— Как будто это были мы и не мы одновременно. В памяти осталось только плохое, а язык сам собой молол одни гадости, — с содроганием вспоминал Венька. — И главное, поссорились-то из-за такой ерунды, что сказать тошно!
— Из-за какой? — заинтересовалась любопытная Лукьяна, но парень только поморщился, дескать, отстань, противная, и без тебя муторно.
— Ну его к лешему, золото это! Нехай другие дураки ищут! — махнул рукой Сенька.
Хвала Пресветлой, хоть парни и здорово помяли друг друга, но обошлось без серьёзных травм, отделались ушибами и ссадинами, да ещё Сенька подвернул ногу, когда упал в подклет, а Венька оцарапал плечо о гвоздь. О возвращении в таком состоянии домой — ночью, по плохой дороге — речи не было, решили переплыть озеро и заночевать в поле, но тут вдруг заартачился Арвиэль, дескать, делайте, что хотите, а я останусь здесь.
Само собой, одного в проклятом хуторе его не бросили.
Солнце уже скрылось. Арвиэль представил, как оно, сладко зевнув, падает в заботливо переплетённые ветви яблонь и груш, точно в гамак, а те передают его спрятавшим колючки ароматным малине да терновнику, и, наконец, оно укладывается в мягкой, им же самим согретой траве. И заброшенный сад до утра хранит его покой.
Кладоискатели стали готовиться к посиделкам у ночного костра. Эртан пошёл за дровами, Лесовята мужественно вызвались собрать хоть какой-нибудь урожай по кромке сада (только и слышалось «Брат, давай подсажу!», «Брат, осторожно, там змеюка!»), а девочки соображали романтический ужин. Медовухи было мало, но много и не требовалось.
Арвиэль снова спустился к озеру. Он не был уверен, что днём действительно слышал здесь песню. Быть может, сам придумал мотив и слова сочинил, но аватару отчаянно хотелось узнать продолжение. Почему-то ему казалось, что это очень важно.
Эльфы воспринимают мир не органами чувств, как люди, а словно пропускают его через себя вплоть до крохотной былинки. Крылатых оборотней же Пресветлая одарила ещё и звериной способностью различать и выбирать одно-единственное — искомое — из сотен и тысяч похожих оттенков цвета, запахов, звуков. Родители Арвиэля слишком рано ушли в Хрустальные Чертоги, и за десять лет жизни в родной семье мальчик мало чему успел научиться, но сейчас он попытался вспомнить мелодию той песни как можно чётче и возродить её в своём сердце. Кого же он слышал?
Ветер и лёгкую зыбь на воде.
Шёпот плакучих ив и ольхи.
Синиц, дроздов, соловья.
А вот запела и зарянка.
Кузнечиков и стрекоз.
Пчёл, но это не всё…
Ах, конечно!
Роса… Он слышал росу…
Увидал ту деву князь,
Увидал ту деву князь,
Осадил коня гнедого
И подходит, не таясь…
Она подошла со спины, обняла его и положила голову на плечо.
— Да, Майя?
— Ты сказал, что не любишь меня. Это правда?
— Ты мне очень нравишься. Это — правда.
Майя усмехнулась.
— Ты же мастер говорить загадками и увиливать от прямого ответа. Так мог и сейчас обмануть.
Арвиэль развернулся лицом к девушке.
— И ты бы мне поверила?
— Кто знает… — она отвела взгляд. — Когда родители отправили меня к дяде на каникулы, я думала, что зачахну в этой глуши. Я взяла книги, шитьё… И первым, кто мне встретился, был ты. Помнишь, у ворот?
— Ещё бы! — рассмеялся Арвиэль. — Ты стала третьей за последние пару лет, кто поставил на проходном листе подпись, а не закорючку.
— А я помню, как ты мне улыбнулся и сказал: «Добро пожаловать в Северинг, сударыня Майя!» И мне вдруг стало хорошо-хорошо… Арвиэль! — голос Майи окреп и зазвенел. — Я не хочу спрашивать, будешь ли ты меня ждать, потому что сама не знаю, вернусь ли на следующий год. Просто вспоминай меня хотя бы изредка.
— Можно и не изредка…
«Быть тебе моей женой,
Быть тебе моей женой,
Станешь в тереме княгиней,
Поезжай сейчас со мной…»
— Шушеля ма-ать… — простонал парень, нехотя отстраняясь от Майи. Ну что за безобразие?! То девушка не даёт песню дослушать, то песня девушку не даёт доцеловать.
— Ты чего? — Майя ещё не решила, обидеться, рассердиться или посочувствовать больному на голову Арвиэлюшке, поэтому вопрос звучал спокойно.
— Не слышала ничего… ммм… необычного?
— То ли ты меня снова обозвал, то ли я плохо целуюсь, — фыркнула девушка.
— Нет, ты просто чудо! — искренне сказал аватар. — Но мне нужно срочно кое-что проверить… — уже на бегу Арвиэль обернулся. — Продолжим вечером, лады?
Майя развела руками.
— Ну, лады…
(Парень уже не видел, как подружка с задумчивым выражением лица возвращается к костру, дабы околотками выспросить у девочек, не случалось ли Арвиэлюшке беседовать с поленницей о вечном или гонять метлой со стен крапчатых бесиков.)
Эртан увязался с приятелем, дескать, нечего в одиночку по бесовской хате блуждать. Арвиэль был уверен как раз в обратном, однако спорить не стал. Друзья добрались до середины ветхой опасной лестницы, когда тяжёлое сопение за спиной аватара стало зловещим. Пришлось остановиться.
— Ты чего на меня так сердито молчишь?
Орк колупнул когтем стену, цыкнул клыками:
— Да вот думаю, чего это ты днём на мой дух намекал, дрружище? Ксанку вполне устраивает, а тебя от меня ворротит, что ли?
«Да-да-да! Ты — вонючий, грубый, неотёсанный орчина! Сдохни же, сдохни!» — злорадно подсказывал дом, но Арвиэлю удалось сдержать не только язык и кулаки, но даже интонацию, и парень миролюбиво предложил:
— Эртан, иди лучше за огнём пригляди, а то у Лесовят он опять на хворост перекинется, и получится у нас два костра, а ночью — шиш. Я тут не заплутаю и сам себя тоже не убью, даже если дом будет очень настаивать. А представляешь, что будет, если мы с тобой тут подерёмся?
— Что будет — не знаю, а вот хуторра точно не будет, — подумав, хмыкнул орк.
Дальше оборотень поднимался в одиночку. В одиночку — да. Но не один. Воздух, казалось, загустел мучным киселём, стены жалили точно утыканные иглами, скрип каждой ступеньки почти невыносимо резал слух — дом буквально сочился злобой, но ничего не мог поделать с непрошеным наглым гостем.
Волки сильные. И очень, о-о-очень выносливые.
После коронного побега Веньки от Лушки дверь так и осталась распахнутой настежь. Бегло осмотрев с порога терем и придя к выводу, что для красной девицы он точно не годится, аватар зашёл внутрь.
Терем оказался не совсем теремом. Кроме красного окна на «лице», обращённом к озеру, вообще никаких окон не было, а единственная дверь выходила на крохотную площадку, огороженную обвалившейся балюстрадой со стороны лестницы и глухими стенами — с двух других. Выяснилось, что остроконечные башенки-смотрильни снаружи терема чисто декоративные, и изнутри проходов в них изначально не прорубали, а дыры в стенах появились уже во времена кладоискателей. При строительстве комнату зачем-то скруглили по периметру, забив углы досками. Сейчас же эти доски валялись на полу, а брёвна, к которым их некогда прилаживали, щетинились гвоздями и занозами. В общем, помещение выглядело на редкость неуютным, да, видимо, в нём и не жили: если на первом этаже ещё сохранились хоть какие-то следы отделки и убранства, то здесь — ничего. Пустая пыльная комната, где даже в солнечный день будет править полумрак.
— Будь я колдуном, мне бы здесь понравилось, — вслух пробормотал Арвиэль.
«Кхе-хе-хе-хе-хе…» — проскрипело в ответ в дырявой кровле.
— Да не нужно мне твоё золото! Отвянь!
Парень уже начал спускаться, когда педантичность, прививаемая отцом маленькому Арвиэлю, одержала верх над стражницким раздолбайством. Скрипнув зубами, аватар вернулся и громко закрыл дверь. Вот так!
Так-то так, да не там…
Арвиэль тихонько присвистнул.
Со стороны площадки на двери пузатилась толстенная петля из отличной гномьей стали. На одном с ней уровне кусок косяка оказался выломан.
Арвиэль знавал людей, которые запирают на ключ даже внутренние двери дома. Например, ростовщик Демьян таким образом уединялся с бутылочкой в кладовой, спасаясь от стервы жены.
Но вешать амбарный замок снаружи?!
Кого прятал в тереме Лапа? Или что?
* * *
В середине скошеня ночи уже по-осеннему зябкие, и оттого у костра особенно уютно. Обнять того, кто рядом, прижать к себе покрепче и вдвоём глядеть на рыжий беспокойный цветок; горящая пыльца срывается с лепестков и в хороводе летит ввысь, а там — своя свистопляска. Небесный полог кружится, прощаясь с летом, и звёзды сыплют как бусины с пояса ярмарочной танцовщицы — только успевай ладошку подставить да желание загадать. Желаний у смертных много, но звёзд ещё больше, на всех хватит. И неважно, кто ты — человек, орк или последний из рода аватар, для неба все равны, небо всех любит поровну. И всё оно видит и слышит. Скользит по озеру туман, обнимая стволы прибрежных ив, растекаясь по низине сонным облаком. Дышит на ветру старый сад, и его изломанная луной тень поглаживает обветшалую стену дома, точно успокаивая. Далеко-далеко, за озером, за рощей, за полем, за трактом запели волки.
