Елена Звездная - Все ведьмы рыжие, или Будь моей ведьмой[СИ]

Мы все переглянулись — что лица-морды-клювы, что руки-лапы-крылья, все томатным соком перемазанное.

— Убили и съели! — рассмеялась я.

— Так убили то кого? — богатырь хмыкнул. — Болота-то кругом.

— А почему сразу мысли темные про меня? — возмущался монструозный конь. — Твоя вон мордаха уся как есть в кровище-то!

— А мне по статусу положено крови вражей испить, — важно ответил богатырский конь, — на меня и плохого-то никто не подумает, не то, что о морде твоей черной.

— Не ссоримся! — прикрикнула я на обоих, и тоже за вторым куском пиццы потянулась.

А вот съесть вторую порцию мне не дали.

Дикий вой раздался первым! Затем задрожало все вокруг! Рев, сногсшибательный и злючий! Грохот! Треск!

В следующее мгновение с моей избушки сорвали крышу! И мгновенное посветление сменилось моментальным затемнением, потому что в открывшееся окно в небо, сунулись три пылающие огнем головы с горящими алыми глазами!

Сунулись и оторопели!

— Гад? — потрясенно вопросил богатырь. — А ты… ты…

Что-то грохнулось! Как оказалось это чудовище о трех головах с размаху село наземь, и все это в процессе потрясенного глядения на нашу дружную компанию.

— Гад, ты чего? — удивился Ирод.

— Ик, — выдала одна из голов монстра.

— А я… — промямлила вторая.

— Так я… — третья.

— Бабуль примчалась… — снова первая.

— Орет про погибель твою… — вторая.

— Да что жрут тебя, почем зря-то, — третья.

Наша монстро-убийственная команда переглянулась… Я подумала, и протянула кусь пиццы ближайшей голове, с вопросом:

— Будете?

— Да, спасибо, — отозвалась первая бошка и хряпнула кусок, я едва руку забрала.

— И мне, пожалуйста, — вторая подключилась.

— Тоже не откажусь, — это третья.

Стратегические запасы пиццы стремительно уменьшились.

И тут богатырь встал, и чин-по-чину:

— Красна девица Маргарита, знакомьтесь, друг мой давний, товарищ боевой, Гад Змеевич Третий!

Молча вылезла из-за стола, сделала книксен и пробормотала:

— Приятно познакомиться.

Сверкнула молния. Ослепительно так! Затем земля задрожала, и почти сразу распахнулась дверь, пропуская статного молодца лет так за двадцать, в темно-зеленом кафтане и с озорной улыбкой во все тридцать два! И вот это чудо, в миг очутившись рядом, склонилось, схватило мою перепачканную томатом ручку, облобызало половину кетчупа сказочного производство и молвило:

— Мне тоже очень приятно познакомиться!

Это хорошо, что богатырь сзади стоял, он-то меня и подхватил, иначе бы я тоже наземь грохнулась. А так оказалась в сильных мужских объятиях.

— Ручонки то прибрал, — словно ни к кому не обращаясь, произнес кот.

— А то поотрубаем ручонки-то! — кто б ждал такой кровожадности от мирной Курочки Рябы.

И тут засвистел воздух, загудела земля, завыл ветер!

И мы все увидели в небе черные приближающиеся точки.

— Бабулечки, — умильно сообщил Гад. — За тебя, Иродушка, сражаться будут, за внучка любимого.

Внучок густо покраснел и не только под кучерявой бородой. А я ему посочувствовала — нет, ну если столько бабок иметь, так точно никогда не женишься.

А Яги подлетели, закружились черным вихрем, удостоверились что живы все, да и пошли на снижение…

— Все, пропала наша пизза, — грустно сказал Колобок.

— Это ничего, зато они нашей Риточке помочь смогут, — Кот Ученый лапы облизнул, да и пошел гостей встречать.

С бабаЁжками мы знакомились круто:

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Яга.

— Баба Рита… тьфу ты, в смысле Рита, — скромно представилась после всех я.

И глазки в лужицу, потому как под взглядами ведьминскими жутковато было. Кстати вокруг этой лужицы с тремя прифигевшими от явившейся компании лягушками и одной кувшинкой, мы и расселись. На валунах, которые по мановению руки первой бабы Яги повылазили на свет. Так что теперь у нас был местный Стоун Хенч, правда размером по менее и под седалищные места приспособленный. А шагах в трехсот от нас Гад Змеевич, богатырь и все наши ремонтировали крышу избушки, ну и некоторые пекли вторую пиццу.

А я сижу под внимательными проницательными взглядами, и смотрю в лужу… Оттуда на меня округлившиеся глаза лягушки… Может царевна, а? Сидит, стрелу от Ивана-царевича дожидается, а туточки конкуренция солидная — бабы Ёжки они ведь не старые совсем.

Первая, вторая и четвертая — едва ли лет по пятьдесят. Третья, пятая, шестая, седьмая и девятая — лет по сорок, моложавые еще. Остальным максимум тридцать. Красивые все — волосы темно-рыжие, глаза зеленющие, как листья кувшинки вот этой, кожа молочно-белая с розовым румянцем, и фигурки темными платьями обтянутые — закачаешься. Вот будь я на месте Ивана-царевича такой сюрпрайз как лягушка-царевна и не рассматривала бы… А еще подумалось мне, что вот не зря, ой не зря любвеобильный Гад Змеевич ёжек на болотах своих привечает…

— О чем задумалась? — вопросила одна из Ягусей.

А первая, самая суровая, взяла метлу свою, оземь ударила, и стала метла тонким прутиком. Протянула она тот прутик, коснулась поверхности лужицы, да и молвила:

— А сейчас узнаем-выведаем. Про мысли твои все углядим!

И только она это сказала, как покрылась рябью лужица, да экраном стала! Экраном плазменным жидкокристаллическим! А там… и сверху! И стоя! И быстро-быстро! И с боку! И сзади! Вся лягушачья камасутра!

Я покраснела, ведьмы потрясенные взгляды с меня на лужу и обратно, а старшая нахмурилась и вдруг приказным тоном:

— А ну брысь!

Три лягушки выпрыгнули из лужи. Первая откровенно ржала, держась за пузико зелеными лапками, вторая с убийственной рожей мчалась за третьей. А третья мотала прочь, но с такой похабно-счастливой лыбой на морде!

— Какие лягушки развратные пошли, — задумчиво глядя вслед парочке, произнесла одна из Йожек.

— И не говори, — вступила в разговор молоденькая, — давеча случай был — Иван-царевич, честь по чести стрелял, и стрела в соответствии с договором в болото. Он за ней, он через степи и леса, он через реки и горы! Прискакал и что видит!

— Что? — заинтересованно выдохнули Яги.

— Василиса его с животом сидит! — возмущение бабы Йожки было не шуточным. — С животом! На девятом месяце! Как вам?

Все руками развели, одна из сорокалетних задумчиво:

— А чему удивляться? Вот ты только что сама видела, о чем рядовые лягушки думают и это за месяц до брачного сезона! Похабник!

— Да ладно, — вступила в разговор одна из молоденьких. — Видала я того Ивана — тормоз он. Небось, за стрелой не мчался, а ехал неспешно годика два, тут уж у любой Василисы терпение кончится! Так что поделом ему!

Сижу потрясенно слушаю! Ну нифига себе у них тут аниме моралес!

А первая баба Яга как тихо так, но очень властно:

— Хватит! Не о том разговор сейчас, не за тем встретились. Об ином и рядить будем!

И снова прутиком в воду, да со словами:

— За горами, за весями, за взглядами, за сплетнями, за страхом, да за отвагой, отыщи правду истинную, глубинную, в глубине души скрытую… Покажи нам страх, самый страшный из страхов…

И пошли круги по воде… а следом мигнуло да проявилось изображение… и улыбаться я перестала…

Потому что там была я. В мои пятнадцать лет. С хвостиком, зареванными глазами и в старенькой линялой пижаме, сжавшаяся и обнявшая колени руками я сидела на полу под дверью… А там плакала мама. Ночью, в подушку, чтобы мы не слышали… И я ничего, совсем ничего не могла сделать…

— Нет твоей вины, — вдруг сказала первая баба Яга, — каждый сам судьбу выбирает, за судьбу свою и ответственность несет. Мать твоя могла о муже-изменщике забыть, счастье с другим построить, мечты добиться, да выбрала долю горькую. Она жалость к себе лелеяла, она обиду хранила, она избрала путь свой, не ты. Могла бороться, могла забыть, а выбрала слезы. Ее выбор, не твой.

Я вскинула голову и посмотрела на бабу Ягу. В ее глазах было сочувствие, но была и уверенность. А еще поддержка, незримая, но такая ощутимая. И я вдруг почувствовала себя легче. Мне стало легче… Действительно легче, словно груз какой-то с плеч упал и спина распрямилась.

И Яга кивнула, словно чувствовала каждую мою эмоцию, улыбнулась и вновь произнесла:

— За горами, за весями, за взглядами, за сплетнями, за страхом, да за отвагой, отыщи правду истинную, глубинную, в глубине души скрытую… Покажи любовь самую чистую, самую светлую…

И пошли круги по воде… а следом мигнуло да проявилось изображение… И я улыбнулась.

Потому что там был Ромочка. Тот каким я увидела его впервые — маленький, пальчики крохотулечки совсем, носик смешной такой и глазенки серьезные-серьезные.