Думаете, я из-за этого кудрявого недоумка так распереживался? Нет. Мальчишка - только вершина айсберга. Но именно он может стать последней каплей, которая утопит мой прохудившийся кораблишко…
Началось все месяца полтора назад. Я проснулся поутру с гудящей головой и обнаружил, что сижу в тюремной камере. Камера была знакома, я в Шасварском каземате частый гость. Только обычно я хотя бы частично помню, за какие грехи я туда залетел! Но в этот раз… Когда мне озвучили список моих ‘бесчинств’, даже бывалый тюремщик Тибор рот разинул: осквернение храма Матери Рассвета, пьяное безобразие в заведении мадам Шани и нанесение словесных оскорблений обер-офицеру Кишш Себастиану, собственному прямому начальнику!.. Я, конечно, не подарок, но уж вот так-то? Да, Себастиан та еще скотина, и ему я вполне мог нахамить. И даже немножко похулиганить в веселом доме госпожи Шани мог, хотя, если честно, там и не таких бузотеров видали… Но осквернить святые стены храма бульварной руганью?! Таких фортелей я еще не выкидывал. И очень сомневаюсь, что смог бы выкинуть вообще…
Однако проклятая память, убитая ночью двумя бочонками крепленой бражки, наотрез отказывалась воскресать. Так что пришлось признать свою вину - и понести заслуженное наказание… Думаете, на этом все кончилось? Как бы не так. Памятуя о прошлом печальном опыте, на следующей дружеской пирушке я ограничился всего двумя пинтами светлого. После чего ушел в казарму на своих ногах, будучи трезв, как стеклышко. И что же?.. Едва рассвело, в расположение нашего полка явился урядник с тремя подручными и предъявил мне новое обвинение: якобы капрал Иассир незадолго до полуночи ворвался в спальню уважаемой вдовы Фаркашне Каллаи Агаты и, ‘не чинясь, предложил пострадавшей то, о чем порядочный человек не смеет даже думать’. Означенная вдова подняла шум, сбежались слуги и соседи, но ‘охальник, напоследок обложив почтенных граждан словами, от которых краснеет даже бумага, успел скрыться’… Да я такой чудовищной лжи в жизни своей не слышал! Во-первых, офицерам Порубежной стражи нет нужды вламываться в дамские спальни - их туда обычно приглашают. Во-вторых, благородно рожденная госпожа Агата годится мне в прабабушки. Ну, и в последних - на момент указанных событий ‘возмутитель спокойствия’ и ‘ниспровергатель морали’ в моем лице уже мирно сопел в подушку, лежа на койке в родной казарме!.. Что за бред?!
Бред, не бред, а вдова Фаркашне Каллаи с пеной у рта уверяла, что именно мою ‘мерзкую рожу’ она видела в своей спальне. То же твердили ее слуги и соседи. Нетрудно догадаться, кому поверил урядник… Если бы не личное вмешательство капитана Лигети, я бы уже гремел кандалами где-нибудь на задворках империи. И это, заметьте, при том, что уж тут-то был совершенно ни в чем не виноват!
Но и это, увы, оказался еще не финал праздника. Не далее как позавчера нашу казарму посетила парочка дельцов с Хрустальной улицы. Как вы уже догадываетесь по названию - на сей улице располагаются в основном ювелирные лавки. И мои посетители были почтенными ювелирами в пятом поколении. Что же заставило двух уважаемых небедных господ посетить мою скромную обитель? Как выяснилось, я и заставил… Но до меня ни один, ни другой, так и не добрался. Молча выслушав претензии визитеров, вахтенный указал им пальцем на дверь и сопроводил свой жест парой не очень вежливых, но весьма убедительных слов. Дельцы возмутились, переглянулись и гордо удалились… А тем же вечером у ворот погранзаставы остановились лакированные дрожки, и адъютант генерала Ференци Шандора, соскочив с облучка, передал мне срочный приказ - незамедлительно явиться в особняк его превосходительства. А я что? Я пошел…
-Как это понимать?- генерал Ференци, захлопнув за моей спиной дверь рабочего кабинета, ткнул пальцем в стол. На нем лежали два вскрытых конверта.
-Не могу знать, ваше превосходительство!- честно отрапортовал я, прислушиваясь к затихающим в коридоре шагам адъютанта.
-И даже догадок никаких?- уже на полтона ниже рыкнул генерал.- Что ж, поясню!.. Это кляузы от двух известных всему городу ростовщиков. Кляузы на тебя. И мне очень интересно, что ты можешь сказать по этому поводу!
-Ничего,- все так же честно ответил я.- Понятия не имею, что я мог такого…
-Короче! Ты был вчера на Хрустальной улице?!
-Ну… как бы… если подумать…
-Айден!
-Был,- вздохнув, капитулировал я.- Ну, купил безделушку подруге на именины, и что с того-то?
-Купил, значит?!
-Отец, я не понимаю… Да, я вчера был на Хрустальной улице, искал подарок Арлете. Присмотрел сережки с бирюзой. И да, купил! А если этот прощелыга думал, что я не знаю, сколько они стоят на самом деле и возьму, не торгуясь… Я ему что, лопух деревенский?!
Генерал Ференци (‘папой’ его назвать у меня никогда духу не хватит, я и ‘отца’-то не так давно себе позволил) открыл было рот, потом подумал - и закрыл. После чего, не говоря ни слова, поднял со стола злосчастные конверты и протянул мне. Я взял. Вынул письма. Прочел…
-Да они совсем обнаглели?!
-Следите за языком, капрал Иассир,- сухо проговорил его превосходительство.- Вы не у себя в казарме… Так что, выходит, ростовщики мне солгали?
-Конечно!- моему возмущению не было предела:- Повторяю - я пришел в лавочку маэстро Пинхаса, с часок поторговался и купил серьги. А к почтенному Ашеру, который утверждает, что я спер у него сапфировый гарнитур, и к не менее почтенному Хиршу, которому я якобы этот самый гарнитур через полчаса перепродал, я вообще не заходил! Ни тогда, ни до того! Что я, стукнутый?.. У них же цены, как…
-Не заходил, значит?
-Нет!
-Но тебя видели вчера и там, и там. Причем не только сами ростовщики, но и другие покупатели… И среди них, между прочим, небезызвестный тебе капитан Лигети. Что ты на это скажешь?..
Я не нашелся с ответом. Ростовщики - еще куда ни шло, все мы знаем, что это за жулье! Но капитан? Человек, исключительно благодаря которому я в свое время не потерял чин, спасший меня от каторги и уговоривший вдову Фаркашне Каллаи сменить гнев на милость?.. Он врать не мог. И ему было незачем это делать. Но раз так, то…
-Отец, это не я. Ты ведь меня знаешь. Да, я не ангел. И, наверное, не лучший сын… Но я не вор!
Генерал задумчиво посмотрел на смятые листочки у меня в руках и покачал головой:
-Я уже не знаю, кому из вас верить, Айден. И что со всем этим делать - не знаю тоже. Факты свидетельствуют против тебя. К тому же, твоя репутация, увы, оставляет желать лучшего…
-При чем здесь моя репутация?! Я никогда не брал чужого!
-А женщины?- генерал приподнял бровь.- Чужие жены, стало быть, не в счет?.. И нечего глаза отводить, я не слепой и не глухой - и то, что добрая треть мужей Эгеса обзавелась ветвистыми рогами при твоем участии, мне известно!..
-Рогами - может быть… но я же их не грабил! И ювелиров тоже! Это поклеп!..
-И ты в состоянии это доказать?- мрачно поинтересовался отец.- Если уважаемые дельцы обратятся с официальной жалобой…
Его речь прервал торопливый стук в дверь.
-Я занят!- недовольно повысил голос генерал.
-Прошу прощения, ваше превосходительство,- донесся с той стороны сконфуженный голос адъютанта.- Но вам письмо… Посыльный сказал - срочное…
-От кого?- генерал, подумав, махнул рукой.- Да не топчись ты там, войди. Из штаба передали?
-Не могу знать, ваше превосходительство,- дверь приоткрылась, и адъютант генерала Ференци проскользнул в кабинет.- Только велено передать, что важное и лично в руки.
-Точно из штаба,- поморщился отец, принимая письмо.- Вечно разведут таинственность… Ступай! И больше не беспокой по пустякам.
Тот поклонился и исчез. Генерал покрутил в пальцах запечатанный конверт и потянулся за ножом для бумаг:
- Надеюсь, это не очередной донос на тебя, Айден. Потому что тогда…
Ну да, дальше можно не продолжать. Кажется, спета моя песенка. И самое обидное - ну ладно, был бы повод! А так? Может, по части морали и семейных ценностей я далеко не пример, но… воровать?! Да я ведь даже взяток сроду не брал, клянусь богами!..
И к приснопамятной вдове в спальню не лазил.
Другое дело, что репутация моя, действительно, кричит совсем об обратном… Я вздохнул и поднял взгляд на отца. В том, что ‘срочное письмо’ - очередной гвоздь в крышку моего гроба, я уже почти не сомневался.
И, увидев выражение лица генерала, только уверился в своих предположениях. Глаза его превосходительства, бегающие по строчкам, становились все больше и больше. По лицу метались тени. Зажатый в левой руке нож для бумаг упал на ковер… Ну, значит, точно всё. И из этого кабинета меня выведут под конвоем. Куда - не хочу даже думать.
- Значит, это правда?..- словно в забытьи, пробормотал отец. И, выпустив из рук исписанный убористым почерком лист, тяжело опустился на стул. В комнате повисла тишина. Я опустил плечи.
