Юлия Зонис - Монтрезор

– Ах так! – кричит.

Вскакивает и с мечом наперевес на меня несется, как бешеный бык. Ну, думаю, пропал я весь. Однако чую – кто-то мои путы дергает. Оглянулся, а там птиц поналетело! И все эти птахи стараются, веревки клювиками долбят и узлы распутывают. В два счета меня освободили. А четыре особо жирные галки подлетают и меч мне в руки роняют. Кривой, конечно, меч. Нашего кузнеца изделие. Но ничего, тут уж не до жиру, и кривым мечом повоевать можно.

Только я все равно собрался помирать. Потому что помнил, как Жидерец меня тогда, десять лет назад, острием к горлу – и к стеночке. Однако солдат не сдается без боя. И парировал я его яростный удар. А потом еще. И еще раз. А потом Жидерец все же побеждать стал. Артеросклерозные бляшки – бляшками, но триста лет практики не похеришь. Хак, бум, хрясь – и мечок мой в сторону летит, и железо холодит мне горло. Все, думаю, прощай, Лизавета Фроловна, и плюшки, и кофий твой прощай. Зажмуриваюсь покрепче, чтобы не так страшно помирать было… Однако че-то разить меня супостат не спешит. Открываю осторожно глаза. Застыл, каналья! Как есть застыл. Рожа зверская недвижна. Приступ у него, короче. Ну, я не стал ждать, пока он отомрет, кривулю свою подобрал и в грудь ему по самую рукоятку всадил. Звякнуло что-то. И рассыпался Жидерец. То есть буквально. По камешку. Как его проклятый замок. Только осколки аметистовые во все стороны брызнули.

А ко мне от развалин уже Фроловна бежала, и целый выводок ангелов и бесов за ней по пятам.

Что, говорите, там за история со звоном этим? Ну дак просто все. Фроловна моя, как про казнь прознала, к Жидерцу птичек заслала. Птички-то страницы из жидерцовой книжки и повыдергали. Включая ту самую, с монтрезоровым стишком. Фроловна переписала стишок две сотни раз и вручила каждому ангельчику и бесу. Те по замку разбежались. И, когда уж меня совсем казнить начали, стишок одновременно каждому монтрезору прочли. Ну, монтрезоры и зазвенели. Я же сказал – резонанс. Наука, блин.

Потом… да что потом. Книжку я подобрал. Заклятье там нашел, которое птиц обратно в людей превращает. И обратно всех наших птах превратил. Да. Только они уже не детишки были, увы, потому как птичий век короток. Ну я им в утешение по аметистику раздал, на ювелирову телегу посадил и по домам отправил. То еще было зрелище. Но они ничего… восприняли стойко.

Ювелиру тоже, конечно, перепало. Да и кузнецу, и доителю. Оно и правильно. Доитель основного своего клиента лишился. По миру бы, бедняга, пошел. А кузнец ничо, на руки поплевал и пошел перековывать кривые мечи на кривые орала.

А Фроловну я на белого коня посадил и домой поскакал. Думал, меня там, как принца-победителя и вообще героя, цветами встретят. Ни фига. За то время, пока я в стройбате вкалывал, власть в родном королевстве успел мой дядюшка узурпировать. Он там папаше че-то такое в ухо влил. Медики говорят, валерьяновую настойку, но я думаю, что то был анчарный сок. Папонька и скопытился. Я, впрочем, не особенно плакал. И в самом деле, что за мода такая – старших сыновей еще до достижения пубертатного возраста со всякими уродами отправлять сражаться? Ну и с дядькой я быстро разобрался. Что мне какие-то дядьки после ужасного Жидерца?

Нет, я его не убил, конечно. Я не злой совсем, даром что у меня в груди как был кирпич, так и остался. Я добрый. Я из него монтрезора сделал. Теперь, если нам с женой скучно, мы спускаемся в подвал, подходим к нише, и я читаю стишок: