— Жак! Ты просто гений! — восклицаю я. — Это невероятно! Лучше было бы только вживую.
— Вживую точно лучше, — соглашается ведун. — Кстати, кажется веселье уже в полном разгаре. Идемте вниз?
Вниз. Слово звучит как приговор. И куда-то сильно вниз падает мое сердце от предвкушения встречи с Аресом. Интересно, а он уже здесь?
По лестнице спускаюсь, отчаянно труся. Ну что за глупость? Откуда это странное волнение. Почему я не знаю, куда деть руки и то хватаюсь ими за перила, то порываюсь поправить подол платья? Надо было их чем-нибудь занять. Например, прихватить с собой бокал «Блюмен-тора» что ли?
Кстати! А существует ли формула, по которой можно рассчитать скорость «осмеления» по отношению к опьянению? Если нет, надо бы, пожалуй, вывести…
Едва задумываюсь о переменных, которые для этого понадобятся, как лестница коварно заканчивается, и я обнаруживаю себя на последней ее ступени посреди переполненной таверны. Шумно, приглушенный свет магических светильников меняет цвет под музыку, бросая разноцветные блики на лица девушек и парней. Адепты устроились за барной стойкой, где жилистый бармен едва успевает наполнять бокалы, сидят за столами, кучкуются по укромным и не очень углам. Там и сям то и дело раздаются взрывы хохота, а музыканты наигрывают бодрую разухабистую смутно знакомую мелодию, давая Гасу время передохнуть до следующей песни.
Некромант тут же нас замечает, как будто бы только и ждет нашего появления. Машет рукой со сцены и указывает на ближайший к вип-стол, где еще остались свободные места, и отходит к своим музыкантам, принимается что-то втолковывать. Присутствующие замечают это, головы поворачиваются в нашу сторону, чтобы поинтересоваться, кому это там Тамбертон-Экрю уделил свое звездное внимание?
Неожиданно ко мне вдруг оказываются прикованы едва ли не все взгляды. Разговоры затихают, им на смену приходят приглушенные шепотки и сдержанные и не слишком восклицания. Никто, ожидаемо, без чувство не попадал. Здесь и кроме меня достаточно красивых девушек, но чувствую я себя все равно некомфортно. Мне не первый раз выступать перед толпой. Доклады на уроках или показательные практические занятия, дуэль на худой конец, за которой наблюдала почти вся академия.
Но все равно не привыкла я, чтобы на меня вот так пялились. Рассматривая меня как антикварный предмет. Девушки оценивающе и со скепсисом, парни… Ну… Тоже оценивающе.
Мой взгляд скользит по столам в поисках одного конкретного, но Ареса нигде не видно. Вдруг одна из адепток, едва узнаваемая под густым слоем подкрепленного иллюзией макияжа и в ультра-коротком бордовом платье, выпучивает глаза и хватается за живот. А потом и вовсе вырывает руку у своего кавалера и несется прочь, расталкивая возмущенных людей. Вслед за ней, издав сдавленный писк, отправляются еще две девицы. Еще одна оторопело таращится, вскрикивает и выплевывает живую лягушку, после чего оседает в обморок.
— Ах, да, — раздается позади меня голос проклятийницы. — Совсем забыла, на платье осталось плетение против недобрых языков и дурных взглядов, — ее фраза попадает четко в момент образовавшейся тишины, когда даже музыканты на мгновение перестают играть.
Глаза ближайших к нам адепток разодетых точно на королевский бал, надо видеть. Но произошедшее не выходит за рамки ежедневных каверз, которые в академии не редкость, так что остальные не слишком уж и удивлены, да и музыка тут же заиграла вновь, а Гейл пояснила, наклонившись ближе:
— Мои троюродные сестры те еще, мымры. Любят перемывать мне косточки, а при случае и в проклятьях потренироваться. Вот и приходится отвечать тем же, — проклятийница слегка сдвигает на нос очки, и народ тут же инстинктивно раздается в стороны, пропуская нас к столику.
— Ты неподражаема! — тихо восхищается Жак, который не скрывает своей влюбленности, но держится подчеркнуто на расстоянии, ничем не выдавая тот факт, что они близки.
— Гейл! — выдыхаю с укоризной, — Надо было… — и тут же забываю все, что хотела сказать, когда взгляд натыкается на Люсиль Берки в блестящем точно водная гладь под луной черном платье, какого-то лысого йарха устроившуюся за тем же самым столом, куда мы направлялись.
Рядом с Аресом!
Светлый сидит к нам спиной, но, словно почувствовав мой взгляд, слегка наклоняет голову. Вряд ли он так меня видит, но все же начинает подниматься из-за стола. Медленно и без суеты отодвигает стул и наконец поворачивается, опаляя меня взглядом почти черных при таком освещении глаз, в которых отражаются теплые отблески магических огней.
Вездесущий! Наверное, каждая девушка втайне мечтает, чтобы на нее вот так посмотрели хотя бы разок!
А как же он хорош в этой черной рубашке, обтягивающей могучие плечи и развитый торс, сквозь небрежно расстегнутый ворот видна грудь, покрытая темными волосками, подкатанные рукава открывают сильные предплечья. Светло-голубые джинсы сменили боевические кожаные штаны, но подчеркивают стройные ноги ничуть не хуже. Подборок покрывает легкая щетина, придавая светлому слегка бандитский вид.
Хорош! Невероятно хорош! От такой диковатой мужской красоты аж горло перехватывает и ладошки потеют, а в ногах образуется предательская слабость. И что-то мне кажется, что я до него недотягиваю, и платье уже не кажется таким красивым…
Сомнения наваливаются скопом. Едва сдерживаюсь, чтобы не сбежать. Не знаю, что именно помогает собраться в последний момент и придает уверенности. То ли выпитый «Блюмен-тор» наконец дошел до нужного места, или же так подействовал снисходительно-покровительственный взгляд Люсиль Берки, которым та меня мерит?
Поднимаю повыше подбородок и так же размеренно шагаю навстречу светлому, затылком ощущая, как приотстают Гейл и Жак. Останавливаюсь только когда до Ареса остается полшага. Нет, чуть раньше, но он делает еще один и оказывается намного ближе, чем рассчитывала. Коварный и подлый прием!
Собираюсь выдать что-нибудь дерзкое. Ну или просто ехидно поинтересоваться, нравится ли ему мое платьице? Или, на худой конец, спросить, не связал ли он себя и с Люсиль тоже, а то как-то подозрительно часто блондинка номер один обнаруживается рядом. Но вместо этого просто вдыхаю полной грудью теплый мужской запах и молчу, а волнительная, никому не заметная внутренняя дрожь пробегает по телу.
— Я снова хочу тебя целовать, Ирис. Очень, — тихо выдает Арес вместо приветствия, легонько проводит ладонями по моим обнаженным плечам, и все мои мысли словно теплым ветром уносит.
Именно в этот момент музыканты начинают играть совсем другую мелодию. Новую. Плавную и совершенно незнакомую. Петь начинает Даяна Кранк, пока Гас стоит в сторонке в своей излюбленной позе, наклонив голову и будто спрятавшись за упавшими на лицо волосами.
Я смогу разрезать на куски свое сердце.
Я с корнями вырву из него всю любовь к тебе.
Я не стану даже мстить — нету смысла.
Я не мщу пустым местам — их просто нет.
Я не стану плакать в ночь — слезы слишком ценны.
Не стану пить вашу кровь.
Не хочу смотреть назад — прошлого больше нет.
Я направлю взор вперед — туда, где занимается рассвет.
Ветер свежий унесет мою боль.
Я не с тобой, Я не с тобой. Я не с тобой…
Некромантка творит настоящую магию своим голосом, а слова песни настолько западают в душу, что я невольно отрываюсь от Ареса и шагаю вперед — ближе к сцене. Светлый рядом, его теплая рука ложится на мою талию.
Даяна поет так, словно действительно испытывает боль, даже слезы блестят в ее глазах. Все-таки есть что-то надрывное в этих ребятах, которые из-за своей магии то и дело вынужденно заглядывают за грань жизни и смерти. Отсюда и специфические шутки, и вот такие, рвущие души в клочья, песни…
