, – возразил кто-то из присутствующих. – Отчего бы тебе ее не приготовить?» – «Когда у меня была мука, – отвечал ходжа, – не было масла, и наоборот: было масло, не было муки». – «Э-эх! Прошло столько времени, и ты не мог соединить их вместе!» На это ходжа заметил: «Правда, бывало и так, что все это соединялось, но тогда меня самого не было».
Однажды ехал ходжа Насреддин на осле в летнюю жару. Дорогой он сошел с осла около орехового дерева, привязал осла, сам отошел в тень, снял с себя каук, раскрыл грудь и прохлаждался, утирая пот. В этот момент его взгляд упал на кабачки, зревшие в огороде, затем он поднял голову и увидел на дереве орехи. «Господи, – подумал ходжа, – на таком тоненьком стебельке ты создал громадные кабачки, величиной чуть не с теленка. А вот на дереве, ветки которого гордо высятся к небу, шапка закрывает тенью огромное пространство, а ствол не обхватить и двум людям, – вот на этом дереве ты создал крошечный плод. Наверное, было бы лучше расти этим громадным кабачкам на дереве, а орехам – на стеблях кабачка».
Вдруг прилетела ворона и начала долбить орех. Орех выпал из кожуры и попал ходже прямо в лоб. У него из глаз посыпались искры, ходжа взвыл и обеими руками схватился за голову. Он поскорее взял свой каук и поплотнее насадил его на голову. Сердцем же его овладел ужас, и он воскликнул: «Прости меня, Господи, больше я не буду лезть не в свои дела! Что ты ни сотворил, во всем есть скрытая тайна и смысл. И люди, сказавшие: «Среди всех возможностей нет ничего, что бы было выше того, что создано», – познали тайну сего. А если бы, упаси боже, на дереве вместо орехов, как я подумал, росли бы кабачки, то моя плешивая голова рассыпалась бы в прах!»
Ходжа распутывает бессмысленный иск
Однажды один купец по пути в далекие края остановился в караван-сарае. Хозяин подал ему курицу, два яйца и полхлеба, а лошади его положил охапку сена. «Мы рассчитаемся на обратном пути», – сказал утром, собираясь в путь, купец хозяину, и с этими словами и уехал.
На обратном пути через три месяца купец опять заехал в караван-сарай, и хозяин опять дал ему курицу, два яйца, а лошади – сено. Наутро купец сказал: «Хозяин, сколько я тебе должен?» – «По совести говоря, счет наш немного сложный, – отвечал хозяин, – но если ты не будешь торговаться, мы легко договоримся. Давай двести акча – и ступай с богом: больше я не имею никаких к тебе претензий. Только ты должен заглядывать ко мне в караван-сарай всякий раз, как проезжаешь мимо. Слышишь?» Купец, хорошо знавший цену деньгам, от удивления чуть не лишился благословенного дара речи: «Помилуй, хозяин, не помутился ли ты рассудком? Или ты замыслил что-нибудь против меня? За две курицы и четыре яйца – двести акча! Это что же такое?» На это хозяин возразил: «Я уже тебе сказал, что расчет наш будет сложным. Что ж смотри, я тебе объясню, все будет тебе ясно как на ладони, и ты увидишь, что ты не прав в своих нападках на меня. Если та курица, которую ты скушал три месяца тому назад, несла бы по яичку, в месяц это составило бы столько-то яиц. А если бы положить эти яйца под наседку, я получил бы столько-то цыплят, а они, став курами, также стали бы нестись. Прибавим теперь съеденное тобой на обратном пути, и если, предположим, прошло с того времени три года, получится громадный птичий двор. Ты прекрасно понимаешь, что от него можно заработать сотни тысяч акча. Я, впрочем, из уважения к тебе так далеко не иду и соглашусь всего на двести акча. Я, таким образом, даже капитала своего не выручаю. Тем, что ты скушал кур и яйца, ты не дал размножиться птице. Вот это и составит, по самой меньшей мере, такую сумму».
Спор у них, естественно, не решился, и дело дошло до суда. Хозяин дал понять судье, что в город к ним попал чужак, и так как это человек невысокого ума, то они сообща его могут ободрать. Судья спросил у купца: «Ты условился с хозяином о цене на кур и яйца?» Купец отвечал: «Разве курица и два яйца дорого стоят? Я предполагал на обратном пути опять заехать туда и потому не считал нужным условливаться». – «А когда ты кушал на обратном пути, – сказал судья, – ты условился о цене?» Купец снова отвечал: «Нет». – «А указал срок своего возвращения?» – продолжал судья. И снова купец отвечал: «Нет». Тогда судья изрек: «Раз срок не обозначен, как по-твоему: могут из двух кур и из четырех яиц выйти тысячи кур и тысячи яиц?» – «Конечно, могут», – сознался купец. И хотя он пытался возражать, но судья решил дело в пользу хозяина караван-сарая.
