И вдруг почудилась среди них Рому ведьма. И вздрогнул он, подобно черному зеркалу ночного пруда, когда испуганной гурьбой осыплются в него лепестки цветущей вишни, сорванные неведомым ветром. И вздрогнуло бы беспечное кафе, со звоном посыпались бы чашки и бокалы, опрокинулись и затрещали бы стулья под ногами смятенных людей, если бы могли они видеть того, кто приближался к ним из темноты. Глаза его горели холодным волчьим огнем, а на руках распускались кривые железные когти. И не было в нем ни надежды, ни пощады. Бесшумный, как полет совы, нырнул он в кафе и скользнул к дальнему столику…
Но нет, то лицо, в котором почудились Рому черты Алины, вблизи оказалось лицом незнакомой ему девицы. У нее были слегка раскосые глаза и тонкие черные брови, чем-то напоминавшие стремительный полет ласточки в солнечный день. Девица сидела с задумчивым курчавым парнем и крутила красную соломинку в бокале с коктейлем. Ром опустился на стул и закрыл глаза. Пальцы мальчика ныли, но это были уже обычные пальцы, без страшных железных когтей.
– Какая прелестная музыка, правда? – сказала девица. – Жаль, что здесь не танцуют.
Голос девицы был беспечным и звонким, но Ром услышал и другой ее голос. "Какой же он тюфяк", – сказала она глухо и торжествующе захохотала.
"Я слышу ее мысли, – подумал Ром. – Это так просто. Странно, что люди не могут слышать мысли друг друга. И странно, что я их прежде не слышал".
– Да, жаль, – сказал парень и подумал: "Она такая красивая. Удивительно, как только я мог ей понравиться. Ну что такое я по сравнению с ней?! Хорошо, что она этого не знает".
– Ты любишь танцевать? – спросила девица и подумала: "А вон тот усатенький у входа очень даже ничего. И рубашка – в тон моему платью".
– Вообще-то я не слишком умелый танцор, – сказал парень, и Ром услышал, как в своих мыслях он с досадой обругал себя за излишнюю откровенность. "Непременно нужно выучиться как следует танцевать, – думал парень. – Если у меня и нет особых достоинств, то хотя бы в этом я не должен уступать другим".
"Ха, он в меня влюбился, – думала девица. – Теперь из него хоть веревки вей. Вообще-то, из него может получиться неплохой муж, но только с таким слишком скучно. Вот если бы я понравилась тому… И что он нашел в рыжей кикиморе?.. – девица быстро покосилась на коротко стриженного парня, сидевшего за соседним столиком в обнимку с рыжеволосой девицей. – Он так на меня посмотрел… У меня высокая красивая шея и тонкие пальцы. Пусть видит". С этой мыслью она томно наклонила вбок голову, с напускной задумчивостью провела по шее мизинцем и сказала:
– Для мужчины это не главное.
"По-моему, я ей все-таки нравлюсь, – подумал парень. – Она говорила, что до меня не имела серьезных увлечений. Просто не верится, как другие могли не замечать ее?! Предпочесть ей другую – это все равно, что не заметить алмаз среди стекляшек. Хорошо, что она не знает себе цену".
"Какая тоска сидеть с этим олухом. Кошмар. Похоже, что он вообще никуда не годен. Теленок, да и только", – подумала девица и с грустной нежностью в глазах посмотрела на своего робкого воздыхателя.
"Как она на меня посмотрела! Нет, все-таки я осмелюсь поцеловать ее, когда пойду провожать", – подумал тот.
Ром расхохотался. Никто не услышал его хохота, и только вздрогнули на столе бокалы с красными соломинками.
– Зе-мле-тря-се-ние, – кокетливо закатывая глаза, по слогам сказала раскосая лицемерка.
"О чем это она? Она шутит, а я сижу, как дурак, – быстро подумал парень и, не зная, что ему следует предпринять, через силу засмеялся.
– Ромуальдино, это ты вызвал землетрясение? – в кафе из темноты шагнул высокий молодчик в железном шлеме и с плоским, как лопата, лицом. Нос вошедшего весьма напоминал поросячий хвост, а над носом, там, где обычно располагаются глаза, сидела зеленая стрекоза. Та самая, которую Ром видел сначала в доме Маятника, а затем – у госпожи Виктории.
Чеканным шагом молодчик направился к Рому, говоря на ходу:
– Если здесь только что произошло землетрясение, как сказала эта юная тетенька, то где же разрушения?!
– А ты что, специалист по землетрясениям и разрушениям? – спросил Ром.
– Я Бешеный ключ. – Молодчик уселся прямо на стол напротив мальчика и сложил за спиной короткие пурпурные крылья. – Мне положено знать толк в разрушениях. Это моя специальность. Впрочем, отличить землетрясение от бури в стакане воды, пардон, в стакане с коктейлем, сможет даже неспециалист.
– Значит, ты разрушитель? – Ром прищурился и с любопытством посмотрел на молодчика.
– Только не думай, что я вызываю бури, землетрясения и тому подобное, – сказал Бешеный ключ. – Я открываю секреты, превращая тайное в явное. Но, понимаешь ли, порой бывают такие секреты и такие тайны, что, когда я открываю их, происходит нечто подобное землетрясению. Это не то, что стаканы попусту сотрясать.
"Он смеется надо мной, – подумал мальчик. – Схвачу-ка я его за нос, чтобы не слишком задавался".
– Не вздумай это делать, – сказал Бешеный ключ. – У меня может испортиться обоняние, и тогда жизнь многих людей пойдет наперекосяк. Ты спрашиваешь, каких людей? Разных. Но, ты знаешь, среди людей попадаются порой и не совсем никчемные.
– А вот этот курчавый, никчемный он, по-твоему, или не совсем?
– Скажу тебе по секрету, – Бешеный ключ хмыкнул, – этот курчавый – более сосуд, чем человек. Почему? Да потому, что сам по себе он ничего не представляет, кроме емкости, которую без особого труда можно наполнить чем угодно. Теперь он наполнен глупыми книгами, написанными еще более глупыми тетками ради славы и легких гонораров, да еще – рассказами бабушки о том времени, когда поцелуй под липою превращался в долгосрочное обязательство. А родись он в семье палача, не задумываясь, пошел бы по стопам отца, И, пожалуй, превзошел бы папашу по части аккуратности и расторопности. В семье художника? Сам непременно стал бы художником, отрастил бы бороду и часами рассуждал бы о красках и холстах.
Обрати внимание – у него отменные зубы. Он чистит их утром и вечером. Ты думаешь, он делает это, заботясь о своих зубах? Отнюдь. Он не знает, что такое зубная боль и чистит зубы только потому, что еще в детстве ему ВЕЛЕЛИ их чистить. И он исправно делает это, ведь так уж ПОЛАГАЕТСЯ, так ВСЕ делают. А если все перестанут чистить зубы, перестанет и он. Чтобы не выглядеть среди окружающих белой вороной. К твоему сведению, большинство людей – не люди, а всего лишь – сосуды.
– А эта, – Ром кивнул на раскосую спутницу курчавого, – тоже сосуд?
– Скорее скипидар, который, попадая в такой вот сосуд, в конце концов прожигает его насквозь и убивает. Рекомендую обратить внимание на парадокс: вот он сидит, – Бешеный ключ бесцеремонно похлопал по курчавой голове, – и с обожанием смотрит на своего убийцу. На убийц вообще чаще всего смотрят с обожанием и восторгом. Так уж меж людьми заведено. – Бешеный ключ любовно погладил головы сидящих.
Меж тем та, которую он сравнил со скипидаром, небрежным движением извлекла из сумочки початую пачку сигарет и закурила.
– Фу-фу! – фыркнул Бешеный ключ и отодвинулся. – Какой омерзительный запах!
– Ты не переносишь табачный дым? – спросил его Ром.
– Табачный дым тут ни при чем. Из сумки пахнет тухлятиной.
– Что же у нее в сумке? – округлил мальчик глаза.
Бешеный ключ покрутил своим хвостообразным носом, задвигал кругленькими ноздрями и сказал:
– У нее в сумке лежит косметичка с круглым зеркальцем в коричневой оправе, скомканный носовой платок, фальшивый студенческий билет, чтобы бесплатно ездить в общественном транспорте, очки, которые она не надевает в общественных местах, чтобы не показаться заумной и… и особенно дурно пахнущие фотографии. На них она расцветает рядом с очередным своим приятелем то у моря, то меж скал. Там она настоящая, а то, что сидит сейчас перед тобой, – лишь ее отражение.
Ром поглядел на сумочку и недоверчиво хмыкнул:
– Ты уверен, что оправа зеркальца именно коричневая, а не зеленая, например?
Вместо ответа Бешеный ключ дунул на стол, и сумочка упала. Но за мгновение до того, как она коснулась пола, Бешеный ключ успел чиркнуть пальцем по ее застежке. Все, только что перечисленные предметы высыпались наружу, а из косметички выползло зеркальце в коричневой оправе.
"Черт побери! Он сейчас увидит фотографии!" – с досадой подумала раскосая девица и с редкостным проворством кинулась под стол. К ее негодованию, курчавый кавалер оказался не только галантным, но, что было уж совсем некстати, не менее проворным, чем она сама. Пальцы его задрожали, когда он стал передавать фотографии. "Да как же это… Это ведь… Этого быть не может!" – крутилось и кувыркалось в голове бедняги.
– Это я с двоюродным братом отдыхаю у моря, – пряча зубы в невинной улыбке, сказала девица и при этом подумала: "Ничего, все равно выкручусь".
– Ну что, убедился, что оправа коричневая? – спросил Бешеный ключ.
