— Меня зовут Питер Сеткинс!
— Грандуэль, — наплевав на топографию, величаво поддержал его эльф.
— Галин, — буркнул гном и спрятал руки за спину.
— А меня дядей Мишей звать, — мужичок сверкнул в ответ щербиной. — А прозвище моё — Иван Сусанин.
Галин оглядел равномерно заросшую щетиной физиономию проводника и кисло пробормотал себе под нос:
— Иван С Усами… Дурацкое прозвище… никаких усов нет… вранье…
Грандуэль одарил гнома взором мрачным, грибника — благосклонным и возгласил:
— Веди же нас, Миша по прозвищу Иван!
Сеткинс с душераздирающим вздохом шагнул к рюкзаку, но гном опередил его.
— Отдыхай… дурист, — буркнул он и одной левой забросил ношу за плечо. — Пойдем.
Несколько шагов — и юный подлесок превратился в старый лес, будто шаги эти были сделаны сквозь десятилетия, за которые осинки и елочки успели вымахать в настоящие деревья, состариться и свалиться под напором древоточцев и ветров, маленькие муравейники вырасти до размеров маленьких коттеджей, а неровности почвы — углубиться до оврагов и наполниться зеленой вонючей водой.
И всё это разнообразие, не иначе, как вообразив себя олимпийской полосой препятствий, вставало, ложилось и расстилалось под ногами разведгруппы.
Поваленные деревья протягивали к ним сучья, чтобы вырвать на память клочок-другой одежды. Бочаги манили ровной поверхностью и отпускали только налив доверчивым пришельцам полные сапоги воды пополам с ряской. Паутина, будто тюль, затягивала все пространства, не занятые буреломом и болотцами, скрывая огромные муравейники и нависшие ветки…
Яростно расчесывая муравьиные укусы, грязные, промокшие, опутанные тенетами, словно сбежавший обед паука, разведчики прорывались сквозь новые и новые преграды, не сводя убийственных взглядов со спины Ивана С Усами, идущего впереди.
— Ненавижу русских… ненавижу их объекты… ненавижу лес… ненавижу этого человечишку… — безустанно пыхтел под нос Галин.
— Спокойно… у нас всё под контролем… — внушал то ли ему, то ли самому себе Грандуэль, и вода в кирзачах хлюпала в такт его словам, выплескиваясь из-за голенищ.
— Арда Пресветлая, закончится это всё когда-нибудь?.. — жалобно вздыхал хоббит, забыв про конспирацию.
И вдруг это всё закончилось. Прямо сейчас. Бесконечный бурелом остался позади и Миша по прозвищу Иван остановился перед зарослями ежевики:
— Шоссе там. Если через кусты проберемся.
— Проберемся! — прорычал Галин, вырвал из-за пояса топор и набросился на преграду.
Колючие ветки полетели во все стороны, словно ежевичник попал под лесоуборочный комбайн. Дядя Миша восхищенно матюкнулся, получил сучком под глаз, шарахнулся, закрывая лицо руками, и не увидел, как под натиском бородатого коротышки кусты расступились, открывая вид на широкую дорогу.
И на желтый мотоцикл с темно-синей полосой.
А на мотоцикле…
— Орочье отродье!.. — выругался гном.
— Руки вверх! — рявкнул милиционер, вскидывая пистолет. — Стрелять буду!
Предупредительный выстрел в воздух разбил осеннюю тишину и усыпал небо кляксами испуганно вопящих птиц.
— Бежим!!! — не дожидаясь развития событий, выкрикнул Сеткинс и первым метнулся обратно в лес. Гном, Грандуэль и их проводник, не говоря ни слова, помчались за ним.
* * *
До этого путь им казался сплошной полосой препятствий. Но только сейчас они поняли, что это была полоса препятствий на игровой площадке детского сада, и что по какой-то необъяснимой причине тот же бурелом и те же овраги, преодолеваемые в обратном направлении, становятся в два раза выше и глубже, а кусты — в два раза гуще и колючей.
В том, что они возвращались по собственным следам, десантники были уверены целых пять минут. На шестую дядя Миша остановился, тяжело дыша, выронил давно опустевшую корзину и согнулся, опершись руками о колени:
— Мужики!.. От кого бежим-то хоть? Кто стрелял? Бандиты?
Фейри остановились один за другим.
— Бандиты, — скупо кивнул эльф.
— Чтоб им провалиться! — яростно цыкнул зубом грибник.
Точно получив разрешение, гном изумленно сказал «Ой» и ушел в землю до икр.
— Галин?.. — недоуменно обернулся Грандуэль, сделал четыре шага к приятелю — и составил ему компанию.
Хоббит насторожился, потянул носом, потыкал землю носком кроссовки сбоку от тропы под ногами — и глаза его округлились.
— Пресветлая Арда! Это ж болото! Мы не шли по болоту, когда… Иван С Усами? Куда ты завел нас?!
— Я? — возмущенно воззрился на него дядя Миша. — Я за длинным вашим бежал! Почем мне знать, куда вы меня затащили?! Тут в радиусе двадцати километров отродясь болот не было!
— Таких проводников!.. — прорычал Галин, выдергивая ногу из трясины — и из сапога.
Зеленая вонючая вода, воспользовавшись моментом, быстро принялась заполнять предоставленный сосуд. Громко выругавшись, гном сунул ногу обратно, и трясина, радостно причмокнув, всосала возвращенца по колено — и не остановилась на этом.
— Держись! — Сеткинс, забыв про осторожность, метнулся с тропинки, протягивая руку… и одним пленником топи стало больше.
— Скинь рюкзак, Галин! — крикнул эльф, и гном послушно сбросил с плеч лямки — но погружение его не замедлилось: напротив, похоже было, что подкормленная тушенкой трясина взялась за дело с удвоенной энергией.
— Брось топор! — просипел хоббит, безуспешно пытаясь вывернуться из хватки болота.
— Да чтобы я!.. — гневно взмахнул кулаками гном — и погрузился еще на несколько сантиметров.
— Брось, орочьи твои мозги!!! — проревел Грандуэль, рванулся на помощь — и провалился до середины бедра.
— Да стойте вы на месте, остолопы! Не двигайтесь! — рявкнул дядя Миша. — Так не выберетесь, вытягивать надо!
— Руби чего-нибудь! — гном выхватил из-за пояса топор и метнул в ближайшее к мужику дерево — элементарный бросок, на какой он был способен в три года.
Топор, наткнувшись в полете на толстый кривой сук, которого — Галин мог бы поклясться всеми чудесами Среднеземья! — не было там еще секунду назад, плюхнулся в покрытую ряской воду и ушел на дно.
— Едрить твою за кочерыжку! — дядя Миша отшвырнул корзину и метнулся по тропе в поисках подходящей ветки или деревца — но всё, на что натыкался его взгляд, было слишком тонким и хрупким или слишком толстым и невырываемым голыми руками в принципе.
— Вы там это… спокойнее! Не вожгайтесь, самое главное! — вспомнив, что кроме физической помощи бывает еще психологическая, мужичок остановился и успокаивающе выкрикнул: — Когда вожгаешься, она за пять минут тебя схарчит, а смирно будете стоять — может, целых полчаса протянете!
Утешенные таким образом фейри замерли, боясь двинуть не то, что руками — бровями.
— Ах, забодай тебя коряга… тут ведь и болота-то никакого нету… не было… утром еще… Городские, одним словом… чтоб их кошки драли… Свинья грязь найдет… — растерянно бормоча, Миша добежал по тропинке до края топи, вцепился обеими руками в кривую ольху толщиной с ногу и принялся ломать, яростно пыхтя и матерясь. Ольху ее местонахождение и состояние устраивало вполне, и ни выдираться, ни ломаться она не собиралась, хоть ты лопни.
Лопнуть дядя Миша не успел: борьба человека с деревом завершилась быстро и неожиданно. Малинник слева раздвинулся, и на проплешину выступил высокий кряжистый мужик в телогрейке и с бородой до пояса. На голове его была серая фуражка с зеленым околышем.
— Балуешь, Никитич? — незнакомец сдвинул брови, и Миша торопливо разжал объятья.
— Городские, Ляксеич! — поясняя, мотнул он головой через плечо. — В зыбун угодили, раззявы!
— А ты и рад деревья ломать, — неодобрительно прищурился лесник.
— Так ить… Ляксеич… сгинут ить!
— А не будут в лесу колобродить! — лесник ожег взором фейри, замерших в самых нелепых позах.
— Так они ж…
— Не знаешь, Никитич — молчи, — сурово приказал лесник и встретился взглядом с эльфом. — Муравейников они сегодня сколько подавили? Саженцев моих поломали? Кустарника потоптали да порубили всяческого? Прочей шкоды натворили? В гости пришли — так и ведите себя как в гостях, тогда гостями и будете! А ежели как шелупонь заявились ненужная — так пусть не жалуются, что как аукнется…
Эльф первый опустил глаза. За ним потупили взоры его товарищи.
— Мы не по злому умыслу, — не рискуя развести руками, Грандуэль виновато, но осторожно повел плечом. — Мы сожалеем.
— Очень! — жалобно и совершенно искренне поддержал его хоббит.
— Терпеть не могу лес — все время в нем что-то мешается, — упрямо буркнул Галин, погрузился в болото еще на несколько сантиметров, но извиняться и не подумал: — Подумаешь — пару деревяшек обломили…
Еще десяток сантиметров гнома ушли в трясину — оставив торчать наружу, похоже, самую умную его часть:
