«Ну да, все как у людей, – устало подумал я. – И как, интересно, получается, что такие примитивные ребята достигают блестящих успехов в прикладной магии? Понять, что все суета сует и томление духа у него ума не хватает, зато наворожить с три короба, чтобы заполучить меня в свой камин, – всегда пожалуйста!»
Мне снова стало жаль себя, но я взял себя в руки и успокоился. Спокойствие вышло тяжелое, равнодушное, безрадостное, но это настроение было наилучшим из возможных вариантов.
Сейчас мне требовалось не сердцем трепетать, а выработать стратегию поведения. Пучеглазый Рандан ждал от меня совершенно немыслимых чудес, совершить которые я был не способен. В то же время он ни на йоту не сомневался в моем могуществе, и это давало мне некоторые преимущества. Оставалось понять, смогу ли я убедить его отправить меня обратно домой – например, под тем предлогом, что мне требуется взять там бланки приходных ордеров, необходимых для оптовой закупки такого количества высококачественных душ.
– Ты сделаешь это для меня, Маггот? – с надеждой спросил Таонкрахт. – Знаю, я прошу о многом, но твой пламенный взор свидетельствует, что тебе под силу и не такое.
«Мой пламенный взор свидетельствует о том, что я хочу набить тебе морду, – устало подумал я, – и еще о том, что у меня со страшной скоростью едет крыша – эх ты, провидец хренов!» Но вслух я этого говорить не стал: мой новый приятель Таонкрахт производил впечатление опытного драчуна, а у меня никогда не было таланта к рукопашному бою.
– Я обдумаю твою просьбу, – сказал я Таонкрахту. И ехидно добавил: – Боюсь, ты что-то напутал, когда читал свое заклинание.
– Почему ты так говоришь? – встревожился он.
– Потому что я не испытываю никакого желания тебе помогать, – объяснил я. – А когда я не испытываю желания что-то сделать, я этого не делаю.
– Да, я мог ошибиться, – сокрушенно признал Таонкрахт. Он так разволновался, что отхлебнул добрый глоток своего пойла прямо из кувшина. – Я перебрал столько древних заклинаний в надежде найти среди них действенное… Скажи, я могу как-то вернуть себе твое расположение?
Его слуги тем временем вернулись, поставили на стол несколько сосудов с водой и, глупо ухмыляясь, полезли обратно под стол, в соответствии с требованиями дворцового этикета.
Я наполнил горячей водой здоровенную пиалу и сделал осторожный глоток. Если закрыть глаза и напрячь воображение, вполне можно внушить себе, что пьешь очень слабый несладкий чай – все лучше, чем ничего!
– Так что я могу сделать, чтобы ты проникся желанием выполнить мою просьбу? – настойчиво спрашивал Таонкрахт. – Неужели тебя не прельщают души моих слуг?
– Маловато будет! – ухмыльнулся я. – Какая-то пара сотен – нашел чем удивить.
– Я могу добыть больше! – Таонкрахт снова приложился к «сибельтуунгскому черному», звучно рыгнул и пообещал: – Сделаем! Мои соседи меня боятся. Если я потребую, чтобы они…
– А это кто такой? – перебил я его.
В зал вошло совершенно невероятное существо. Представьте себе человека, одетого в своеобразную паранджу до колен, сшитую из толстого войлока, этакий серый холм на худых ногах, обутых в матерчатые сапоги, с сумрачно-серьезным лицом, выглядывающим из овального отверстия в соответствующем месте.
– Здесь никого нет, – Таонкрахт огляделся по сторонам. – Тебе примерещилось, – решил он.
– Ничего себе – примерещилось! – возмутился я.
Меньше всего на свете мне сейчас хотелось, чтобы этот живой холмик оказался галлюцинацией. То, что мне волей-неволей приходилось принимать в качестве реальности, было способно свести с ума и без дополнительных наваждений. Я ткнул пальцем в сторону войлочного незнакомца и спросил:
– А это что за палатка на ножках?
Услышав меня, диковинный экспонат поспешно ретировался, а Таонкрахт непонимающе уставился на меня.
– Что ты имеешь в виду? Я никого не видел… А как он выглядел – тот, кого ты увидел?
– Я же говорю – палатка на ножках… Такой серый войлочный холм с дыркой, из которой выглядывала чья-то любопытная рожа.
– Да ведь это был Габара! – Таонкрахт смотрел на меня с суеверным ужасом. – И ты его увидел! Ты воистину всемогущее существо!
– Еще бы я его не увидел! Неужели ТАКОЕ можно не заметить?
– Да ведь он же невидимый, – упавшим голосом сказал Таонкрахт. – Все Габара в совершенстве владеют этим искусством.
– Так это был человек-невидимка? – развеселился я.
По всему выходило, что Таонкрахт действительно не видел войлочную «палатку». И не потому, что перебрал сибельтуунгского черного, а потому, что это каким-то образом согласовывалось с загадочными законами местной природы.
Я насел с расспросами на своего единственного информатора:
– А кто такой этот «Габара»? И почему он тут бродил?
– Соглядатай, – мрачно сообщил Таонкрахт и снова потянулся к кувшину.
– Чей соглядатай? Соседский, что ли? – усмехнулся я. – Сейчас расскажет твоему соседу, что ты раскатал губу на души его слуг?
– Ты что, какие соседи! Габара – это служитель касты Сох[9]. Они соглядатайствуют по приказу Ургов.
– Тех, которые оставили вам «правильный огонь»? – заинтересовался я. – А кто они такие? Местные правители?
– Да нет, если бы правители! Я сам правитель на своей земле. Они скорее сродни тебе или даже Ему, – Таонкрахт ткнул пальцем в направлении неба. Насколько я понял, он имел в виду бога, но не решился произнести это слово в моем присутствии. А я-то полагал, что человек, живущий под тремя солнцами, должен быть свободен от суеверий.
– Урги уже давно исчезли с лица земли, покинули этот мир, но они всегда рядом… Одним словом, Урги – это Урги, – Таонкрахт перешел на свистящий шепот. – Плохо, что они уже пронюхали о тебе. Хотя… Ха! Жизнь – это борьба! Не было еще такого, чтобы настоящий альганец не договорился с Сох. А если договорился с Сох, считай, что договорился и с Ургами. Забудь о нем.
– Океюшки, – вздохнул я, – поверю тебе на слово.
– Но как, однако, ты его углядел! – снова изумился Таонкрахт. Покачал головой и в очередной раз приложился к кувшину. По моим подсчетам, он уже выдул не меньше литра своего крепкого пойла, и ничего, только рожа еще больше раскраснелась. Вот это я понимаю – великий чародей.
– А давай сделаем так, – осторожно предложил я. – Ты прочитаешь какое-нибудь заклинание, чтобы я вернулся назад, а потом, когда ты договоришься с этими ребятами – Сохами, Ургами и остальным начальством, я вернусь. Возможно, к этому времени мое настроение переменится, и мы сможем договориться.
– Но я не могу тебя отпустить! – растерялся Таонкрахт. На его раскрасневшейся роже появилось выражение неподдельного ужаса, но он быстро взял себя в руки и решительно помотал головой для пущей убедительности.
– Как это – не можешь? – опешил я. Нельзя сказать, что я действительно надеялся так легко его уговорить, но разочарование оказалось совершенно сокрушительным, как удар под дых. – Скажи прямо, что не хочешь.
Я старался говорить сердито, но боюсь, мой голос дрогнул от отчаяния.
– Я не могу отпустить тебя, пока мы не закончим сделку, – объяснил чародей. – Если демон не выполнит то, ради чего его вызвали, освобождающее заклинание не подействует.
Надо думать, на моем лице появилось выражение, не вполне подходящее для иллюстрации притчи о всеобщей братской любви. По крайней мере, заглянув мне в глаза, Таонкрахт торопливо добавил:
– А если демон убьет чародея, который его призвал, он навсегда останется в этом Мире, поскольку некому будет его отпустить.
– Врешь небось, – устало сказал я. – Ладно, ври, пока можешь.
– А может быть, ты просто даруешь мне бесконечно долгую жизнь и могущество, прямо сейчас? И сразу же отправишься туда, откуда пришел, – предложил этот прекрасный человек, звучно отхлебнув из своей посудины. – Триста душ тебе хватит?
– Мало, – твердо сказал я. – Могущество – это тебе не хрен собачий… Слушай, я устал. Я хочу остаться один. Мне нужно подумать.
– Я отведу тебя в лучшие покои этого замка, – согласился он.
– В лучшие не обязательно. Я хочу остаться в той комнате, где я провел ночь. Если уж там горит «правильный огонь».
Таонкрахт едва заметно скривился. То ли комната была нужна ему для иных целей, то ли он сожалел, что был со мной не в меру откровенен, когда рассказал про огонь, то ли планировал поместить меня в такое помещение, откуда мне не удалось бы выйти без его помощи. Черт знает, что творилось в его безумной голове!
– Там тебе будет неудобно, – наконец сказал он. – Там нет даже кровати.
– Ну, прикажи, чтобы ее поставили. Я так хочу.
Я еще и сам не знал, почему решил поселиться именно в той комнате. Просто доверял инстинкту, который требовал, чтобы мое драгоценное тело оставалось на обжитой территории и не совалось в незнакомые места.
